— Туше! — крикнул, резко выдохнув, он и отшагнул назад.
Второй тур они сходились осторожно, как два кота, готовых вот-вот броситься навстречу друг другу. Палки постукивали кончиками или делали обводные финты, уходя от соприкосновения и пытаясь найти брешь в обороне.
Александр чувствовал тяжесть меча и с удовольствием ощущал, как эта тяжесть передаётся его телу, а тело, сопротивляясь напрягает мышцы, выстраивая из них систему. И Санька уже в который раз понимал, что система живёт своей «жизнью». Он мог бы сейчас взять в левую руку второй меч, и он тоже жил бы своей жизнью. И это не ощущалось Санькой, словно кто-то вместо него машет мечами. Совсем нет. Это делал он сам, получая от работы ума и тела искреннее наслаждение. И он взял в левую руку второй меч. Адашев же только тяжело вздохнул.
— Марта, — позвал царь.
Марта вошла тихо отворив двери и начала крадучись, словно одетая в доспехи кошка, приближаться к дерущимся.
— Присоединяйся к Даниле Фёдоровичу.
— Присоединилась, — коротко сказала она, и кинулась в битву со стороны Санькиной левой руки.
Они дрались долго. Адашев выдохся и Александр вызвал сразу трёх воительниц, словно стоявших за дверьми в коридоре. С их появлением темп боя ускорился. Когда Александру противостоял Адашев, они с Мартой темп сдерживали, чтобы ненароком не ранить дворецкого случайным отскоком меча.
Когда же Адашев, тяжело дыша, отошёл в сторону и присел на скамью, сбросив краги, царь завертелся таким «волчком», что буквально слился с воздухом. Во дворце стоял грохот, словно в железные бочки одновременно били два барабанщика. Санька услышав в грохоте музыку, даже подобрал некий синкопический ритм[1], в котором так и продолжил отражать и наносить удары.
Адашев смотрел на царский «танец с бубнами» с интересом, но без ажиотажа, ибо видел сие действо и участвовал в нём не единожды. Поражало его одно, как и почему не мнутся доспехи воительниц? Палка ведь была не совсем палкой, ибо в неё, для веса, был вставлен железный прут. Так что, весил деревянный меч не меньше обычного.
[1] Синкопа — лат. Syncopa — «обрубание»; в музыке — смещение акцента с сильной доли такта на слабую, вызывающее несовпадение ритмического акцента с метрическим.
Глава 6
Бой на деревянных мечах Александра немного отвлёк, но не более того. Его разделённая на несколько частей сущность не позволяла полностью отключиться от возникшей проблемы. Пока одна часть Санькиной сущности отвлекалась на контроль и управление руками и телом, другая его часть «перемалывала» вдруг образовавшуюся ситуацию.
Но хоть агрессию Саньке подавить удалось. Агрессию, возникшую не к Азе и её братьям, а к себе. Он понял, что возомнил себя «всевидящим гуру», одаривающим всех окружающих благодатью и силой. А оказалось, что некоторые его окружающие смеются над ним, поглощая его силу просто для того, чтобы у него, у Саньки, стало её меньше.
И самое по-настоящему страшное, что Александр не знал, сколько таких «тёмных сущностей» его окружает. Он не смог увидеть темноту Азы с братьями, не видит, скорее всего, и других. Придётся становиться параноиком и подозревать всех? Но это ведь путь к сумасшествию! Однако кто даст гарантию, что привлечённые им к управлению государством бывшие тёмные, не скрывают свою тёмную сущность под покровом света? А вдруг они в один «прекрасный» момент сбросят покровы и проявят себя во всей демонической «красе»?
— И тогда этой земле и людям, что здесь живут — точно «крындец», — подумал Александр и, грустно покивав головой, добавил. — Успеть бы самому вовремя смыться.
Александр почесал потный затылок.
— Кстати, на счёт «смыться», — вслух сказал он. — Пошли, Фёдорыч, обмоемся.
— Ты ж, вроде, только что из мыльни…
— Ну, что ж делать? Погорячился немного. Не хочешь?
— Ты ж знаешь, государь. Я не очень горазд в мыльню ходить по любому случаю. За день ещё многажды раз вспотеешь. Не бегать же каждый раз мыться? Так… Умыться в кадушке, да обтереться рушником, и будет.
— Согласен, Фёдорыч. Но всё же пойду-ка я обмоюсь. Так и стоят перед глазами мозги этого дурня Салтанкула.
Даниил Адашев позволил себе слегка улыбнуться своим мыслям.
— Конечно, где бы молодой царь мог видеть чужие мозги, — подумал он. — В реальных битвах ведь не сражался! Только учебными мечами рубится! Но, и слава Богу!
— Ты, государь, так и не сказал, из-за чего он кинулся на тебя.
— Да, кто ж его знает? Может быть, подумали власть взять? Наследник ведь есть! Вот мать бы и правила Ростовом. Войск у Темрюков тут в достатке. Да! Пошли за Вишневецким! Где он, кстати? Вчера про него не успел спросить.
— Князь по Северскому Донцу крепостцы ставит.
— Давно пришёл от Жигимунда?
— Давненько. Почитай, как ты ушёл, так он и пришёл. С войском и Андрейкой Курбским.
— И Андрей вернулся? — деланно удивился царь. — Чем объясняет свой уход в Литву?
— Говорит, погулять захотелось, да разведать места для городков. Жигмунд ему грамотку охранную дал, так Андрейка с той грамоткой до Чернигова сходил и по северской окраине сюда вернулся. На Донце чёрный горючий камень нашёл, что в печах железоплавильных горит, как уголь дровяной. Вот они с Вишневецким туда и пошли. Добытный городок ставить.
— Каменный уголь нашёл? Это дело, — сказал царь так «жизнерадостно», что Адашеву тоже погрустнело.
— Ну и чего ты кручинишься, государь? Ты же сам сказал, что он дурень, а дуракам туда и дорога.
— Ну, да, ну, да… Уголь — это хорошо. Лес жечь не надо!
— А из шлака можно крепости и дома строить, — грустно подумал Санька. — Даже если вместо цемента шлак смешивать только с известью, то получится неплохой бетон. Угля им нужно много, а строить ещё больше.
Он давно мечтал найти месторождения каменного угля и примерно знал, где угли залегают. Но два года были потрачены не зря: строили города, станицы и крепости, а людей катастрофически не хватало. И Курбский, зная желания царя и примерный район залегания угля, разыскал-таки выходы на поверхность каменноугольных пластов.
— Ладно. Прав ты, Фёдорыч! Нечего воду переводить на помойку. Пошли на двор у колодца сполоснёмся.
— Приучил ты нас, государь, твоих бояр к простому обхождению, — сказал, покачав головой из стороны в сторону, Адашев. — Раньше помню, боярин или князь шагу не ступит лишнего. Всё ему коня подавай или повозку. Да и сейчас в Москве-то так же всё, по старинке. В шубах собольих да в шапках-горлатках ходят, поди?
Адашев вздохнул.
— Эх, попаду в Москву, и снова на задворках окажусь…
Царь недовольно покачал из стороны в сторону головой.
— С кем тебе рядиться, Даниил Фёдорович? Со Старицким уговор у нас, что брат твой Алексей у него в сонаместниках. Захочешь на Москве служить, так ниже московского дворецкого не назначат.
— Справишься без меня, государь? — криво усмехнулся Адашев.
— А что, в Москву хочешь?
Дворецкий понурил голову.
— Жена там у меня и детки. Два года не видел. Как там они? Не знаю…
— Хорошо живут, твои жена и детки, — недовольно буркнул Александр. — Живы и здоровы они. Сюда перевози. Земли вон сколько свободной по речкам да по ручьям. Людишки крестьянские все сюда перебежали. Там земли пустеют. Да и лучше тут земли. По тому же Северскому Донцу не живет почти никто. Боятся селиться. То ногаи, то печенеги, по половцы. Вот и забирайте земли эти и далее.
— Что значит — «забирайте»? А земщина?
Санька поморщился и отрицательно покрутил головой.
— Блажь всё это. Дурь. Брат твой с Сильвестром придумали глупость. Хотели бояр возмутить и возмутили. Да я не Иван Васильевич, царство ему небесное. Меня не взбаламутишь. Не пойду я бояр бить, Фёдорыч.
— Да как же так, государь⁈ Ведь бунт! Измена! Казнить надо смутьянов!
— А кто воевать будет? Самые буйные и высокородные: Шуйские, Мстиславские — попытаются сейчас удрать в Литву. Гнаться за ними прикажешь? Зачем? Новгородцы и Псковитяне всыпят им перца на хвост. Уговор у меня с ними. А тех, кто останется и повиниться — прощу. Пусть служат Руси. Верну им вотчины, но новых прикупать запрещу.
— Как вотчины⁈ — возмутился Адашев. — А мы. Как же мы, государь? У нас вотчинных земель нет. Снова бесправие?
— Тихо ты, Даниил Фёдорыч! — нахмурился царь. — Или я невнятно говорю? Забирайте земли, говорю. Что тут не понять? Только, где вы людишек брать будете?
— А с Литвы призовём! Вон, Андрейка Курбский говорит, что ляхи церкви православные католикам отдают. А жиды у них налоги собирают.
— Правильно, — кивнул головой государь. — Но уговор помнишь? Крестьян не кабалить!
— Черкесы многие хотят здесь поселиться. Просились.
— И это верно. С Кавказа всех желающих сюда переселить.
Санька наконец-то вспомнил, что хотел обмыть вспотевшее тело.
— Заболтал ты меня, Фёдорыч. Пошли обмоемся.
Адашев пожал плечами.
— А я уже и высох почти.
Санька сплюнул и махнул рукой.
— А, ну тебя. Марту попрошу слить из ведра.
— Холодная вода уже в колодце. Тут такие ключи студёные бьют, что и летом зубы сводило. Ты б, государь, поберёг спину-то. Застудишь ещё…
— Ага, — подумал Санька. — Не вскипела бы водица от меня. Я сейчас сильно разгорячённый.
При строительстве дворца Александр не стал «мудрствовать лукаво» и городить водопровод и ватерклозеты на всех этажах, как в Московском дворце. Надоело ему заморачиваться водосборниками на крыше, от которой без нормальной гидроизоляции разрушается конструкция здания. Для гостей имелась специальная туалетная комната с индивидуальными кабинками, оборудованными керамическими дерьмосборниками, кои выносились слугами. Сия должность при дворе являлась почётной и хорошо оплачиваемой. «Сократив» её — Санька лишил бы кого-то и заработка, и почёта, а потому не стал ничего менять.
Воду в комнаты дворца и на кухню подавали царю кикиморки, набирая её в устроенном в подвале колодце. Кухонные котлы варили воду постоянно, собирая кипячёную в специальные керамические емкости.