Александр I — страница 3 из 44

По многим причинам период с 1815 по 1820 год очень важен для понимания принципов и целей Александра. В то время царь был на вершине власти и наконец-то мог применить свои идеи на практике. За пределами России Александр без колебания полностью использовал свой возросший авторитет (см. гл. 7). В Венском конгрессе он играл главную роль в территориальном и политическом урегулировании в Европе. Священный союз 1815 года воплотил многие его ранние идеи о европейской организации, хотя теперь они были выражены в более возвышенной духовной форме, отражавшей его собственные религиозное взгляды. В 1815 году великие правители уже не могли просто так игнорировать или отклонять эти идеи. Кульминация влияния Александра все же пришлась не на 1815 год, а на 1818 год, на конгресс в Экс-ля-Шапели, когда другим правителям пришлось, хотя бы частично, принять его политику по отношению к Франции и когда последний протокол конгресса включил в себя некоторые его идеи относительно христианских заповедей и разделил обязанности великих правителей. Дома ждали, что Александр теперь обратится к внутренним реформам и представит в России ту конституцию, которую он предложил на Конгрессе Польского королевства. В самом деле, в эти годы царь назначил и конституцию для России от Николая Николаевича Новосильцева, и несколько проектов по освобождению крепостных крестьян. Этот период знаменателен нововведениями в военных поселениях и расширением работы благотворительных и филантропических учреждений (см. гл. 8).

События первой половины 1820 годов, кроме всего прочего, остановили любое дальнейшее движение в сторону фундаментальной перемены в российской правительственной или социальной структуре и изменили восприятие Александром международной обстановки. Восстания на Пиренейском и Апеннинском полуостровах и так называемый мятеж в гвардейском Семеновском полку поколебали веру Александра в стабильность новой Европы, которую он помогал создавать. Веяния новой Европы могли передаться российской аристократии, что грозило революционным взрывом для решения проблем эмансипации общества. Это также убивало его веру в значение конституции, дома и за границей, как в средство обеспечения стабильности власти и благополучия общества. В последние годы царствования он заметно разочаровался в способности великих держав коллективно поддерживать мир и стабильность — ко времени его смерти в 1825 году Россия выглядела отчужденно, как бы в паре с Оттоманской империей. Александр имел особую причину выражать недовольство своей властью еще и из-за наследства, которое с ней ассоциировалось. К 1825 году Россия обладала в Европе такой властью, как никто в ее истории. Основой этого могущества была военная сила; Россия сокрушила наполеоновскую армию, и ее боялись все. Ведь еще не было Крымской войны, показавшей слабость России и убавившей этот страх. Дома Александр был не в состоянии фундаментально изменить структуру российского самодержавия. Из-за его любвеобильных амбициозных деклараций взамен пасторальных идиллий постоянно выпирала ответственнейшая официальщина, и лишь при удобном случае Александр делил свою власть с подданными. И неизбежным окончанием этого стало стремление многих образованных россиян самим устранить царское самодержавие.

ГЛАВА 2ПРАВИТЕЛЬ ПОНЕВОЛЕ

Екатерина II и Александр

Александр родился 24 декабря 1777 года, он был первым ребенком Павла (сына Екатерины II) и великой княгини Марии Федоровны. Сам Павел был отобран у своей матери императрицей Елизаветой сразу после рождения, и Александр не был доверен своим родителям Екатериной, которая взяла на себя его воспитание; то же самое касалось и его брата Константина, рожденного в 1779 году. Екатерина вникала в различные области знания. Она читала самые последние образовательные теории и следила за детскими приютами в Москве и Санкт-Петербурге, основанными Иваном Бецким, пытаясь применить некоторые образовательные теории Руссо на практике. Она также учредила образовательную комиссию, работа которой завершилась принятием Закона о национальном образовании в 1786 году, что послужило основой для введения начальной и средней школ в России. Она лично интересовалась образовательными методами и программами этих новых школ. Телесные наказания, например, были забыты, и Екатерина лично заказала публикацию «Обязанностей Человека и Гражданина», основанную на книге аббата-августинца Фельбигера, служившего у прусского короля Фридриха II. Книга объясняла ученикам их обязанности по отношению к обществу и правительству. Теперь и внуки дали ей удобную возможность применить на практике некоторые новые теории. Мальчики спали на кожаных матрасах, набитых сеном, в том крыле дворца, что смотрело на Адмиралтейство, чтобы привыкнуть к звукам пушечных выстрелов; впоследствии Александр оглох на одно ухо. Екатерина даже разработала комбинезончик для маленького Александра, которым очень гордилась: в 1781 году она послала детали, включая набросок, в письме своему корреспонденту в Париже Мельхиору фон Гримму и информировала его, что «король Швеции и принц Пруссии запросили и получили модель костюма для Александра»[11].

Более значительным для развития характера Александра явился выбор Екатериной Фредерика Сезара де Лагарпа, известного швейцарского ученого, на роль его наставника в 1784 году. (Другими наставниками Александра были французский писатель Фредерик Массон и трое русских: М. Н. Муравьев, А. Я. Протасов и А. А. Самборский). Екатерина, прочитав труды виднейших деятелей Просвещения, не видела в то время никакого вреда во влиянии иностранных учителей на будущего царя. В самом деле, она сама прочитала первую французскую конституцию 1791 года (которая, конечно, была еще монархической конституцией, правда, с узаконенным ограничением монархической власти) мальчикам, убеждая их принять ее в самое сердце. Знания, которые давали Александру Лагарп и другие его наставники, были достаточно высоки; программа обучения включала, кроме остальных предметов, пять иностранных языков. (Музыкальные уроки, напротив, были прибавлены несколько позже. Сама Екатерина не отличалась музыкальностью и открыто выражала свое недовольство игрой внука на скрипке, потому что это напоминало ей бывшего мужа Петра III, свергнутого ею с трона в 1762 году, — он играл на этом же музыкальном инструменте).

Метод Лагарпа и содержание его уроков несомненно оказывали сильное воздействие на Александра; мальчик был очень восприимчив к влиянию своего наставника; на Константина же, который воспитывался в тех же условиях, эти занятия не оказывали заметного воздействия. Например, требования Лагарпа о том, что мальчики должны сами искоренять свои недостатки, углубили врожденную склонность Александра сомневаться в себе и анализировать свои поступки. С помощью так называемого «Архива стыда Великого Князя Александра» Лагарп публично напоминал своему ученику о его недостатках. Вот один отрывок, который он прочел всем:

Великий Князь Александр, настолько забывшись, что говорил грубые вещи, был выгнан, и, чтобы напоминать ему о том, что грубость непростительна, эта бумага повешена в его классной комнате как украшение.

Другой отрывок, написанный Александром в тринадцать лет, выглядит так:

Вместо того, чтобы удвоить свои усилия для извлечения пользы из тех годов обучения, что остались мне, я лишь каждый день становлюсь все более беззаботным, невнимательным и неспособным. Чем старше я становлюсь, тем больше я приближаюсь к нулю. Чем я стану? Судя по всему, ничем [12].

В нескольких случаях, и до, и во время своего правления, на словах и на бумаге Александр отмечал свою неспособность править. Его письмо другу, Виктору Кочубею, в мае 1796 года, в котором он также выражал желание избежать ответственности власти и поселиться на берегу Рейна, своим настроением похоже на строки, написанные для Лагарпа шестью годами раньше:

Невероятная путаница царит в наших планах. В таких условиях разве возможно такому человеку управлять государством, который не может справиться даже со своими недостатками? На это не хватит сил не только какого-нибудь человека, наделенного обычными способностями, как я, но даже и гения; а я всегда считал за правило, что лучше не пытаться сделать что-то, чем сделать это плохо[13].

Александр часто публично порочил самого себя, выказывая упрямство в отношениях с людьми, будь то члены его семьи, его советники или Наполеон; это была черта характера, которую трудно или невозможно было понять и преодолеть.

Александр был впечатлительным мальчиком и с энтузиазмом читал все, что советовал ему Лагарп; это формировало его взгляды на злодеяния деспотизма, а также осознание необходимости править в соответствии с законом. Читал он с огромным интересом, соответствующим своему возрасту и способностям; в десять-двенадцать лет это уже были философские книги, помогавшие осознанию необходимости законного правления и ограничения деспотизма; обучаясь различным иностранным языкам, он переводил произведения таких писателей, как Руссо, Монтескье и Гиббон. И хотя Александр от рождения был умен, он испытывал недостаток во времени и чувствовал, что ему не хватает усидчивости изучить эти идеи полностью. Тогда у него и появилась привычка, которой он следовал позже, оглашать свои взгляды, которые оставляли впечатление недооформившихся. Как заметил его друг польский князь Адам Чарторыский (который был представлен русскому двору Екатериной), «являясь Великим Князем, Александр не дочитал до конца ни одной серьезной книги, мозг его был забит неясными идеями, и де Лагарп не мог заставить его полностью осознать огромные трудности понимания и выражения этих идей»[14].