[446] находится в весьма печальном состоянии, такое впечатление, что сама судьба обрушилась на эту семью. Прощайте, любезная Сестрица, передайте, прошу Вас, поклон от меня Тетушке, поблагодарив Ее за внимание, а также множество добрых слов Кузену. Это письмо, возможно, придет, когда мир будет заключен также и в Германии, как было бы хорошо, если бы все эти перемирия обладали бо´льшим постоянством. Застанет ли Вас мое письмо все еще свернувшейся в кокон, или же приближение дурной погоды уже внесло некоторые изменения в Ваш образ жизни? Что касается меня, то я педантично и по мере сил прохожу свой курс лечения в светском обществе. Вы знаете, что я считаю это необходимым для воспитания характера. Не знаю еще, что решила Ваша Сестрица в Твери, возможно, она сама скажет Вам об этом, поскольку она пишет Вам письмо с той же оказией. Прощайте еще раз, любезная Сестрица, и да будет сие прощание коротким в той мере, в какой оно не сумеет Вам наскучить. Обнимаю Вас от всего сердца.
______
АННА СТЕПАНОВНА всегда бывает очень тронута Вашим вниманием и припадает к Вашим стопам. Я получила <нрзб.> от Депеара и очень благодарю Вас за это, любезная Сестрица. Он объявил о своем прибытии сюда в октябре месяце.______ Забыла Вам сказать, любезная Сестрица, что Имп[ератрица] предложила мне воспользоваться этой оказией и написать Матушке, я отправила ей пакет, который соблаговолила взять Имп[ератрица]. Соблаговолите передать его моей Тетушке, чтобы она отправила его с надежной оказией, обременять Вас вновь было бы очень неделикатно с моей стороны.
9 сентября [1809 года].
Любезный Друг, добрая моя Сестрица, отправляю Вам этого курьера, дабы известить Вас о мире, заключенном со Швецией. Да вознесется хвала Провидению, Оно распорядилось так, как я только и мог желать. Передача Финляндией своей территории до Торнео вместе с Аландскими островами[448], присоединение Швеции к континентальной системе и закрытие наших портов для Англии[449], – Вы легко можете представить себе всю ту радость, которую эти события вызвали здесь, и я нисколько не сомневаюсь в том, что Вы эту радость разделяете. Благодарю Вас тысячу раз, любезный Друг, за письма, которые Вы мне писали, я слишком полагаюсь на Вашу дружбу, чтобы надеяться, что Вы будете снисходительны к тому, что я не пишу Вам столь часто, как мне бы того хотелось; но это отнюдь не означает, что оттого Вы менее искренно любимы, а каждый знак Вашего внимания доставляет мне истинное удовольствие. Меня необычайно тронуло Ваше милое внимание, заставившее Вас устроить так, что курьер Ваш прибыл ровно в день моего Ангела, и сердце мое платит Вам благодарностью. Почему не захотели Вы прислушаться к моему плану? Возможно, Вы были бы тогда еще среди нас, по крайней мере, мы оставили бы Вас у себя еще на несколько месяцев, а это было бы уже для меня совсем не мало. – Я очень рад процветанию Вашей Малютки и очень хорошо понимаю радость, которую Вам сие должно доставлять. – Прощайте, любезный Друг, помните, что невозможно любить Вас более нежно, чем это делаю я.
Тысяча поклонов Герцогине и Герцогу, я очень признателен им за внимание. – Поклонитесь от меня Прекрасной Графине, она постоянно в моих мыслях, и я питаю к ней искреннее расположение. Вы будете очень милы, если ей это передадите. Наконец, любезный Друг, я заканчиваю, рекомендуя Вам о сем. Мои поклоны Вашему Мужу.
Петербург
27 oктября / 9 ноября 1809 года.
Если я только сейчас благодарю Вас, любезная Сестрица, за то, что Вы так милостиво вспомнили о дне Ангела моей Дочери[451] и тут же мне об этом сообщили, то вовсе не оттого, что Ваше внимание меня не тронуло. Вы знаете, насколько я дорожу чувствами, которые Вы имеете милость мне выказывать, как и всеми выражениями этих чувств. Я не стала бы так долго и так скучно распространяться на эту тему, поскольку Вы слишком добры, чтобы сердиться на меня и упрекать в неблагодарности, однако мне довольно часто приходится сталкиваться с тем, что моя медлительность по части переписки дает повод делать весьма неблагоприятные выводы.
С тех пор, как Ваша Сестрица обосновалась в Твери, она уже успела и рассердиться на меня по этому поводу, и меня простить, и я надеюсь, что теперь, после смиренной отповеди, которую я ей дала, с этим раз и навсегда покончено. Вы уже знаете, любезная Сестрица, что Имп[ератрица] желала бы провести зиму в Гатчине, хотелось бы, чтобы эта зима была не такая суровая, как предыдущая, иначе санные выезды, которые она собирается делать, окажутся для нее довольно тяжелы. Хорошая погода в Петербурге установилась два дня назад, но снега еще нет, и река не замерзла. В настоящий момент у нас гостят Пр[инц] Александр и П[ринце]сса[452]; которая собирается здесь родить, но не ранее марта месяца. Ее разместили в покоях, которые занимали Вы, и часто, любезная Сестрица, мне чудится, что я все еще вижу здесь Вас. С того времени, когда здесь были Вы, в неприкосновенности осталась только спальня, что касается гостиной, то мебель расставлена в ней уже несколько иначе, чем это было при Вас, и это разрушает впечатление.
По всей вероятности, зима эта пройдет спокойнее, чем предыдущая, и если так оно и случится, то меня это не огорчит. Прощайте, любезная Сестрица, примите со снисходительностью мое глупое послание. Уже давно я утратила способность писать умные письма, и потому в ожидании, когда тому представится новая возможность, позвольте мне уверить Вас в нежной дружбе и просить Вас не оставлять Вашей.
Петербург,
23 ноября / 4 декабря 1809 года.
Если бы Вы умели читать в моей душе, любезная моя Сестрица, Вы бы лучше поняли то, что я не могу выразить сейчас словами – как тронута я была тоном Вашего письма, Вашей столь любезной готовностью служить посредницей в моей переписке с Матушкой и вниманием, побудившим Вас послать гравюры, связанные с Герцогом Эльсским[454], которые, как вы хорошо догадываетесь, представляют большой интерес для меня. Примите же за все эти добрые дела недостаточную, но, уверяю Вас, самую искреннюю благодарность. Данных гравюр, существование которых Вы советуете мне держать в тайне, никто, кроме Амели, еще не видел, к тому же никто и не смог бы их оценить по достоинству, и если Друг <нрзб.> грозился повесить Вас за то, что Вы мне их послали, то Вам надо было бы привлечь в эту кампанию и Вашего дражайшего Дядюшку кн[язя]. Александра Вюртембергского, который привез их сюда с собой (во всяком случае, портрет Герцога Эльсского) и который, по правде говоря, их не показал, но нелицемерно похвалялся ими передо мной. – Вы, конечно, знаете, любезная Сестрица, и мне кажется, что я и сама писала Вам, что Антуанетта будет рожать здесь[455], об этом договорились без моего участия, но у меня будет своя выгода от этого. Через несколько месяцев я почувствую себя весьма одинокой, Амели должна уехать в Германию будущей весной, и тогда общество Антуанетты если не восполнит Ее отсутствие, то по крайней мере будет служить разнообразием в том досадном уединении, которое, как Вы легко можете догадаться, вряд ли меня очень радует. Причиной Ее отъезда послужило желание Матушки, которая утверждает, что общество Амели необходимо для устройства различных дел, касающихся Ее будущего, и потому Амели, притом что Ее возвращение ко мне оговорено, живет во вполне понятном радостном предвкушении встречи со многими столь дорогими ей особами. На Ее возвращение я рассчитываю, я льщу себя этой надеждой, но время этого возвращения не может быть определено до тех пор, пока моя Сестрица не окажется в Германии. – Необходимо, чтобы я очень рассчитывала на Вашу дружбу, чтобы сообщать Вам о тех моих делах, которые касаются лишь лично меня, но признаюсь Вам, любезная Сестрица, что я самонадеянно верю, что Вы так или иначе принимаете участие в тех событиях, которые оказывают столь прямое воздействие на мой внутренний мир. – Мне говорили, что Герцог Веймарский чуть было не отправился в Париж, должно быть, эти слухи безосновательны, поскольку Вы ничего не сообщаете о том Имп[ератрице][456], однако Король, Ваш сосед, между тем уже там оказался[457]. И говорят, что там он соберет вокруг себя много народа и что в результате появится новый Имп[ератор] Запада, но когда это письмо до Вас дойдет, Вы будете осведомлены, возможно, об этом лучше, чем я; а пока, любезная Сестрица, я пользуюсь Вашим милостивым и великодушным предложением и посылаю вместе с этим письмом вложение для Матушки, которое очень прошу доставить ей самым надежным способом, я бы добавила еще немало извинений за свою докучливость, если бы не считала их неуместными после всего, что Вы мне писали. Прощайте, любезная Сестрица, не лишайте меня своего внимания и дружбы, которые, как Вам известно, мне так дороги.
1810 год
Петербург,