Говорят, что вследствие О СЕМ у Вас случилось прибавление в талии[588].
Я не буду на то сердиться и желаю, чтобы все прошло благополучно. Прощайте, любезный Друг, вспоминайте иногда о Брате, который любит Вас от всего сердца.
Весь Ваш________
Теплиц,
23 сентября / 5 октября. [1813 года].
Я должен премного Вас благодарить, любезный и добрый мой Друг, за Вашу снисходительность ко мне и за то, что вы не отчаиваетесь мне писать, несмотря на мою непунктуальность в ответах Вам. Вы не лишаете меня удовольствия читать Ваши письма; что же касается меня, то клянусь, что я не могу поступать иначе и что мои обязанности таковы, что на себя у меня не остается ни минуты.
От Вас целиком зависит Ваш приезд в Прагу, я всегда буду в состоянии Вас предупредить, можете ли вы двигаться вперед или должны повернуть назад. В остальном у нас, слава Богу, все хорошо. – Я всегда стараюсь посылать Вам письма через аванпосты, как только предоставляется оказия военной почты. – Повергните меня к ногам Императрицы[590], уверьте Ее, что передать нетерпение, которое я испытываю при мысли о Ее скором прибытии, просто невозможно. – Прощайте, любезный Друг, вспоминайте иногда о Брате, который любит Вас от всего сердца с большой нежностью. – Я возвращаю Вам Ваше письмо к Ген[ералу] Моро. – Это страшная потеря, понесенная нами, ничем не восполнимая[591]. _____
Да свершится во всех делах воля Господня. Весь Ваш сердечно
________
Лейпциг,
9 октября [1813 года].
Любезные Сестрицы, у меня всего пара минут, чтобы возвестить Вам, что Создатель вознаградил нас за наши старания, даровав нам самую счастливую победу. Дни 4/16, 5/17, 6/18 и 7/19 обессмертили славу наших армий[593]. Наполеон, перебросивший все свои силы к Лейпцигу, разгромлен собственной персоной. Около 300 пушек, 22 генерала и 37 000 военнопленных стали залогом этой победы. Все, что наши войска свершили в эти памятные дни, не поддается никакому описанию. Теперь я лелею надежду вскоре увидеть Вас, любезные Сестрицы, и рассчитываю быть послезавтра в Веймаре. Пока Вам еще невозможно туда добраться, но все же отправляйтесь в путь, если хотите увидеться со мной, поезжайте в сторону Гофа[594], где вы остановитесь, если не обнаружите там курьера, посланного к Вам c письмами, которые Вам укажут, что вы можете делать дальше.
Вот, любезная Мари, корреспонденция, которую Герцог[595] прислал мне со своим шталмейстером.
Прощайте, любезные мои Сестрицы, у меня едва хватает времени, чтобы перевести дыхание, но благодаря Всевышнему чувствую я себя превосходно. Все, что содеяно, содеяно Им, и горе тому, кто этого не осознает. Весь Ваш сердцем и душой до гроба.
_____
Франкфурт-на-М[айне],
31 октября [1813 года].
Любезные Сестрицы, с тех пор, как я прибыл сюда, я ищу способ доставить себе удовольствие иметь Вас в пределах досягаемости, дабы видеться с Вами, но чтобы при этом Вы оставались по ту сторону от сутолоки Генерального штаба. Осмотревшись немного, я нашел, что предпочтительнее всего было бы, чтобы Вы приехали в Ашаффербург[597], очень симпатичный город, в котором имеется просторный замок, очень приятно расположенный. Это всего лишь в 5 милях отсюда, и тем самым я буду иметь возможность видеть Вас столько, сколько пожелаю. И потому, если Вам не надоело бегать за мной и Вас не пугает это новое путешествие, милости просим, Вы доставите тем самым неимоверную радость Брату, который нежно любит Вас всем сердцем и горит нетерпением сжать Вас в своих объятиях. Посоветуйтесь с Герцогом, как наиболее удобным образом Вы сможете выехать на дорогу, ведущую к Фульде, объехав при этом Эрфурт[598], затем Вы проследуете через Фульду, Гельнгаузен до Ганау, где тоже есть замок, в котором Вы остановитесь и где мы с Вами увидимся[599]. Я бы предложил Вам в нем и остаться, потому что это даже ближе к Франкфурту, однако город очень пострадал во время войны и зрелище это не из приятных. В конце концов, мы это сможем решить, когда Вы прибудете: пришлите мне фельдъегеря, чтобы информировать меня, когда будете в Ганау____. Прощайте, любезные Сестрицы, я не помню себя от счастья при одной мысли увидеть Вас вновь. Весь Ваш сердцем и душой до гроба.
__________
Любезная Мари, я несказанно рад, что смог быть Вам чем-либо полезен, все устроилось и я жду только возможности договориться с Вами лично, чтобы знать, куда все переправить.
1814 год
Ее Императорскому Высочеству
Госпоже наследной великой Герцогине
Саксен-Веймарской
Франкфурт-на-Одере
21 января 1814 года.
Мне кажется, все это мне снится[601], что я пишу Вам отсюда, дабы сказать, что надеюсь иметь удовольствие обнять Вас в Веймаре менее чем через 6 дней. Вот уже пять недель, как каждое мгновение мне кажется, что я просыпаюсь ото сна, но сна очень приятного, в котором преобладает мысль о том, что я, быть может, в скором времени увижу Вашего Брата и определенно в самом скором времени увижу свою Матушку, все мое Семейство и мои родные места, Вам нетрудно представить, любезная Сестрица, что происходит со мной при этой мысли. ___ Какой для меня радостью будет также обнять Вас, любезная Сестрица, оказаться рядом с Вами и Вашими Детьми! Столько счастья и радости вполне достаточно, чтобы стереть из памяти немного усталости, неизбежной при столь длительном путешествии и в такую погоду. – Снег преследует нас повсюду, он уже заставил меня потерять несколько дней, испортив дороги в Пруссии – надеюсь, что, продвигаясь к югу, я не встречу более подобных разочарований и что моему терпению более не надобно будет выдерживать сих испытаний. У меня, правда, они будут еще завтра в Берлине, но я там останусь не более чем на полтора дня и по-прежнему льщу себя надеждой увидеться с Вами в Веймаре 26-го. Сколько всего нам надобно будет друг другу рассказать, скольких радостных тем коснуться. Мысль о счастье, которое на моем месте испытала бы Императрица, и все, что Она мне по этому поводу сказала, омрачает немного ожидаемое мною удовольствие, и это единственное сожаление, которое примешивается к моим чувствам. –
Прощайте, любезная Сестрица, позвольте мне надеяться, что я вновь обрету в Вашем лице ту дружбу, которую Вы мне всегда выказывали и которая мне столь дорога. Прощайте и до свидания.
Берлин,
24/12 января 1814 года.
Прибыв сюда, любезная Сестрица, я получила Ваше любезное письмо от 12/24 д[екабря], которое меня ожидало. Только моя большая занятость все это время может объяснить то, что уже целые сутки прошли, а я Вас все еще за него не поблагодарила. Я приехала вечером 22-го и надеялась, как я Вам об этом писала из Франкфурта, быть уже 26-го вечером в Веймаре, но поскольку мне пришлось провести здесь еще и сегодняшний день, я буду иметь счастье обнять Вас лишь 27-го. Не буду Вам здесь повторять все, что Вам говорила на этот предмет в моем последнем письме, в любом случае радость моя будет очень и очень велика. Я наконец имела удовольствие познакомиться с моей Кузиной Марианной[603], и Вы можете легко догадаться, что мы много говорили о Вас. Из-за нее мне будет жалко покидать Берлин. Я надеюсь увидеть Ее Сестрицу и Братца[604] послезавтра 26-го в Дессау, где остановлюсь на несколько часов и переночую затем в Лейпциге, а четверг, если не возникнет дополнительных препятствий, будет счастливым днем, когда я смогу увидеть Вас в Веймаре… А пока, любезная Сестрица, обнимаю Вас от всего сердца и весьма поспешно, Вы сами знаете, что представляют из себя эти кратковременные пребывания, налагающие столько обязанностей, которые следует выполнять, и заставляющие испытывать чувства, о которых следует молчать. Я отправляюсь в Шарлотенбург, где отдам бедной Королеве последнюю дань уважения[605], которое я еще в силах ей выказать за всю ту дружбу, коей она меня всегда одаривала.
Брухзаль[607],
16/28 марта 1814 года.
Поверьте, любезная Сестрица, что я полностью разделяю Ваше счастье от встречи с Вашими Братцами Николаем и Михаилом и даже могу судить об этом по той радости, которую доставило мне их пребывание здесь[608]. Я тем более радовалась справедливому удовлетворению их желания, что была в Петербурге свидетельницей тяжелого состояния, в которое их повергла неопределенность их положения. Отказ Императора видеть их в армии мог бы сказаться на всей их жизни, мировоззрении и с этого дня вверг бы их в состояние весьма вредного упадка духа. Все эти обстоятельства вместе взятые могли бы превратить время, что они провели здесь, в истинные минуты счастья для меня, столь искренно их любящей, если бы на следующий день после их прибытия до меня не дошло известие, которое меня всю потрясло, – известие о гибели молодого Строганова