[Октябрь 1814 – июнь 1815 гг.]
Ни о чем не беспокойтесь и уверьте Е[е] В[еличество] Императрицу, что её пожелания будут полностью исполнены. Весь Ваш сердцем и душой.
Карлсруэ,
29 июля 1815 года.
Я с грустью думаю, любезная Сестрица, что Вы, должно быть, сердитесь на меня, вспоминая, сколько раз прошедшей зимой Вы изволили роптать, несмотря на мою полнейшую невинность; теперь, когда всё внешне свидетельствует против меня, невозможно, чтобы я не выглядела весьма дурно в Ваших глазах. Выслушайте же, любезная Сестрица, мои оправдания в собственный адрес и не подвергайте меня за то опале… Я получила в Мюнхене от Вашего Брата, когда он сюда приезжал, множество писем от Вас с вложениями из Петербурга, Ваши письма были наполнены выражением дружбы, а Вы знаете, насколько я к этому чувствительна! Позвольте же мне поблагодарить Вас за них, хотя и с некоторым опозданием. Я не сделала этого вовремя, потому что прибытие Монарха и его пребывание в Мюнхене заняло у меня все свободное время; когда Он уехал, Вы сами, любезная Сестрица, также отправились в путь, и я не знала, где Вас искать. Я прибыла в Зальцбург на следующий день после Вашего отъезда, провела десять дней, знакомясь с Зальцбургом и Инсбруком, и на следующий день после своего возвращения в Нимфенбург[635]16-го [] получила разрешение Имп[ератора] быть к 20-му (день Рождения моей Матушки[636]) в Брухзале. Вы видите, что я не имела возможности терять ни минуты и все, что могла сделать, это прибыть к 19-му. На следующий день после моего прибытия мы узнали, совершенно неожиданно, о смерти моего Деверя Герцога Брауншвейгского[637]. Страх и горе, которые эта смерть причинила Матушке, Ее беспокойство за Внуков[638], мрак, в который подобное открытие военной Кампании[639] повергло наши умы и отодвинуло срок нашего совместного пребывания с Вашим Братом, – все это, как Вы понимаете, любезная Сестрица, привело меня в подавленное состояние, мало способствующее выполнению своих обязанностей, и, признаюсь Вам, что даже письма, которые было необходимо послать мне в Петербург, стоили иногда мне дорого, и после них я заболевала. ___ У меня была ангина, которая в течение трех дней заставляла меня постоянно задыхаться, но теперь она прошла после принятия сильных лекарств. Как только я выздоровела, мы приехали сюда, где я воспользовалась первым моментом хотя бы немного спокойного времени, чтобы принести Вам свои извинения за запоздалый ответ, который Вы могли приписать моей небрежности. Мне было потребно огромное желание убедить Вас в обратном, чтобы занимать Вас так долго собой, в то время как есть столько всего, чем мне хотелось бы с Вами поделиться, – это и ненавистный и внезапный пожар войны[640], которой все так опасались, и в особенности та опасность, которой в этот раз, по счастью, Ваши Братья совершенно не подверглись[641]. Кровь пролилась и на этот раз, но Нашу кровь Бог пощадил, и это великое благодеяние. Я надеюсь теперь, что наше пребывание в Париже не будет слишком долгим и что еще до зимы мы вернемся к домашним очагам. Как ни горестен будет для меня момент отбытия отсюда, присутствие Вашего Брата слишком необходимо для России, и этого достаточно, чтобы я стремилась ускорить в своих молитвах момент его возвращения.
Мы ожидаем Вашего Свекра в Бадене, я надеюсь, что буду иметь удовольствие его еще здесь увидеть. С удивлением узнала, что Ваша Сестрица Катрин находится сейчас в Висбадене. Не для того ли, чтобы воспользоваться тамошними водами? Покидая Вену, она писала мне, что планы Ее были совсем иные. Прощайте, любезная Сестрица, я не прошу Вас мне писать, я еще этого не заслуживаю, но если мои подозрения относительно того, что Вы на меня сердитесь, справедливы, смягчитесь и не сердитесь на меня. Позвольте мне обнять Вас в моих мыслях от всего сердца. Мои приветы Кузену, если Он захочет их принять. _________
[1814 – 1815]
Любезный Друг, Меттерних[643] и мои дипломаты задержали меня до сего момента, и мне еще надо совершить несколько экспедиций. И потому я предлагаю Вам сейчас зайти ко мне, но при условии, что Вы будете снисходительны, сядете рядом и позволите мне работать в Вашем присутствии; мы сможем время от времени обмениваться парой слов, а чтобы ожидание не показалось Вам слишком скучным, я позабочусь о том, чтобы Вас обеспечили отличными книгами для чтения.
– Впрочем, все это только в том случае, если Вы не возражаете.
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Я Вам скажу, любезный Друг, что дело это вполне возможное по двум причинам.
1-е: потому что есть лошади и карета, которой Вы сможете воспользоваться, и 2-е: потому что наряд этот очень мил. – Тем самым я предлагаю заехать за Вами в этой карете около часа дня и мы поедем вместе, если Вы на это согласны? Я Вам предлагаю также отменить свой большой обед сегодня по двум причинам. 1-е: потому что наши гости отправились на охоту, и 2-е потому что у нас будет больше свободного времени для прогулки, а по возвращении мы сможем пообедать у Вас втроем[645], как это было в прошлый раз. Весь Ваш сердцем и душой.
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Любезный Друг, эти господа только что вышли от меня, сейчас 10 часов, мне смертельно хочется спать и я способен лишь на то, чтоб броситься если не в окно, то на постель. Более всего успеху предприятия способствовал Клеменс, и если я смогу провести эту ночь спокойно, то этому я в некоторой степени обязан ему[647]. Дело в том, что он пришел ко мне в 6 часов и оставался до 8½, что вынудило меня начать гораздо позднее работу с дипломатами. Так что сегодня вечером, любезный Друг, я желаю Вам спокойной ночи и отправляюсь немедленно спать, оставаясь Ваш на всю жизнь, кроме сегодняшнего вечера.
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Уже около 10 часов, любезный Друг, и я чувствую себя настолько под воздействием блаженной памяти Морфея, что не способен более ни на что. Так что я иду немедленно спать. Не сердитесь на меня. Ибо силы мои совершенно в этот вечер меня покинули. Доброй ночи, любезный Друг, и до завтра.
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
В этот самый момент Князь Клеменс меня покидает. Но времени уже 10 часов и 30 минут, и я заявляю Вам, что способен лишь на то, чтобы отправиться в постель, поскольку наша беседа продлилась 7 с половиной часов. Спокойной же ночи, любезный Друг, спите спокойно.
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Любезный Друг, я обедаю у Вас. Каким образом? – Это зависит от Вас. – Если Вы предпочитаете на сегодня уединение, мы будем втроем; если Вам нужно общество, то Вы можете пригласить Головкина, Поццо, Волконского и Харди[651].
– Все зависит от Вас и будет отменно таким, каким Вы это устроите. Весь Ваш
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Я имею честь рапортовать Вам по-военному, что Вы забыли всего лишь об одном, а именно, что я до обеда завален своей обычной работой и потому не могу даже думать о том, чтобы покинуть свой кабинет. – Итак, я буду иметь удовольствие видеть Вас на обеде, любезный Друг. – Весь Ваш сердцем и душой.
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Я как раз собирался Вам писать, любезный Друг. – Вот письма, Ее Величество[654] убедится, что они не были написаны в том духе, о котором ей было наговорено. – Я обедаю у Вас, любезный Друг. Кроме Харди и Волконского будет также Меншиков[655], который еще не обедал у Вас. Весь Ваш сердцем и душой.
–
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Мой Друг, я обедаю один в своем кабинете. Если Вы приведете туда и Принца[657], то это будет иметь характер официального обеда, и мой Royal Consort[658] будет иметь все основания чувствовать себя обиженной. Если Вы придете совсем одна, как будто для того, чтобы повидаться со мной, то найдете меня в два часа за трапезой, и вполне естественно, что я поделюсь кусочком и с Вами. Весь Ваш сердцем и душой.