[1815 год.]
Только сейчас от меня вышли Волконский и Марченко[660]. Я полагаю, что Вы уже почти в объятиях Морфея; хотите ли Вы, чтобы я зашел к Вам сейчас или завтра в течение дня?
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Тысяча благодарностей, любезный Друг, за то, что Вы меня предупредили. Время меня совершенно устраивает, и я буду без опоздания у Вас. – Если Вы, пользуясь моей каретой, оповестите накануне (!), что Вы едете со мной, и это будет способ заставить Ее остаться, то я предпочитаю в таком случае ехать в моей двухместной, а не четырехместной карете. И я зайду на некоторое время к Вам после 10 часов. – Весь Ваш.
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Премного благодарен, любезный Друг, за Ваш милый знак внимания. Целую тысячу раз die angenehme Physionomie[663].
[Октябрь 1814 – июнь 1815 года.]
Злоупотреблю ли я Вашей снисходительностью, любезные Сестрицы, если предложу Вам пойти на службу в час, отведенный Вами для прогулок, то есть в 8 часов?
Баден,
11 октября 1815 года.
Хотя я полагаю, что Вы еще не уехали, любезная Сестрица, но во всяком случае уже готовы отправиться в путь по направлению к Берлину, мне бы не хотелось упустить возможности поблагодарить Вас за письмо, которое Вы любезно адресовали мне в мой Праздник и которое дошло до меня довольно поздно. _____ Каким бы ни был повод, Ваше внимание всегда для меня драгоценно, и я прошу Вас никогда об этом не забывать. Время моего отъезда тоже приближается, и мне слишком грустно было бы думать, что я уже не застану Вас в Веймаре, если бы у меня не оставалось надежды увидеть Вас еще раз в Берлине и, возможно, вскоре в Петербурге. Амели просит меня поблагодарить Вас за Ваше к ней внимание, любезная Сестрица, и поскольку у меня мало новостей, касающихся меня лично, я заканчиваю письмо, обнимая Вас и прося сохранить мне Вашу дружбу.
1816 год
Санкт-Петербург
30 июня 1816 года.
Тысяча благодарностей, любезный Друг, за Ваше письмо из Нарвы[667] и за всю ту дружбу, которую Вы мне в нем высказываете. Сохраняйте ее ко мне и будьте уверены, что я нежно Вас люблю сердцем и душой. – Наше расставание было для меня очень горестно. Вас обеих мне жесточайшим образом не достает[668]. – Мысль о Вашем счастье – единственное, что вознаграждает меня за подобное лишение. Да поведет вас Господь неизменно истинным путем, таково мое самое горячее желание. – Увидеть Вас вновь посреди Вашей семьи будет для меня настоящим праздником.
Прощайте, любезный Друг, вспоминайте иногда о Брате, который так нежно к Вам привязан.
Я очень рекомендую Вам Госпожу фон Ландсхеер[669], которая показалась нам очаровательной и которая воистину мила. Вы меня очень обяжете, оказав ей все знаки внимания, которые только от Вас зависят
Сердцем и душой весь Ваш до гроба.
Тверь,
14 августа 1816 года.
Вы можете себе представить, любезный Друг, все те чувства, которые эти места заставили меня вновь испытать[671]. – Я не смог противостоять желанию написать Катрин. Здесь вложено мое письмо. Поскольку вы сумеете лучше рассчитать тот срок, когда она разрешится от бремени[672], то решите, сможет ли это письмо попасть к ней в удобный момент, потому что мне хотелось бы, чтобы она его получила или перед событием или некоторое время спустя, потому что, вне всякого сомнения, оно напомнит ей несколько мучительных моментов. Вверяю это письмо Вашей мудрости. В остальном же оно может быть отправлено и по почте, поскольку не содержит в себе ничего такого, что следовало бы скрывать от чужих глаз.
С поспешностью пользуюсь, любезный Друг, этим случаем, чтобы сказать Вам еще раз «прости» перед Вашим отъездом из Санкт-Петербурга, напомнить Вам о себе и вручить Вас в руки Спасителя, чей промысел поведет Вам по тому единственному пути, по которому все мы должны идти. Да пребудет Бог с Вами, всегда и непрерывно. Упорствуйте в этом пути до конца и укрепите свой дух подобающим этой цели чтением. ___ Весь Ваш сердцем и душой навеки. ___
Мои дружеские пожелания Принцу, тысяча поклонов Вашим Дамам и Графине Ливен.
Москва
17 августа 1816 года.
Поскольку курьер, мой любезный добрый Друг, еще не отбыл, у меня есть возможность начертать для Вас несколько строк, которые, надеюсь, застанут Вас еще в Петербурге…__ Тысяча благодарностей за Ваше милое и доброе письмо от 13-го. __ Оно принесло мне облегчение. __ Ваши пожелания уже частично исполнились, поскольку наряду с ощущениями, конечно же, очень горькими, я испытал и истинное наслаждение. __ Чем только мы не обязаны Всемогущему, и сколько милосердия дарует Он нам!!!___ Москву более или менее восстановили, вы сможете в том убедиться из тех подробных описаний, которые я посылаю Матушке. Кремль никогда еще не был так прекрасен. Я нахожусь в тех же покоях, которые занимал в 1812 году, ___ с тех пор все было сожжено, и я оказался ровно на том же самом месте, но с ощущениями столь отличными от тех, что испытывал тогда! __ Это одно из наслаждений, за которые я не устаю восхвалять Спасителя.
__ Добавьте к этому зрелище народа, по-прежнему столь доброго, столь привязанного, столь жаждущего выказать Вам свою любовь!
Если бы нужно было найти что-то, что заставило бы продолжать путь, по которому я вменил себе в обязанность идти, то разве можно было бы найти нечто более сильное, чем эти невероятные благодеяния Господа? __ Продолжайте, любезная Мари, следовать недрогнувшей поступью по этому пути Истины, который Вас приведет к истинной жизни у подножия Трона нашего Спасителя. __ Прощайте, любезный Друг, да ведет Он Вас беспрестанно за собой; взывайте к нему с тем доверием и простотой, которые Он требует от нас во всех случайностях нашей жизни, и Он Вас непременно услышит. Весь Ваш сердцем и душой.
_____
Тысяча поклонов Графине Ливен и Вашим дамам, и Княгине Турчанинов[674], если она еще помнит обо мне.
_____
Гатчина
22 сентября / 3 oктября 1816 года.
Ваше письмо из Мемеля, любезная Сестрица, было очень ценным свидетельством Вашей дружбы: вспомнить обо мне в момент, когда душа Ваша еще страдает от новой разлуки, говорить о Вашей дружбе, – все это дает мне, должно быть, право и в самом деле на нее рассчитывать, и Вы можете себе представить, насколько эта уверенность приятна для меня. Несмотря на то что однажды Вы меня обвинили, наполовину в шутку, будто бы я неспособна на выражение чувств, в действительности Вы не можете так думать. Это правда, что слова свидетельствуют против меня, они ставят преграду между мной и близкими мне людьми, однако я способна испытывать удовольствие от нежного внимания, в котором мое сердце находит, кажется, свою истинную сферу проявления, и которое его чарует. Это – источник счастья, истинного наслаждения для меня в здешней жизни, это дар, то единственно реальное, что существует в жизни. И вот я уже нарисовала и описала себя как крепость, со всеми своими подступами и уязвимыми сторонами, и хотя Вы и не собираетесь подвергать ее осаде, Вы будете знать, как ее взять. Вернемся к Вам, любезная Сестрица. Я надеюсь, что как только Вы пересечете границу, и живая, ежедневно возобновляющаяся боль успокоится, Вы даже сможете пережить хорошие моменты, в особенности в настоящее время, когда Вы вновь обрели своих Детей; Николя своим присутствием подарит Вам также несколько хороших минут, и мысль об этом меня радует. – Вы убедитесь, увидев дату моего письма, что я вспоминала о Вас и о том, как мы в последний раз были здесь вместе с Вами. Я удалилась сюда, как мне велели обстоятельства, Гатчина кажется мне вполне приятной, потому что это ее время года, и погода проявляет со своей стороны любезность, будучи столь прекрасной, сколь только можно желать в это время. Она довольна пуста, эта милая Гатчина, и я имею дело только с Мишелем, единственным представителем семейства; обычно мы воспринимаем нашу беду довольно философически, хотя бывают моменты, когда корчим недовольную гримасу, которая более чем извинительна, особенно в этом возрасте. Графиня и Князь Куракин образуют наш интимный круг, мы провели первый вечер в полном уединении, потому что это было 20-е[676]. Ваша Матушка умеет насмешить, Князь Куракин напомнил ей анекдоты из старого времени, и она так хорошо на них отозвалась, что он несколько раз чуть не упал со стула. Графиня была занята игрой в Солитер