[677]; вчера часть вечера была заполнена чтением романа, начатого кн. Куракиным, а остаток дня провели в Арсенале играя в <нрзб.>. Ваш Брат Мишель и я, закончив рано свою игру, стали играть в память о Вас в ДУРАЧКИ, поскольку Имп[ератрица] мне сказала, что Вы эту игру любили. Я нашла Имп[ератрицу] в полнейшем здравии, вчера утром мы совершили длительную прогулку пешком, и что еще более важно, нравственное Ее состояние кажется мне спокойным и светлым. Мне не хотелось бы опускать ни одной из подробностей, цену которых для Вас, любезная Сестрица, я так хорошо знаю! Но я боюсь слишком увеличивать их число, особенно после того, как Имп[ератрица] показала мне объемную корреспонденцию, которую она отправила к Вам с ген[ералом] Кутузовым[678]. Поскольку я просчитала, что почта дойдет до Вас быстрее, чем он сам прибудет к Вам, свое письмо я отправляю по почте. Мне хотелось бы, чтобы Вы как можно быстрее получили свидетельство моей признательности, которая простирается также на то, что Вы вспомнили о моем Дне рождения в письме из Мариенвердер[679], и Вы знаете причины, заставившие меня провести этот день в Городе. Как перенесли Вы путешествие, любезная Сестрица, и в особенности путь из Мемеля в Берлин? Мне радостно верить, что Вы его перенесли.
Передайте, прошу, тысячу добрых слов Вашему Мужу. Прощайте, любезная Сестрица, не оставляйте меня, прошу, хотя бы частицей Вашей дружбы и говорите мне иногда о ней, не превращая сего, однако, в досадную повинность.
________
1817 год
Веймар,
17/29 января 1817 года.
Оказия, которую представило мне появление Гераклита[681] в наших краях, слишком благоприятна для меня, и я не могу не воспользоваться ею, чтобы написать Вам несколько строк, любезный Друг. __ Надеюсь, что письмо мое застанет Вас в полном здравии, как и в той душевной удовлетворенности, которая всегда рождается от сознания исполненного долга: _____ все письма Матушки свидетельствуют о том, что у Вас хорошее настроение, мои молитвы, значит, услышаны и исполнены. Из того, что происходит здесь, мне нечего поведать Вам интересного, к тому же мучающее меня воспаление поджелудочной оставляет мне мало времени для того, чтобы писать письма в свое удовольствие; мы приближаемся к великой эпохе открытия Штатов[682], которые впервые будут действовать в соответствии с полномочиями, которые даровала нам новая Конституция[683]: эта торжественная эпоха для меня есть эпоха благоговения – и молитв, с которыми я обращаюсь к Всевышнему, дабы его Провидческая воля подготовила нам во благо наше будущее уже в настоящем. __ Вы помните, что все, касающееся этих важных договоренностей было сделано в наше отсутствие, без нашего ведома с ярко выраженной тенденцией в том, что касается их осуществления, укрепить будущее богатство, ограничив в его использовании правительство; эти меры (сами по себе весьма мудрые) будут словно поддержанными, хотя и с молчаливого согласия, присутствием Принца, и я наблюдаю с удовлетворением, что Герцог, не говоря ничего, действует так, словно он уверен в одобрении своего Сына, и, не выдвигая его на первый план, вовсе не исключает его при этом; это то, что нужно, учитывая обстоятельства, когда одно только молчаливое согласие и остается необходимым. __ Я в этом смысле радуюсь тому, что в настоящий момент нахожусь здесь, где, как мне кажется, личный пример имеет немалую цену и где важно внушить умам некоторую надежду на будущее, и я считаю, что эта цель может быть достигнута спокойствием и постоянством, которые суть внешнее выражение внутреннего состояния души. Я уже Вам говорила, что сумела держаться спокойно, и повторю Вам это еще раз, льщу себя надеждой, что Вы хорошо понимаете то, о чем я Вам здесь говорю, любезный Друг, и вовсе не полагаете, что я отказалась от всякой деятельности, ограничивая себя наблюдением, развитием способности суждения и укреплением разума. Вы знаете, из какого источника я буду черпать то, чего мне так часто и так сильно недостает, и если мои желания преуспеть в этом жизненном развитии горячи, то, следовательно, я имею все основания думать, что Вы можете быть спокойны относительно моего поведения и что я могу не объяснять Вам того, что я только что изложила касательно обыденных предпосылок собственных действий и светской способности суждения. Скажите мне, что Вы обо всем этом думаете, и соблаговолите также не забыть о бумаге, которую я осмелилась Вам направить касательно Господина фон Вольфскеля[684] на предмет его награждения орденом св. Анны, равно как и записку Вел[икого] Герцога, которую я Вам переслала и в которой речь идет о желании видеть его Доверенного в делах во Франции также награжденным орденом Св. Анны на шею. Я вынуждена к этому вернуться, зная, как дорожат этими внешними знаками Ваших благодеяний, а также зная, что в том огромном количестве дел, которые Вас занимают, так естественно обо всем этом забыть[685]. – Обнимаю Вас, любезный Друг, с нежностью, которая Вам известна, да хранит Вас неустанно Всевышний: мое семейство пребывает в полном здравии, а я пребываю навеки с теми чувствами к Вам, которые одушевляют всю мою жизнь.
Кажется, это письмо из рода тех, которые надобно сжечь, учитывая его содержание.
Петербург,
4/16 февраля 1817 года.
Надобно рассчитывать на Вашу снисходительность в той мере, в какой на нее рассчитываю я, чтобы не опасаться, любезная Сестрица, навлечь на себя Ваше неудовольствие за то, что с таким опозданием благодарю Вас за неоднократные проявления знаков Вашего внимания: и даже если я Вам о том долго ничего не говорила, то это вовсе не означает, что я не была ими растрогана. Позвольте же мне сегодня заверить Вас в этом, равно как и в тех молитвах, которые я воссылаю за Ваше здравие к Небесам. Мы празднуем день Вашего рождения в тишине, поскольку он приходится на последний день Масленицы, который, как Вы знаете, обычно проходит самым спокойным образом при Дворе[687]; но это отнюдь не препятствует тому, чтобы этот День праздновался от чистого сердца. Масленица была в этом году очень короткой; в городе она была еще довольно оживленной, но до Двора это веселье доходило мало. Я же очень рада видеть здесь Герцогиню Александру[688], которая сама по себе есть род Масленицы, устраивающей меня более, чем настоящая.
____ Вы очень добры, любезная Сестрица, что спрашиваете меня о моем здоровье: я в добром здравии и, по счастью, его не удается испортить дурному времени года (раз уж мое присутствие еще некоторое время в этом мире столь необходимо); не на каждый год приходится такое стечение нравственных и физических потрясений, как те, что разрушили мое здоровье прошлой зимой. Несмотря на потерю, которую я недавно пережила[689] и в которой Вы приняли такое доброе участие, я чувствую себя во всех отношениях неизмеримо лучше, чем в прошлом году. Не рассказывайте никому, любезная Сестрица, те подробности, которые я Вам сообщаю о своей персоне; Вы доставите мне огромное удовольствие, сообщая мне о себе; и все, что Вы говорите о Ваших Детях и их развитии меня очень интересует по причине глубокой привязанности, которую я к ним испытываю. Привязанность эта абсолютно бескорыстна, ибо ни на какую взаимность с их стороны рассчитывать я не могу.
Прощайте, любезная Сестрица, мысль о том объеме посланий, которые поступают к Вам отсюда, заставляет меня замолчать и прерывает мысль на середине письма, ибо что можно еще Вам рассказать из того, что было бы Вам интересно. Если еще одно дополнительное свидетельство доброго здравия, в котором находится Графиня Ливен, может Вас успокоить, то я с величайшим удовольствием Вам его предоставлю. Я нахожу, что выглядит она, как <нрзб.> отменно. Ничего не прошу Вас передать моему Кузену, ибо собираюсь написать ему сама, но прошу однако Вашего позволения обнять Вас от всего сердца.
Царское Село,
28 апреля /10 мая 1817 года.
Наконец-то, любезный добрый Друг, я удосужился взять перо в руки. Но это еще и потому, что строки эти Вам доставит Парге[691]. Невозможно предаваться лени, когда посылается подобный курьер. ___ Но только этот Парге уже не прежний Парге. Это Парге женатый и влюбленный в свою половину. Что он и доказал, женившись на ней после всего, что произошло. __ В конечном счете я считаю, что он поступил так, как должен был поступить человек чести, раз уж он позволил себе подобную проделку. Я желаю им счастья и очень на него надеюсь.
Прошло уже много времени с тех пор, любезная Мари, как мы беседовали друг с другом. Признаюсь, что я самый плохой корреспондент в этом мире. Думаю, это происходит оттого, что я слишком уверен, что эта моя особенность неизлечима. __ Все это очень плохо, и у Вас есть все права за то меня ругать, а потому я начинаю с того, что со всей искренностью признаюсь в моих прегрешениях. – Что Вы скажете, когда получите письма Матушки, которая Вас приглашает на бракосочетание Николя?