Александр II и его время: Кн. 1 — страница 14 из 49

и и продолжателями традиций передовых шестидесятников' («От какого наследства мы отказываемся?»)²¹⁰.

В годы первой русской революции Ленин развивает свои взгляды на народничество. В статье «О народничестве» он убежденно пишет: «Крестьянская демократия — вот единственное реальное содержание и общественное значение народничества»²¹¹.

Один из видных идеологов народничества П. Л. Лавров в 1895 г. в Женеве издал книгу «Народники-пропагандисты», в которой обстоятельно показал роль и влияние политической эмиграции на «хождение в народ»²¹².

В 1905 г. легальными в России стали имена А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, М. Л. Михайлова, братьев Н. А. и А. А. Серко-Соловьевичей, Н. В. Шелгунова и других революционеров. Были опубликованы сочинения Герцена, Чернышевского, следственные материалы, переписка, мемуарные источники, документальные сборники по истории революционного движения.

В 1909 г. довольно подробно «хождение в народ» было изложено в книге либерального историка Л. Барриве «Освободительное движение в царствование Александра второго». В работе отмечается наличие элементов организованности в движении разночинцев и единство целей его участников²¹³.

Богатый фактический материал о правительственной политике и революционном экстремизме содержит книга крупного либерального историка А. А. Корнилова «Общественное движение при Александре II»²¹⁴. В книге «легального марксиста» В. Я. Богучарского (основной из литературных псевдонимов историка В. Я. Яковлева) «Активное народничество семидесятых годов» (1912) приведен обстоятельный анализ основных идейных течений революционной мысли. Как отметил Б. С. Итенберг, автор допустил принципиальную ошибку: он сблизил идеологию революционного народничества со славянофильством²¹⁵.

В 1913 г. появилась уже упоминавшаяся книга историка публициста Б. Б. Глинского «Революционный период русской истории. 1861—1881 гг.», в которой автором собран обильный материал.

В первые годы советской власти по интересующей нас теме публикуются работы Ю. М. Стеклова, В. И. Невского, М. Н. Покровского²¹⁶. К сожалению, ничего существенного эти авторы не внесли в историю революционного движения 60—70-х годов.

В 1929 г. вышла книга Феликса Кона «История революционного движения в России»²¹⁷, в которой автор сделал ряд важных обобщений о «хождении в народ». В частности, он указал, что помимо воли участников «хождения в народ» стихийно создавалась «своеобразная организация».

В следующем году М. Поташ в книге о народническом социализме проанализировал идейные предпосылки и значение «хождения в народ» в развитии программных и тактических установок народников²¹⁸. С середины 1930-х годов под влиянием культа личности Сталина разработка темы народничества по существу была приостановлена и заменена негативными, односторонними оценками.

После XX съезда КПСС (1956) вновь началась активная исследовательская работа в области народничества. За ее разработку принялись не только историки, но и литературоведы, философы и экономисты. Свою роль сыграли и проведенные в октябре 1959 г. дискуссии в МГУ, на страницах журналов «Вопросы литературы» и «Истории СССР».

Оживление в исторической науке породило многообразие форм публикаций — от книг и статей до авторефератов диссертаций и тезисов различных конференций. Для работ, опубликованных в конце 1950-х и в 1960-х годах, присущи во многом качественно новая направленность исследования, многоплановость и сложность рассматриваемой проблемы.

Особого внимания из них заслуживает книга Ш. М. Левина «Общественное движение в России в 60—70-е годы XIX века»²¹⁹, явившаяся итогом многолетнего труда автора. В работе рассматриваются практически все основные идейные течения в русском обществе и правительственном лагере на протяжении двух пореформенных десятилетий. Находясь на железных рельсах классового подхода, Левин всемерно прославлял террористов-народников, раскалывавших общество, разжигавших ненависть к существовавшему строю. К числу достижений он относил и резкую оппозиционность социально-революционного народничества русскому либерализму. Автор «пел дифирамбы» экстремистам, их верности идее насильственного ниспровержения самодержавия, нисколько не задумываясь, к чему это вело, закрывая глаза на предпринимаемые в стране широкие реформы во всех сферах жизни общества.

Примерно в таком же стиле написана брошюра Р. В. Филиппова «Первый этап «хождения в народ (1873—1874)»²²⁰, в которой показаны попытки народников найти «организующие начала движения» и рассказывается об их пропаганде в некоторых районах России.

С тех же позиций, вместе с тем глубоко и аргументированно, показывает народнические кружки и «хождение в народ» в 70-х годах XIX в. Б. С. Итенберг в своей книге «Движение революционного народничества», вышедшей в 1965 г.²²¹

Революционное движение 60—70-х годов XIX в. нашло свое отражение и за рубежом.

Вскоре после первых покушений на Александра II видный английский буржуазный журнал «Фортнайтли Ревью» опубликовал обширную статью русского писателя и журналиста П. Боборыкина «Нигилизм в России». Считается, что это была первая попытка в английской печати более глубоко проанализировать начавшееся в России движение разночинцев²²².

В 1883 г. немецкий либерально-буржуазный профессор Базельского университета Альфонс Тун в книге «История революционных движений в России», показав события 60-х годов, основное внимание посвятил революционному движению народнического и народовольческого периода²²³. Интересно, что у Чернышевского он отрицал всякие оригинальные идеи «в социально-экономической области», считая его «демократом и социалистом в смысле школы Сен-Симона и Фурье»²²⁴.

Итальянский историк Франко Вентури в 1952 г. напечатал свой капитальный труд «Русское народничество»²²⁵, в котором рассмотрел революционно-демократическое движение в России с начала зарождения русского утопического социализма до 1881 г. включительно. Автор провел добротный анализ теоретических источников русского крестьянского социализма. Вместе с тем, «народники нигде не смогли вызвать бунт или мятеж, — подчеркивает профессор Вентури. — Повсюду крестьяне слушали этих необычных странников с изумлением, удивлением, а иногда с подозрительностью»²²⁶.

В 1955 г. в Голландии вышла книга Д. Майера «Знание и революция. Русская колония в Цюрихе», в которой автор оценил народничество как чисто интеллектуальное движение²²⁷.

Преподаватель Варшавского университета М. Ваврикова в 1963 г. напечатала свою монографию «Революционное народничество семидесятых годов XIX века», где проанализировала историю революционного народничества с середины 50-х годов до конца 1878 г.²²⁸

Ряд англо-американских историков не сомневается в объективно отрицательной роли революционных демократов. Нет сомнения, пишет Б. Пейрс, «они никогда не были способны ни на что, кроме вреда для России». А в ореоле революционеров повинно само правительство, своими неумелыми действиями превращавшее их в героев²²⁹.

Английский исследователь Д. Броуэр в своем труде (1975) дал достоверную оценку влияния системы просвещения России на формирование революционной молодежи²³⁰. М. Партридж предложила хорошо аргументированную трактовку развития революционной деятельности А. И. Герцена²³¹.

Краткий обзор историографии революционного движения 60—70-х годов XIX в., усложнение идеологических и познавательных задач убеждают, что объективное, научное разрешение сложной проблематики общественного движения в пореформенной России требуют дальнейшего беспристрастного, комплексного их изучения в тесной связи с другими вопросами без вульгарных и примитивных извращений.

Часть IСТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ РЕФОРМАТОРА

Глава перваяВОСПИТАНИЕ НАСЛЕДНИКА ПРЕСТОЛА

Воспитание человека начинается с его рождения.

Ж.-Ж. Руссо

1. Детство и отрочество (1818—1834)

Истоки

Будущий российский император и реформатор Александр II родился в самом сердце страны — в Московском Кремле. Произошло это весной 1818 г. Как отмечают современники, весна тогда была теплая, светлая, буйно распускалась зелень.

Москва не успела еще оправиться от нашествия французов и страшного пожара двенадцатого года. Везде, даже на главных улицах, не исключая Тверской, виднелись обгорелые остовы стен, закоптелые, полуразрушенные дома, окруженные забором пустыри¹. Толпы празднично одетого народа в светлый день Пасхи гуляли по Кремлю, обращая внимание на скромное здание, стоявшее неподалеку от колокольни Ивана Великого. Это был дом митрополита Платона при Чудовом монастыре², в котором с конца сентября 1817 г. проживала великокняжеская чета³: 22-летний Николай Павлович, второй брат царствовавшего тогда императора Александра I⁴, и его 19-летняя супруга — Александра Федоровна, урожденная принцесса Прусская Фредерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина, дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма III⁵, готовившаяся стать матерью. Александра была родной племянницей и крестной дочерью английской королевы Софии-Шарлотты, супруги короля Георга III и, таким образом, родственницей будущей английской королевы Виктории-Александрины⁶.

По отзывам современников, великий князь Николай Павлович в то время еще не имел той величественной, могучей и статной фигуры, которая ныне представляется каждому при имени императора Николая I. Он был очень худощав и от того казался еще выше. Николай Павлович горячо любил свою молодую супругу, отвечавшую ему взаимностью.

И вот в среду, 17 апреля⁷, на четвертый день святой недели загудел златоглавый Иван Великий. Его торжественный звон подхватили колокола всех сорока сороков церквей Белокаменной. Первопрестольная столица, а затем и вся Россия узнали, что в этот день родился великий князь Александр Николаевич.

«...В 11 часов, — писала позже в своих мемуарах Александра Федоровна, — я услыхала первый крик моего первого ребенка! Никс (вел. кн. Николай Павлович. — Авт.) целовал меня и плакал, и мы возблагодарили Бога вместе, не зная, даровал ли он нам сына или дочь, когда матушка (императрица Мария Федоровна, вдова Павла I)⁸, подойдя к нам, сказала: «Это сын». Мы почувствовали себя еще более счастливыми при этом известии, но помнится мне, что я ощутила нечто важное и грустное при мысли, что этому маленькому существу предстоит некогда сделаться императором»⁹. Появление новорожденного было возвещено также 201 пушечным выстрелом, прозвучавшим в стенах Кремля.

Место рождения великого князя не случайно было выбрано в пределах Кремля. Благочестивая семья Романовых хорошо понимала, что значит для русских людей церковный центр России.

Весть о рождении Александра Николаевича широко обсуждалась «членами царской семьи, их иноземными родственниками, всей мыслящей Россией, поскольку и император Александр I, и его первый брат, цесаревич Константин Павлович¹⁰ (цесаревич в России — официальный титул наследника престола. С 1797 г. передавался только по мужской линии), были бездетны и царский престол должен был перейти в род Николая Павловича.

Рождение Александра Николаевича укрепило положение царствующей династии Романовых. Ведь целых двадцать лет в императорской семье не было приращения.

На августейшего младенца невольно были обращены взоры поэтов и писателей.

Подобно старику Державину, приветствовавшему рождение Александра I, молодой, известный поэт Жуковский, живший тогда при дворе великого князя Николая Павловича и преподававший русский язык матери новорожденного¹¹, отозвался на появление царственного первенца восторженной лирой.

Но он рожден в великом граде славы,

На высоте воскресшего Кремля;

Здесь возмужал орел наш двоеглавый,

Кругом его и небо и земля,

Питавшие Россию в колыбели;

Здесь жизнь отцов великая была.

По словам поэта, это приветствие «носило в ту минуту какой-то пророческий отпечаток». Жуковский назвал новорожденного «прекрасным России упованием» и предвещал, что державный отрок будет представителем «обильного честью века», «славного участник славный будет», что будет он «времен своих красой» и «на чреде высокой не забудет светлейшего из званий — человек».

Но уж судьба свой суд о нем сказала,

Уже в святилище ее стоит

Ему испить назначенная чаша¹², —

прозорливо предвидел Жуковский и будущую его трагическую судьбу.

Кормилицей младенца была назначена крестьянка подмосковного села Большие Мытищи Авдотья Гаврилова¹³.

По традиции крещение новорожденного совершили в церкви Чудова монастыря¹⁴. Издавна этот монастырь был особо почитаем. В его церкви Чуда Михаила Архангела крестили многих младенцев из царского дома: детей Ивана Грозного, в 1557 г. — царевича Федора¹⁵. В 1629 г. патриарх Филарет крестил своего внука — будущего царя Алексея Михайловича, а в 1672 г. здесь был крещен царевич Петр — будущий преобразователь России, император Петр Великий¹⁶.

«Во время крестин (совершившихся 29 апреля в Чудовом монастыре), — свидетельствовала августейшая супруга Николая Павловича, — нашему малютке было дано имя Александр; то был прелестный ребеночек, беленький, пухленький, с большими темно-синими глазами»¹⁷. Вдовствующая императрица Мария Федоровна после причастия, возложив на младенца знаки ордена св. Андрея Первозванного, следуя примеру матери Петра Великого, положила его в серебряную раку, где находились нетленные мощи св. Алексея, митрополита Московского¹⁸. Не менее важными для царской семьи были и военные традиции. Император Александр I, получив известие о радостном событии на пути из Варшавы в Одессу, 27 апреля в Бельцах Бессарабской области тотчас же назначил новорожденного великого князя шефом лейб-гвардии гусарского полка¹⁹. С годами он становится шефом свыше 30 отечественных и зарубежных частей и числится более чем в 20 полках и подразделениях²⁰.

9 июня августейший малыш был отправлен в Павловск в сопровождении адъютанта великого князя Николая Павловича штабс-капитана В. Ф. Адлерберга²¹, а также состоящих при младенце дам и доктора Крейтона. Туда же в середине июня возвратилась и великокняжеская семья.

Первоначальное воспитание ребенка, как обычно, было вверено женщинам — признанным воспитательницам. Державная бабушка, Мария Федоровна «всегда ровная, милостивая и добрая»²², не чая души в маленьком внуке, окружила его надзирательницами и боннами. Главной воспитательницей она определила Ю. Ф. Баранову, дочь своей близкой подруги Ю. Ф. Адлерберг²³. В качестве надзирательницы при великом князе состояла Н. В. Тауберт, а боннами — англичанки М. В. Коссовская²⁴, А. А. и Е. И. Кристи.

Естественно, большое влияние на мальчика имела его мать Александра Федоровна.

По отзывам близких к ней людей, это была талантливая, весьма образованная и одаренная богатым художественным вкусом женщина. С детства у нее был развит интерес к изучению истории, литературы и искусства, сохранившийся до конца ее жизни²⁵. С первых дней пребывания в Северной Пальмире Александра Федоровна произвела на петербуржцев самое благоприятное впечатление. Высокая ростом, голубоглазая, она во многом напоминала свою мать — знаменитую своей красотою прусскую королеву Луизу²⁶.

Как «богиня красоты и грации» она очаровала всех своею любезностью, лаской, вниманием и оживляла беседы живою, остроумною речью²⁷. Жуковский, питавший к ней глубокое уважение до последних лет своей жизни, считал ее идеалом женщины.

В стихотворении «К портрету великой княгини Александры Федоровны» он пылко писал:

Для нас природа ей все прелести дала,

Для нас ее душа цвела и созревала:

Как гений радостей она пред нами стала

И все прекрасное с собой нам принесла²⁸.

Жуковский воспел ее под именем Лалла-Рук (героиня одноименной поэмы Томаса Мура²⁹.

«Александра Федоровна была добра, — отмечала позже фрейлина Тютчева, — у нее всегда была улыбка и доброе слово для всех, кто к ней подходил; но эта улыбка и это доброе слово никогда не выходили за пределы небольшого круга тех, кого судьба к ней приблизила»³⁰.

Всю жизнь, отмечала она в своих воспоминаниях, в ней жила склонность к меланхолии и мечтательности. После развлечений светской жизни она любила углубляться в самое себя и в такие минуты природа оказывалась для нее «столь же необходимой, как хорошая проповедь»³¹.

Став императрицей, Александра Федоровна была чужда всякого личного честолюбия и далека от желания властвовать. В своем дневнике Пушкин признавался: «Я ужасно люблю царицу»³². Он возвышенно описывает выходы государыни на придворные балы в восьмой главе «Евгения Онегина», когда она, «колеблясь подобно лилии крылатой», входит в тесный круг придворных:

И над поникшею толпою

Сияет царственной главою.

Александра Федоровна стремилась делать только добро и пользовалась своим влиянием, чтобы помогать ближним. Свою жизненную задачу она видела в благотворительности во всех ее видах, которую проводила с утонченною деликатностью.

Узнав о пожаре, уничтожившем в 1855 г. несколько домов на Черной речке, императрица послала немедленно доверенное лицо, наказав разузнать об убытках, понесенных каждой семьей, и раздать им пособие лично, «не говоря — от кого оно прислано». Оказывая много благодеяний, государыня всегда тщательно старалась скрыть, что эти благодеяния делаются ею; истина открывалась иногда только по прошествии нескольких лет³³.

Царица не раз говорила, что слова «приказание и приказывать» понятны ей только в устах императора.

Под бюстом Александры Федоровны работы Рауха Николай приказал подписать слова: «Счастие моей жизни»³⁴.

Известно, что Николай Павлович страстно любил своего сына-первенца, но с детства воспитывал его по-спартански. Так, дочь Балугьянского, бывшего наставника Николая I, графиня М. М. Медем рассказывала: «В 1821 г. после нашего выпуска из Екатерининского института отец повез меня с сестрой в Аничковский дворец представить великой княгине Александре Федоровне. После нескольких приветствий великий князь Николай Павлович, который присутствовал при этом представлении, объявил, что желает похвастать своим сыном, и, несмотря на протест великой княгини, ввел всех троих в спальню сына, отодвинул ширму, разбудил спящего ребенка и вынул его из кроватки, утверждая при этом, что солдат должен быть готов во всякое время. Потом, поставив сына на пол, сам стал рядом с ним на колени, взял громадный барабан и под звуки выбиваемого им самим марша заставил сына маршировать»³⁵.

Молодая чета оставляла своего сына на попечение бабушки во время двух поездок за границу, предпринятых для укрепления здоровья великой княгини Александры Федоровны с сентября 1820 по август 1821 г. и осенью 1824 г.³⁶ Под «властью» женского общества «маленький Саша» пробыл до шестилетнего возраста, когда его воспитание перешло к Карлу Карловичу Мердеру³⁷.

Воспитатель К. К. Мердер

В высшей степени ответственную и важную должность воспитателя подрастающего великого князя Мердер вступил 8 июля 1824 г. в возрасте 36 лет, за полтора года до того, как Александр Николаевич сделался наследником престола³⁸. «Выбор Мердера самим государем, — пишет Смирнова-Россет, — удивил петербургскую публику и доказывает проницательность императора. Мердер был очень дурен, весь в рябинках; его взор был строгий, прямой, он был знаток детства»³⁹.

Мердер пробыл при великом князе 10 лет, почти до самой своей смерти в 1834 г. Все эти годы Мердер считал главной целью жизни — быть полезным воспитаннику, которому он отдал самого себя, все свое время, отдых и досуг.

«Государь дал мне то, что для него и для целой России всего драгоценнее. Да поможет мне Бог исполнить мое великое дело!» — записал он в своем дневнике 21 августа 1826 г.⁴⁰.

Мердер принимал живейшее участие в детских играх и учебных занятиях наследника, не оставляя его без надзора ни днем, ни ночью. Такая близость давала Карлу Карловичу возможность внимательно наблюдать за нравственным развитием будущего русского императора и в последующем деятельно помогать наставнику великого князя В. А. Жуковскому в его заботах «об умственном и духовном просвещении воспитанника».

Капитан Мердер был лично известен Николаю Павловичу как ротный командир, сформированной в 1823 г. в Санкт-Петербурге школы гвардейских подпрапорщиков. Родился он 8 января 1787 г. в г. Белице Могилевской губернии в семье городничего. В 11 лет он был отвезен в Петербург и определен в 4-й кадетский корпус, где в короткое время вошел в число лучших воспитанников. В 1804 г. Мердер, успешно окончив курс учения, был произведен корнетом в Елисаветградский гусарский полк. Он показал себя храбрым боевым офицером, израненным в походах 1805—1807 гг., особенно проявив себя при Аустерлице. В 1809—1823 гг. — дежурный офицер 1-го кадетского корпуса.

О Мердере, несомненно оказавшем большое и благотворное влияние на будущего императора, его коллега по воспитанию В. А. Жуковский отозвался в следующих выражениях: «Отменно здравый ум, редкое добродушие и живая чувствительность, соединенные с холодною твердостью воли и неизменным спокойствием души, — таковы были отличительные черты его характера»⁴¹.

Имея от природы натуру деятельную и любознательную, Карл Карлович постоянно трудился, приобретая новые знания с тем, чтобы впоследствии поделиться ими со своим воспитанником. Про Мердера говорили, что он был рыцарем чести. Его ежедневные записи в дневнике, а также постоянное, доброжелательное расположение к нему членов царской семьи служат лучшим доказательством того, как «благоразумно и добросовестно исполнял Карл Карлович свои обязанности»⁴².

Известно, что предок Мердера прибыл в Россию из Германии, поэтому Николай Михайлович Карамзин, написавший «Историю государства Российского», в записке, поданной императору Александру I, выразил горячее желание русских людей того времени: «О, дай Бог, чтобы когда-нибудь русские воспитывали великих князей наших! Желаю сего счастья милому Александру Николаевичу!»⁴³. И, действительно, это пожелание исполнилось. В. А. Жуковский, с ним К. И. Арсеньев⁴⁴ и некоторые другие из русских вскоре были назначены наставниками и воспитателями великого князя.

Восстание декабристов

Прежде чем продолжить разговор о воспитании Александра Николаевича, я вынужден несколько остановиться на событиях, происшедших в конце 1825 г. и отразившихся самым непосредственным образом на судьбе великого князя.

19 ноября 1825 г. неожиданно от тифозной горячки умер вдали от Петербурга, в Таганроге «победитель непобедимого Наполеона», «умиротворитель Европы», «царь царей» Александр I Благословенный. Гонец, посланный в С.-Петербург, принес императорской семье горестные слова овдовевшей Елизаветы Алексеевны: «Наш ангел на небесах, а я еще здесь»⁴⁵.

Сына у Александра I не было, а две дочери умерли в раннем детстве. Наследником престола должен был стать его брат цесаревич Константин, второй сын Павла I, главнокомандующий польской армией. Однако в письме от 14 января 1822 г. по настоянию Александра I Константин⁴⁶ отрекся от престола, основанием чему послужил, по всей видимости, его морганатический брак с польской графиней Жанетой Грудзинской (Лович)⁴⁷, особе не царской крови. По принятым тогда правилам престолонаследия Константин не мог передать в дальнейшем престол своим потомкам.

Манифестом от 16 августа 1823 г. Александр I назначил наследником престола следующего брата⁴⁸ — Николая, который занимал должность главного инспектора инженерной части. Акт отречения и манифест не были обнародованы и доведены до его сведения, хотя Николай Павлович помнил, что еще летом 1819 г. Александр I в доверительном разговоре в присутствии Александры Федоровны принял решение «уступить свои права на престолонаследие ему и его потомству»⁴⁹.

О манифесте знал узкий круг людей: Александр I, императрица-мать Мария Федоровна, граф А. А. Аракчеев, князь А. Н. Галицын — любимцы императора и Филарет — митрополит Московский, редактировавший текст манифеста⁵⁰.

Данный манифест в четырех экземплярах хранился в Москве в Успенском соборе, в Петербурге — в сенате, синоде и в Государственном совете⁵¹ с собственноручной надписью царя: «Вскрыть после моей смерти».

Из-за таинственности, которой был облечен вопрос о престолонаследии, создалось двусмысленное и взрывоопасное положение междуцарствия. Николай принес присягу в Петербурге Константину, а Константин в Варшаве принес присягу младшему брату Николаю. 27 ноября население было приведено к присяге Константину. Таким образом, Константин формально являлся новым императором. В магазинах выставили его портреты, даже успели отчеканить несколько новых монет с его изображением.

Сложилось уникальное явление во всемирной истории: два брата, наследники престола спорили друг с другом не о том, кто захватит власть, чему не счесть примеров, а, напротив, отказывались от трона один в пользу другого.

Константин еще 26 ноября отправил своего брата великого князя Михаила Павловича из Варшавы в Петербург с письмом к императрице матери Марии Федоровне и брату Николаю, где подтверждал свой отказ от престола.

Только получив второе письмо от Константина 12 декабря, великий князь Николай согласился принять престол, и «переприсяга» была назначена ему на 14 декабря. В этот же день — 12 декабря Николай получил письмо из Таганрога от Дибича о готовящемся обширном заговоре⁵².

Тогда же, как бы предчувствуя недоброе, он написал в Таганрог князю П. М. Волконскому: «Воля Божья и приговор братний надо мной свершаются. 14-го числа я буду или государь — или мертв!»⁵³

Трехнедельное междуцарствие и принесение новой присяги взволновали население и армию. Константин был более популярен среди армии. Он участвовал в боях с Наполеоном⁵⁴, в 1812—1813 гг. командовал гвардией. Николая же недолюбливали за его солдафонские наклонности. Сложившейся ситуацией решили воспользоваться члены Северного тайного общества⁵⁵. План переворота, разработанный ими на квартире поэта Кондратия Рылеева⁵⁶, предполагал воспрепятствовать присяге, поднять сочувствующие войска, привести их на Сенатскую площадь и силой оружия, если не захотят добром, заставить сенаторов объявить правительство низложенным и издать революционный Манифест к русскому народу.

Манифест предусматривал свержение правительства, отмену крепостного права, уничтожение рекрутчины, объявление гражданских свобод и созыв Учредительного собрания.

14 декабря произошло восстание в Петербурге. На Сенатской площади под знаменами восстания собралось около трех тысяч солдат при 30 офицерах. Несколько десятков тысяч сочувствующих из «простонародья», «черной кости» готовы были поддержать восставших.

Тем не менее, декабристы не достигли поставленных целей. Предупрежденный 12 декабря подпоручиком Яковом Ростовцевым⁵⁷, Николай Павлович опередил членов тайного общества.

Сенат и Государственный совет присягнули ему рано утром, в 7 часов 20 минут, еще затемно. Диктатор восстания князь Сергей Трубецкой⁵⁸ не явился на площадь и этим внес разлад и неуверенность в ряды декабристов. Петр Каховский, намеревавшийся убить Николая I, с наступлением утра отказался от своего замысла, не захотел быть террористом-одиночкой⁵⁹.

Отказался действовать по плану — вести войска на Зимний дворец и капитан Александр Якубович⁶⁰. Он опасался того, что в схватке солдаты убьют Николая и его близких и вместо ареста царской семьи случится цареубийство. Каре восставших неоднократно беглым огнем отражало натиск верной Николаю конной гвардии.

Не принесли успеха попытки уговорить .восставших, предпринятые губернатором графом М. Милорадовичем, митрополитом Серафимом и великим князем Михаилом Павловичем⁶¹. При этом граф Милорадович был смертельно ранен Каховским. К вечеру декабристы выбрали нового «диктатора» — князя Евгения Оболенского, начальника штаба восстания⁶².

Он трижды пробовал созвать военный совет, но было уже поздно. Николай взял инициативу в свои руки и собрал на площади против восставших вчетверо большие силы. В его распоряжении находилось 36 артиллерийских орудий. «Погода из довольно сырой, — писал позже Николай I в опубликованных записках, — становилась холоднее; снегу было весьма мало, и оттого весьма скользко; начинало смеркаться, ибо уже 3 час пополудни. Шум и крики делались настойчивее, и частые ружейные выстрелы ранили многих из конной гвардии и перелетали через войска; большая часть солдат на стороне мятежников стреляли вверх. Выехав на площадь, желал я осмотреть не будет ли возможности, окружив толпу, принудить к сдаче без кровопролития. В это время сделали по мне залп: Пули просвистали мне чрез голову и, к счастью, никого из нас не ранило. Рабочие Исаакиевского собора⁶³ из-за заборов начали кидать в нас поленьями. Надо было решиться положить сему скорый конец, иначе бунт мог сообщиться черни и тогда окруженные ею войска были бы в самом трудном положении»⁶⁴.

Николай отдал приказ стрелять картечью. К ночи все было кончено.

Из документа чиновника Министерства юстиции по статистическому отделению С. Н. Корсакова мы узнаем, что в день 14 декабря было «убито народа»: генералов — 1, штаб-офицеров — 1, обер-офицеров разных полков — 17, нижних чинов лейб-гвардии Московского полка — 93, гренадерского — 69, /морского/ экипажа гвардии — 103, Конного — 17, во фраках и шинелях — 39, женска пола — 9, малолетних — 19, черни — 903. Общий итог убитых — 1271 человек»⁶⁵.

Из-за поступивших доносов в тот же день — 14 декабря были арестованы на юге 13 человек членов Южного тайного общества⁶⁶. Видя, что заговор раскрыт, прочие члены Южного общества приняли решение действовать с оружием в руках. Они сумели возмутить войска уверением, что Константин Павлович не отрекся от престола.

29 декабря 1825 г. в селе Трилесы началось восстание Черниговского полка, возглавленное членами Южного общества подполковником С. Муравьевым-Апостолом и подпоручиком М. Бестужевым-Рюминым⁶⁷.

Восставшие войска заняли Васильков и оттуда двинулись к Киеву на соединение с другими полками. Посланный навстречу восставшим отряд правительственных войск встретил их залпами картечи, и 3 января 1826 г. восстание на юге было подавлено.

После разгрома обоих восстаний к следствию было привлечено 579 человек. Пятеро руководителей — П. И. Пестель⁶⁸, С. И. Муравьев-Апостол, К. Ф. Рылеев, М. П. Бестужев-Рюмин и П. Г. Каховский 13 июля 1826 г. повешены. 121 человек сослан на каторгу и на поселение в Сибирь. Репрессиям подверглись также более 3 тысяч солдат.

Наиболее активные участники выступлений из числа солдат были прогнаны сквозь строй, некоторые выжившие сосланы в Сибирь на каторгу или поселение.

Штрафной Черниговский полк и другой сводный полк из деятельных участников восстания были сосланы на Кавказ, где в то время велись энергичные военные действия.

Восстание декабристов⁶⁹ стало первым открытым выступлением с оружием в руках с целью свержения самодержавия и ликвидации крепостного права. Оно, несомненно, оказало сильное влияние на Николая I и его семью. Самодержец назвал 14 декабря роковым днем. «Видя, что дело становится весьма важным и не предвидя еще, чем кончится, — признавался Николай Павлович, — послал я Адлерберга с приказанием к шталмейстеру (заведующий царскими конюшнями. — Авт.) князю Долгорукому готовить загородные экипажи для матушки и жены и намерен был в крайности выпроводить их с детьми под прикрытие кавалергардов в Царское Село»⁷⁰.

Во время событий на Сенатской площади обе императрицы находились в обществе историографа Карамзина, который по своим дружеским отношениям к царской семье имел право утешать цариц и был свидетелем их слез. «Государь прислал предупредить свою супругу, — пишет Яковлев, — что он вынужден сделать несколько пушечных выстрелов, но, несмотря на это предупреждение, выстрел до того поразил Александру Федоровну, что у нее с тех пор на всю жизнь осталось нервное движение на лице. Мать и супруга слились в одну общую молитву, которую прервал генерал Толь⁷¹ возгласом: «Государь идет». Александра Федоровна бросилась навстречу к мужу, обняла его и мысленно благодарила Бога за спасение Николая.

Вечер этого дня Николай Павлович провел в своей семье. «Какое начало царствования!» — воскликнул он в одно время со своей женой»⁷². Императрица начала писать письмо к отцу, описывая события дня, но перо выпало из ее рук и она почти без чувств упала тут же, от усталости и потрясения пережитых ею волнений.

Александра Федоровна 15 декабря 1825 г. восклицала о пережитом: «Боже! Что за день! Каким памятным он останется на всю жизнь! Я была совсем без сил, не могла есть, не могла спать, лишь совсем поздно, после того как Николай успокоил меня, сказав, что все тихо, я легла и спала, окруженная детьми, которые тоже провели эту ночь как бы на бивуаках. Три раза в течение ночи Николай приходил мне сообщить, что приводят одного арестованного за другим и что теперь открывается, что все это — тот самый заговор, о котором писал Дибич. В 3 часа Милорадович скончался. Мне день 14-го представляется днем Промысла Божия, так как эта открытая вспышка даст возможность скорее и вернее установить как участников, так и самые размеры заговора»⁷³.

Мы знаем, что участников заговора Николай I так и не простил до самой своей смерти.

Прощение декабристы получили уже от его сына Александра Николаевича, который манифестом 12-го декабря 1825 г. в семилетием возрасте был провозглашен наследником всероссийского престола⁷⁴.

На всю жизнь Александр Николаевич сохранил впечатления от дня восстания декабристов. На «маленького Сашу» — так звали его в императорской семье — надели Андреевскую ленту и вывели к построенному на дворе гвардейскому саперному батальону. Император, обратясь к саперам, просил их полюбить его сына, как сам он любит их. Потом передал его на руки находившимся в строю Георгиевским кавалерам, приказав первому человеку от каждой роты подойти его поцеловать. «Саперы с кликами радости и восторга, — отмечает Корф, прильнули к рукам и ногам наследника»⁷⁵.

Казалось бы сильные впечатление декабря 1825 г. должны были ожесточить юного наследника престола. Но душа его остается среди неизбежных, увы, страстей времени чистою, кроткою, любящею и доброю.

Он продолжал вести прежнюю жизнь под надзором Мердера, лишенную всякой роскоши и чопорности. Так, когда однажды французский посол маршал Мармон⁷⁶, согласно обычаям своей страны, просил позволения представиться восьмилетнему великому князю, Николай Павлович отклонил эту просьбу следующими словами: «Вы, значит, хотите вскружить ему голову? Какой прекрасный повод к тому, чтобы возгордиться этому мальчугану, если бы стал выражать ему почтение генерал, командовавший армиями!.. Я хочу воспитать в моем сыне человека, прежде чем сделать из него государя»⁷⁷. Вместо официального представленья Николай пригласил Мармона познакомиться с наследником в Царском Селе.

Действительно, посол отправился в Царское Село, где в одном из парков нашел великого князя с сестрами, Марией и Ольгой Николаевнами⁷⁸. Наследник привел в восхищение гостя своей ловкостью, находчивостью и живостью. Когда вся компания садилась в лодку, последняя случайно накренилась и зачерпнула воды. Другой ребенок в таком случае испугался бы и вскрикнул, но Александр Николаевич смело схватил багор, поспешно оттолкнул лодку от берега и спокойно стал грести.

Умение держать себя в обществе, на людях, было отличительной чертой маленького наследника. Так, во время коронации государя в Москве летом 1826 г., он приводил в неописуемый восторг жителей Первопрестольной, когда в лейб-гусарском мундире и на арабском коне появился в свите своего отца или участвовал в парадах в строю гусар. Когда приближенные выразили царю восхищение и удивление поведением наследника и умением его с достоинством держать себя, Николай Павлович с уверенностью сказал вслух: «Я покоен насчет моего сына, он в хороших руках»⁷⁹.

Что же касается общего преподавания наук и руководства всем обучением великого князя, то на эту ответственную должность был призван человек высоких нравственных убеждений — В. А. Жуковский, пользовавшийся особым расположением обеих императриц, Марии Федоровны и Александры Федоровны, а также успевший себе приобрести громадную известность, как один из самых замечательных русских поэтов начала XIX в.

Наставник В. А. Жуковский

Итак, в 1826 г. Василий Андреевич Жуковский был приглашен наставником наследника престола.

Это был человек редкостных душевных качеств, «чистая душа», как его называл один из его друзей А. И. Тургенев⁸⁰. В груди его билось необыкновенно нежное, чувствительное сердце.

Родился Жуковский 28 января (9 февраля) 1783 г. в селе Мишенском Белевского уезда Тульской губернии. Он был внебрачным сыном богатого помещика Бунина и турчанки Сальхи, взятой в плен при штурме крепости Бендеры⁸¹. Одаренный от природы Жуковский получил к тому же весьма добротное образование: во-первых, семейное и, во-вторых, школьное. В семье, где он родился и вырос, по его собственному выражению, была «целая династия хороших писателей».

Важнейшим периодом творческого формирования будущего поэта стало его пребывание в Благородном пансионе при Московском университете (1797—1800). На выпускных экзаменах в июне 1800 г. он признан первым учеником и награжден специальной именной медалью. За время учебы Жуковский проявил разнообразные дарования: показал блестящее знание изучаемых предметов, перевел и напечатал несколько произведений — в стихах и прозе, неплохо рисовал, играл на фортепьяно и пел. Но при разносторонней подготовке и богатстве душевных качеств, Василий Андреевич никогда не считал своего обширного образования законченным и постоянно стремился к дальнейшему развитию своих умственных и духовных сил. Создал строго продуманную систему самовоспитания. Приохотив себя к регулярному труду, он овладел ведущими европейскими языками — древними и новыми. Многочисленные пометки его на книгах свидетельствуют о том, что уже в молодые годы Жуковский перечитал уйму русских и иностранных художественных произведений, труды по философии, эстетике, теории словесности. Василий Андреевич вырабатывает собственное представление о важнейших этических и эстетических принципах. Он стал родоначальником романтизма в русской литературе. В печати Жуковский дебютировал стихотворением «Майское утро» (1797). Литературная известность и читательский успех приходят к нему с элегией «Сельское кладбище» (1802), в которой Вл. Соловьев усмотрел «начало истинно человеческой поэзии в России»⁸².

Жуковский все более углубляется в литературное творчество. Особенно плодотворным для него был 1806 г., ознаменованный «лирическим взрывом», созданием около 50 стихотворений разных жанров. В 1808—1809 гг. Василий Андреевич исполнял обязанности редактора и издателя одного из лучших журналов того времени — «Вестника Европы». С 1808 г. в свет выходит большой цикл первоклассных баллад поэта (всего им создано 39 баллад), открывших романтический мир идей и чувств. Широкий отзвук в его творчестве нашла Отечественная война 1812—1814 гг. 10 августа 1812 г. в звании поручика 29-летний Жуковский вступил в Московское ополчение, а во время Бородинского сражения находился на поле боя в резервном полку. Главным словом об Отечественной войне стало его стихотворение «Певец во стане русских воинов», которым поэт «сделал эпоху в Русской словесности и — в сердцах воинов»⁸³.

В 1815 г. Жуковский был приближен к царскому двору. Принимая во «внимание его труды и дарования», по высочайшему повелению в декабре 1816 г. ему назначен пожизненный пенсион (4000 рублей в год).

Жуковский, независимо от того положения, какое занимал при августейшей ученице с 1817 г., был уже в некоторой степени подготовлен к принятию предложенного ему нового высокого назначения — быть наставником наследника. Тем не менее с трепетом и с глубокой обдуманностью решил он принять сделанное ему предложение, сознавая высокую ответственность, какая возлагалась на него.

«Помолитесь за меня, — писал он своей племяннице А. П. Елагиной⁸⁴ из-за границы 7(19) февраля 1827 г., куда ездил лечиться, — на руках моих теперь важное и трудное дело, и ему одному посвящены все минуты и мысли. Стихов писать некогда... В голове одна мысль, в душе одно желание: не думавши, не гадавши, я сделался наставником наследника престола. Какая забота и ответственность (не ошибайтесь: наставником, а не воспитателем — за последнее я никогда бы не позволил себе взяться)!.. Цель для целой остальной жизни... По плану учения великого князя, мною сделанному, все лежит на мне. Все его лекции должны сходиться в моей, которая есть пункт соединения; другие учителя должны быть только дополнителями и репетиторами. Можете из этого заключить, сколько мне нужно приготовиться, чтобы лекции могли идти без всякой остановки»⁸⁵.

Жуковский всю свою жизнь оставался тихим и скромным человеком, всегда предобросовестно относящимся ко всякой выпадавшей на его долю работе. Находясь близко ко двору, он никогда не стремился извлечь для себя собственных выгод, но зато за других всегда был готов ходатайствовать перед Николаем I. И неоднократно удавалось ему своим заступничеством облегчить чью-нибудь тяжелую долю или помочь в решении сложного дела.

Попутно замечу, в те отдаленные времена, когда мало кто задумывался над этим вопросом, Василий Андреевич Жуковский, движимый непосредственным чувством гуманности и справедливости, освободил своих крепостных.

Таков был человек, которому в 1826 г. Николай I, наряду с К. К. Мердером, вверил воспитание своего сына. Не подлежит сомнению, что влияние такого высокогуманного воспитателя имело свое благотворное влияние на его царственного питомца. Недаром в приветствии к Жуковскому князь П. А. Вяземский сказал:

Еще пред ним раскрылся жребий славный

Святой залог приняв из царских рук,

Он пробудил в младой семье державной

Благой рассвет познаний и наук⁸⁶.

План обучения

Кажется, Жуковский сделал все, что возможно было при тогдашних условиях и в его положении. К осени 1826 г. им был составлен основательно продуманный «План обучения». В основу воспитания Василий Андреевич положил начала известного швейцарского педагога — демократа Песталоцци, с практическим применением которых он познакомился за границей⁸⁷.

По суждениям Песталоцци, в воспитании человека должны участвовать три фактора — личность воспитателя, влияние воспитателя на своего питомца своим примером, своими убеждениями, сама жизнь, окружающие воспитанника условия жизни, в борьбе с которыми вырабатывается самостоятельность и закаляется характер, и, наконец, чувство человеколюбия в воспитании, сознание им своего долга перед людьми, деятельная любовь к людям. Исходя из этих трех начал, Жуковский разделил время и предметы занятий наследника от 8 до 20 лет.

Сообразно с возрастом, в первый период, отроческий, учение должно носить характер подготовительный, во второй — юности — более подробный, детальный, в третий — первых лет молодости, приближающийся к более зрелому возрасту, — применительный. В первый период, от 8 до 13 лет, по образному выражению Жуковского, воспитаннику дается компас (развитие ума и сердца), карта (краткие сведения по некоторым наукам) и орудия, необходимые в жизненном пути (знание языков и развитие природных способностей).

Во второй период, от 13 до 18 лет, совершается уже путешествие, которое состоит в обстоятельном изучении наук, имеющих целью познакомить воспитанника с человеком и с окружающим миром.

В третий период, от 18 до 20 лет, подводятся итоги совершенного путешествия и составляется самостоятельный отчет о пройденном.

Эта последняя работа должна, по мысли Жуковского, сводиться к следующему:

1) обозрение знаний, приобретенных во втором периоде;

2) взгляд на место, занимаемое человеком в обществе, и на обязанности, с ним связанные;

3) отчет в самом себе, перед самим собою и утверждение в правилах добродетели;

4) идеал человека вообще и государя в особенности.

Все предметы занятий Жуковский разбил на четыре группы, сообразно выше указанным периодам «путешествия». В первую группу он включил практическую логику для образования ума и начала христианской нравственности для образования сердца. Параллельно должны были излагаться начала русской грамматики, геометрии, арифметики и священной истории.

Во вторую группу вошли науки о природе: география, физика, геология, ботаника, зоология и другие, и о человеке: право, история, статистика. Особое внимание обращалось на религию. Третью группу составили иностранные языки — французский, немецкий, английский и польский. К четвертой группе отошло развитие природных дарований, преподавание рисования и музыки, знакомство с архитектурой, гимнастика, ручная работа и чтение.

Наследники престола по установившейся традиции с ранних лет обучались ратному делу и проходили весь цикл военной службы. Поэтому Жуковский в своем плане отвел соответствующее место военной подготовке. Вместе с тем, Василий Андреевич счел нужным предостеречь от увлечения военными занятиями, чтобы они занимали второстепенное место и отнюдь не мешали научным. Для военных упражнений будущего государя Жуковский предлагал учредить что-то наподобие потешных полков Петра I, набрав в них от 100 до 200 благовоспитанных детей.

Согласно плану Жуковского, все входившие в круг образования царевича науки должны были сделать из него просвещенного монарха — человека, призванного осуществить благо вверенного ему народа.

В своем докладе Николаю I Жуковский отмечал: «Во-первых, скажу: его Высочеству нужно быть не ученым, а просвещенным. Просвещение должно познакомить его только со всем тем, что в его время необходимо для общего блага, и во благе общем — для его собственного. Просвещение в истинном смысле есть многообъемлющее знание, соединенное с нравственностью. Человек знающий, но не нравственный, будет вредить, ибо худо употребит известные ему способы действия»⁸⁸.

Говоря об обязанностях монарха относительно своих подданных, Жуковский подчеркивает: «Уважай закон. Люби и распространяй просвещение, оно — сильнейшая подпора благонамеренной власти; народ без просвещения есть народ без достоинства. Люби свободу, т. е. правосудие, ибо в нем и милосердие царей и свобода народов, свобода и порядок — одно и то же. Окружай себя достойными тебя помощниками... Уважай народ свой: тогда он сделается достойным уважения. Люби народ свой. Имей в душе идеал прекрасного — верь добродетели! Сия вера есть вера в Бога, она защитит душу твою от презрения’ к человечеству, столь пагубного в правителе людей»⁸⁹.

Какая тут огромная разница в сравнении с инструкцией для воспитания великих князей Александра и Константина Павловича! Там вполне отразился сухой рассудочный дух XVIII столетия: «Понеже детям надлежит быть щедрыми, для того поваживать их к дележу... уверяя, что щедрый не останется без награждения, и в самом деле щедрейшему дать вдвое...» «Да будет то, что бабушка приказала непрекословно исполнено; что запретила... то чтобы казалось столько же трудно нарушить, как переменить погоду по их хотенью». У идеалиста Жуковского в основу положено сердце, и самый авторитет отца опирается на любовь: «Его Высочество, — пишет он, — должен приучиться действовать без награды: мысль об отце должна быть его тайною совестью»⁹⁰.

Главной наукой будущего монарха, «сокровищницей царского просвещения» Жуковский называет историю. По его мнению, история даст наследнику престола понятие о периодах времени и народа, заставит полюбить человечество. Она наставляет «опытами прошедшего», ими объясняет настоящее, предсказывает будущее, она знакомит государя с нуждами его страны и его века»⁹¹.

Важное значение Жуковский придавал выбору книг для чтения, замечая, что чтение должно идти рядом с учением: «...нет ничего вреднее привычки читать все, что ни попадает в руки. Это приводит в беспорядок идеи и портит вкус»⁹². По его предложению была составлена образцовая библиотека. Для выработки сознательного отношения к занятиям и окружающей жизни в круг обязанностей наследника и его товарищей было включено ведение дневников. Даже прогулкам в свободное от занятий время придавалось по возможности образовательное значение: они должны быть посвящены осмотру общественных заведений, зданий, кабинетов, мануфактур и т. д.

Для контроля за знаниями наследника назначались ежемесячные и полугодовые экзамены в присутствии императора или императрицы. Представив свой «план» на усмотрение Николая I, Жуковский просил, в случае его утверждения, строго следовать во всем этому плану.

Василий Андреевич предусмотрел в своем плане все вопросы подготовки наследника, вплоть до мелочей.

Постоянное место занятий зимою было определено в Петербурге, летом — в одном из загородных дворцов.

Учение представляется в плане Жуковского святым, ничем никогда не нарушимым делом. «Дверь учебной горницы, — отмечает он, — в продолжение лекций должна быть неприкосновенна... из этого правила не должно быть ни для кого исключения»⁹³. Тщательно была расписана обстановка классной комнаты, зала для гимнастических упражнений, мастерской для ручного труда.

Себе лично Жуковский, кроме общего руководства, оставил преподавание русского языка и позже — отечественной истории. Решившись на ответственную обязанность общего руководителя, Жуковский тем не менее настаивал на том, чтобы, кроме него и Мердера, был избран еще и новый всесторонний по своим качествам воспитатель.

По настоянию Жуковского, главным воспитателем был назначен генерал-лейтенант П. П. Ушаков⁹⁴, который, однако, скорее номинально был главным, — в действительности же таким остался В. А. Жуковский, в руках которого находились все нити обучения.

Таким образом, Жуковским была создана хорошо продуманная, цельная система воспитания и образования наследника, рассчитанная на 12 лет, с 1826 по 1838 г.

Император Николай I, разделяя взгляды Жуковского, за незначительными исключениями (не принял изучение латинского языка, чтение в оригинале классических латинских авторов, отклонил мысль о потешном полке), утвердил план воспитания наследника.

Годы первоначального образования

Осенью 1826 г. начались занятия будущего монарха по предметам первоначального образования по плану Жуковского, еще до возвращения поэта в Россию. Преподавали: французский язык — Ф. А. Жилль; немецкий — секретарь императрицы Александры Федоровны И. П. Шамбо⁹⁵, позже В. А. Эртель; английский — Альфри; позже С. И. Варранд, арифметику — академик Э. Д. Коллинс.

Несомненно, это были знатоки своего дела, блестящие педагоги из лучших столичных учебных заведений. Однако решающего влияния на своего воспитанника они не имели. Все же главными воспитателями Александра были русские люди, патриоты России, высокообразованные и гуманные, с либерально-прогрессивными взглядами, хотя и лояльные к власти. Важнейшую роль в воспитании и становлении характера своего подопечного сыграл его учитель русского языка и отечественной истории Жуковский, который, кроме того, давал начальные знания физики и химии. Василий Андреевич довольно успешно использовал свое громадное влияние на царственного воспитанника, передав ему во многом собственные умонастроения и взгляды и, в частности, свое отрицательное отношение к крепостничеству.

На формирование образа мыслей наследника в годы первоначального образования оказали также большое влияние преподаватель отечествоведения К. И. Арсеньев, отличавшийся в Петербургском университете самостоятельностью воззрения еще при Александре I, и учитель русской литературы П. А. Плетнев⁹⁶, друг Пушкина, который после его смерти продолжил издание журнала «Современник».

Этой же цели способствовало и религиозное воспитание, хорошо согласованное с планом Жуковского. Вместе с родителями наследник регулярно посещал церковные службы, молебны, участвовал в ритуале главных православных праздников, ежегодно причащался и исповедовался.

По личному избранию Николая I сначала законоучителем определили протоиерея Андреевского собора, доктора богословия Г. П. Павского⁹⁷. Это был человек широко образованный и культурный, который, однако, позволял себе довольно свободно толковать Евангелие и православные догматы, что оставило заметный след в сознании будущего самодержца и позволило ему самому впоследствии весьма широко понимать и исповедовать православную веру.

Однако Павский своими писаниями и лекциями в Петербургском университете навлек на себя недовольство синодальных старцев — митрополита С.-Петербургского Серафима и митрополита Московского и Коломенского Филарета и впоследствии, в 1835 г., был смещен и заменен более ортодоксальным протоиереем В. Б. Бажановым⁹⁸.

Помощником воспитателя Мердера в начале учебы был назначен товарищ его по 1-му кадетскому корпусу, «уроженец литовский», капитан артиллерии С. А. Юрьевич⁹⁹, на которого, кроме того, возложили обучение наследника польскому языку, репетирование арифметики и устройство гимнастических игр.

В целом надо подчеркнуть, что состав преподавателей, подобранных для обучения наследника престола, отличался высокой квалификацией. Все они были единомышленниками Жуковского, сознавали высокую ответственность, возложенную на них, и всемерно стремились воспитать в будущем монархе человека просвещенного, высоконравственного, уважающего законы своей страны.

Им в значительной степени нужно отдать должное в том, что Александр II стал одним из самых образованных людей своего времени. Образование будущего властителя России при всей его широте было ориентировано на нравственную проблематику, ведущую роль в нем играли гуманитарные дисциплины.

По желанию Николая I, вместе с Александром, чтобы не лишать его сообщества товарищей, стали учиться два его сверстника — графчик Иосиф Виельгорский и Александр Паткуль¹⁰⁰, размещенные в Зимнем дворце. По иронии Смирновой-Россет, может быть и не совсем справедливой: «Это товарищество было нужно, как шпоры для ленивой лошади»¹⁰¹.

Следует заметить, что воспитание наследника происходило в отеческом доме, а не вне его, как это было с сыновьями императора Павла. Молодой великий князь вырос на глазах отца и матери. Сыновья и дочери Павла I были строго разлучены между собою: императрица Александра Федоровна, напротив того, в детстве привыкшая к семейной жизни, старалась «соединить своих детей и воспитывать их в одном духе»¹⁰².

Порядок дня был установлен довольно напряженный. Дети вставали в 6 часов утра, совершали утреннюю молитву, завтракали и готовились к занятиям. Учеба в классах начиналась в 7 часов и заканчивалась в полдень, с промежутком с 9 до 10 часов для отдыха. После двухчасовой прогулки в 14 часов обедали, до 17 часов гуляли, играли или отдыхали. В 17 часов занятия возобновлялись до 19 часов, с 19 до 20 часов — гимнастика и разные игры. В 20 часов подавали ужин. После ужина время посвящали обозрению истекшего дня и написанию дневника. В 22 часа ложились спать. В воскресные и праздничные дни дети занимались лишь чтением и физическими упражнениями.

Анализ фактов, приводимых К. К. Мердером, С. С. Татищевым, Б. Б. Глинским¹⁰³ и другими, показывает, что воспитание наследника шло «под двойственным влиянием довольно несогласных между собой факторов»¹⁰⁴.

С одной стороны. Жуковский, который писал 2(14) октября 1826 г. из Дрездена матери своего воспитанника после московского парада, в котором 8-летний Александр Николаевич участвовал верхом на лошади: «Эпизод этот, государыня, совершенно излишний в прекрасной поэме, над которой мы трудимся... Эти воинственные игрушки не испортят ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать единственно в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность? Государыня, простите мои восклицания, но страсть к военному ремеслу стеснит его душу он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве — казарму...»¹⁰⁵

С другой стороны — император Николай, который, хотя и одобрил формально систему Жуковского и вообще относился к нему с полным доверием и расположением, в то же время сам на первый план в воспитании наследника ставил военные науки и прямо требовал, чтобы из него вышел «военный в душе» — такой, как он сам, «без чего он будет, — говорил Николай Павлович, — потерян в нашем веке»¹⁰⁶, и наследник с ранних лет участвовал во всех смотрах и парадах.

В 7 лет Александру присваивается чин корнета, а далее еще в детском и отроческом возрасте он жалуется воинскими званиями подпоручика, поручика, штаб-ротмистра и ротмистра¹⁰⁷.

Радостно облачаясь в новую красивую форму, царственный питомец, конечно, играл, но игра эта уже становилась началом участия в государственной жизни.

Николай I приказом 25 июня 1827 г. зачислил сына в списки Первого кадетского корпуса, в котором обучение Александра было отложено до исполнения ему одиннадцати лет. Начиная с 1827 г., для развития физических сил наследника регулярно проводились гимнастические игры как во внутренних покоях Зимнего дворца, так и в садах загородных дворцов. Классные занятия под личным руководством Жуковского начались с первых дней 1828 г.

Первые месяцы занятий дали положительные результаты на первых полугодовых экзаменах в июле 1828 г., которыми были довольны все, начиная с самого Жуковского. «...Вижу, что он имеет ум здравый, — докладывал императрице Василий Андреевич, — что в этом уме все врезывается и сохраняется в ясном порядке; вижу, что он имеет много живости; вижу, что он способен к благородному честолюбию, которое может довести его далеко, если соединится с ним твердая воля; вижу, наконец, что он способен владеть собой, посему и имею право надеяться, что он, как скоро поймет всю важность слова должность, будет уметь владеть собою»¹⁰⁸.

С наступлением летних шестинедельных каникул занятия прекращались. Оставались только чтения.

Читая книги своим питомцам, Жуковский и другие учителя стремились учитывать сложный процесс формирования детской души, обсуждали главные мысли прочитанного, терпеливо и мудро отвечали на возникающие вопросы. Уже в 10 лет наследник и его товарищи узнали «Илиаду» Гомера, «Дон Кихота» Сервантеса, «Недоросля» Фонвизина¹⁰⁹, сочинения Карамзина.

В 14 лет наследнику читали «Полтаву» Пушкина, «Путешествие Гулливера» Свифта¹¹⁰ и др. Нередко в царской семье со своими баснями выступал Крылов¹¹¹.

Имеются сведения о беседе Пушкина с наследником¹¹² и о чтении поэтом оды «Клеветникам России», прежде всего, Александру и царской семье¹¹³.

Большую часть времени воспитанники проводили в прогулках и играх. Посещали окрестности Павловска, Петергофа, бывали в Дудергофе, Ораниенбауме и Кронштадте. Прогулки совершались пешком, верхом, в экипажах.

Трем воспитанникам в Царском Селе отвели остров на озере. Островок этот они обсадили деревьями и растениями, сами выстроили в нем домик, который и обставили собственноручно изготовленной мебелью. Позже император Александр II повелел воздвигнуть здесь памятник Жуковскому¹¹⁴ в воспоминание о счастливых годах своего детства. На другом конце острова мальчики выстроили крепость и с гостями своими делились на две партии, одна из которых брала крепость, а другая ее защищала.

Впоследствии здесь же было отведено место для гимнастических упражнений.

Дети много играли в мяч, стреляли в цель, любили кататься на лодке по озеру, удили рыбу, купались. Великий князь хорошо стрелял и превосходно плавал, поражая воспитателя ловкостью и смелостью. Несколько дней провели в кадетском лагере¹¹⁵.

В это время Жуковский приучал своего питомца правильно изъясняться и выразительно читать по-русски. Упражнением в слоге великому князю служила частая переписка с родителями. «Он выражается очень непринужденно и просто, — сообщал Жуковский императрице, — пускай прежде научится думать, разбогатеть идеями и чувствами, тогда получит и слог, я в этом не сомневаюсь»¹¹⁶. Дисциплинирующим стимулом для наследника являлся и его дневник, который он начал вести с 1 января 1826 г., фиксируя свои занятия, настроения и происходящие вокруг события¹¹⁷.

По окончании каникул, в середине сентября, ребята вместе с вдовствующей императрицей вернулись в Зимний дворец. Вскоре здесь Александра поджидало большое горе. 24 октября 1828 г. скончалась его горячо любимая бабушка — императрица Мария Федоровна.

Между тем обучение шло весьма успешно. В январе 1829 г. состоялись первые годичные экзамены, которые продолжались в течение недели. Довольный их результатами, Николай I дал высокую оценку труду Жуковского и его коллег. «Мне приятно сказать вам, что я не ожидал найти в сыне моем таких успехов... Все у него идет ровно, все, что он знает, знает хорошо, благодаря вашей методе и ревности учителей... Примите мою искреннюю благодарность»¹¹⁸.

Важно отметить, что после каждых экзаменов (два раза в год) подводился итог, сколько кем из ребят собрано денег на благотворительные дела. По плану воспитания Жуковский с Мердером из сумм наследника на оказание помощи нуждающимся устроили среди своих подопечных особую «кассу благотворения». Она собиралась из взносов всех трех воспитанников в соответствии с полученными ими отличными отметками. «Право делать добро, — внушал им Мердер, — величайшее благо». И ребята старались заслужить это право. Такая касса действовала во все время обучения наследника и оказывала на него немалую воспитательную роль.

С 1829 г. программа обучения пополнилась тремя новыми предметами: естественную историю наследнику стал читать академик К. А. Триниус, химию — Кеммерер и всеобщую историю на французском языке — Ф. И. Липман.

Особый интерес Александр проявил к последнему предмету. «О, как я рад: мы сегодня начнем историю! — заявил он Мердеру перед началом первого урока, — если бы вы знали, как я горю нетерпением!»¹¹⁹ Липман был приглашен, как и некоторые другие преподаватели, из известного тогда в Петербурге пансиона Муральта. Он имел степень доктора прав Берлинского университета, отличался умением интересно передавать события истории, и восемь лет продолжал свой курс, до конца учения великого князя¹²⁰. Преподавание отечественной истории, как уже отмечалось, оставил за собою Жуковский. Чистописанию учил Рейнгольдт, фехтованию — Сивербрик, танцам — Огюст.

Классные занятия попеременно чередовались с физическими упражнениями: гимнастикой, фехтованием, верховой ездой в манеже, прогулками пешком или в санях, катаньем с ледяных гор в саду Аничкова дворца.

В воскресные и праздничные дни, кроме воспитанников, приглашались сверстники из высших аристократических семей — молодые Адлерберги, Фредериксы, Барановы, Нессельроде, Шуваловы, Карамзины, сыновья Мердера. Играли в «бары» в жмурки, в «хромоногого черта», придумывали шарады, иногда устраивали представления живых картин, в которых участвовали и великие княжны с их подругами.

Самою любимой забавой наследника и его товарищей была военная игра, которой они развлекались едва ли не каждый вечер.

Изредка в ней участвовал и Николай I. Тогда Александра Федоровна бросала жребий: у кого из юношей быть «начальником штаба» государю, который в этом качестве руководил игрой и приводил все молодое общество в неописуемый восторг¹²¹.

Более всего на первых порах беспокоило воспитателей умение наследника владеть собой. Удача, счастливый исход его сильно радовали, а затруднения, неудача — заставляли падать духом, вызывали уныние, слезы, приводили к бездействию. Воспитатели настойчиво боролись с этим важным недостатком в будущем монархе, что было непросто при его впечатлительной и экспансивной натуре.

Весною 1829 г. император предпринял со своим семейством двухмесячное путешествие, сначала в Варшаву, где он решил короноваться царем польским, а потом в Берлин, на свидание с прусским королем.

В этом путешествии с наследником следовали оба его товарища, Жуковский, Мердер, Юрьевич и Жилль. Мердер пишет в своем дневнике, что великий князь с особенным вниманием относился к путевым впечатлениям и, замечая бедность крестьянских хижин, выражал сожаление. Впервые Александр познакомился со своей многочисленной западной родней, блестящим обществом принцев и принцесс, герцогов и князей.

Дед его, прусский король Фридрих-Вильгельм III назначил его шефом Третьего прусского уланского полка и подарил ему полный парадный мундир этого полка. В Берлине состоялось несколько военных парадов, в которых блеснул своей выучкой и Александр.

Несмотря на иностранное окружение, на все эти пышные приемы в Варшаве и Берлине, Александр чувствовал себя русским и ощущал Россию своей родиной, своим отечеством, к которому он был глубоко привязан.

При приближении к Царскому Селу 23 июня, — фиксирует Мердер в своем дневнике, — великим князем овладело сильное волнение. Он весь горел нетерпением... Уже въезжая в Царское Село, при виде белеющего лагеря, он не мог спокойно сидеть в экипаже, беспрестанно обнимал и целовал меня, а при въезде в царскосельский парк воскликнул: «Наконец я дома! Боже мой! Здесь все — каждый кустик, каждая дорожка напоминает мне о каком-нибудь удовольствии. Какое счастье видеть места и людей, сердцу милых, бывших свидетелей наших радостей!»¹²²

Вскоре в июле 1829 г. Александр участвовал в лагерном сборе военно-учебных заведений столицы в Петергофе, где император стремился приучать его к преодолению всех трудностей и лишений ратной службы.

Постель его была жесткой, пища простой; отдых должен был заключаться в военных играх, тело окрепнуть в гимнастических упражнениях. Всем начальникам он должен был оказывать военное повиновение, царь сам наказывал за отступление от этого правила.

Александру наиболее запомнилось учение, проведенное самим императором. После обеда 28 июля Николай I велел всем кадетам спуститься с ним к низу большого фонтана Самсона. По его сигналу все они с криком «Ура!» бросились вверх на штурм петергофских каскадов. Первые, входившие на верхнюю площадку, получали из рук императрицы призы. Наследник барахтался в воде, как и все, и был наверху одним из первых¹²³.

Небезынтересно заметить, что 30 августа того же года в Царском Селе был учрежден под покровительством императрицы Александры Федоровны Александровский малолетний кадетский корпус. Об этом корпусе М. Ф. Каменская писала: «Помню, что в 1831 г. в Александровском корпусе были кадетами даже грудные дети, которых мамки в форменных красных кокошниках носили на руках, а сами ребяточки отличались только красными погончиками на белых рубашечках; места офицеров при корпусе занимали женщины, классные дамы»¹²⁴.

В 1830 г. к прежним занятиям добавились уроки Арсеньева по географии и статистике, лекции по русской словесности Плетнева. Кроме того, вплоть до 1833 г. наследнику начал преподавать артиллерию и фортификацию Юрьевич. Александр проявлял все большее прилежание и интерес к предметам, что подтверждается одобрительными отзывами его воспитателя. Представляет интерес запись Мердера в своем дневнике 13 июня 1830 г.: «Я предложил Александру Николаевичу придумать свой девиз для флага, который он желал иметь на Детском острове. Он сел к своему столу, сказал мне: «Хорошо, я вам мой девиз сейчас нарисую». В самом деле, через несколько времени принес ко мне рисунок, на коем представил водою промытую скалу, муравья и якорь, написав вокруг: постоянство, деятельность, и надежда. Я крайне был обрадован сею прекрасною мыслью и советовал только рисунок отделать получше»¹²⁵.

Между прочим, все члены царской семьи любили живопись и имели страсть к рисованию. Эту страсть развивал в наследнике художник, издавна принадлежавший к приближенным императору, знаменитый батальный живописец А. И. Зауервейд, замечательный столько же своим талантом, сколько и прекрасным характером. Он был сыном немецкого актера, родился в Петербурге, но образование получил за границей. О нем узнал Александр I во время Венского конгресса. По возвращении в Россию Зауервейд был определен на службу в Главный штаб и, служа там, был вместе с тем профессором батальной живописи в Императорской академии художеств до самой кончины¹²⁶. Человек простой в обращении, со стоическим хладнокровием, со свободною самостоятельностью в воззрениях, Зауервейд умел сохранить в отношении к царской семье самостоятельность философа. В своих замечаниях он был так остроумен, говорил с такою иронией, с таким юмором, что рассеивал даже гнев всемогущего царя.

До нашего времени сохранились два неплохих рисунка: «линейный казак» и «улан», выполненные пятнадцатилетним наследником¹²⁷. Известно, что, будучи уже императором, Александр нередко вечерами садился к особому столику, на котором были приготовлены карандаши, кисти, краски и тушь, и занимался рисованием «новых форм мундиров, панталонов, киверов, касок»¹²⁸ и других вещей.

Царевич проявлял такое же расположение к музыке, как и к живописи. Императрица следила за тем, чтобы Александр со своими товарищами бывал на концертах, слушал музыку, русскую и итальянскую оперы, бывал на драматических спектаклях. Временами она просила ставить оперы, которые соответствовали юношеским вкусам, нередко приглашались знаменитые музыканты и актеры: композиторы М. И. Глинка, А. Ф. Львов, певица Генриетта Зонтаг, реформатор русского театра М. С. Щепкин¹²⁹.

Следует заметить, что русско-турецкая война 1828—1829 гг., так же как и Польское восстание 1831 г., не повлияли на ход занятий наследника. Учеба была прервана только на три месяца, с июня по сентябрь 1831 г., из-за повального заболевания холерой в Петербурге. В том же году после кончины цесаревича Константина Павловича Николай I манифестом от 30 августа пожаловал этот титул Александру.

Для поощрения к практическим занятиям русским языком по предложению Жуковского и под его редакцией начал выходить небольшой детский журнал «Муравейник», в котором деятельно участвовал наследник, его августейшие сестры Мария и Ольга, а также совоспитанники — Иосиф Виельгорский и Александр Паткуль¹³⁰. Во время летних каникул великий князь усердно охотился на зайцев и диких уток. Осенью Александр с сестрами побывал в Москве на открытой там промышленной выставке и ознакомился с древностями первопрестольной столицы.

Современники подметили многие детали его посещений, писали, что он очаровал московское общество своей стройностью и красотой в щегольском красном кавалергардском мундире. Но более всего он привлек симпатии москвичей необыкновенной приветливостью, редкими в его годы обходительностью и вниманием ко всем людям, с которыми ему приходилось общаться. Мердер не мог налюбоваться своим питомцем, однако в то же время выражал свое беспокойство по поводу его недостатков, главным образом его апатии в борьбе с трудностями. По возвращении из Москвы воспитатель тем не менее отлично аттестовал наследника царю, который выразил полное свое удовольствие сыну, заметив: «...Ты не можешь сделать меня довольным иначе, как всегда учась с тем же прилежанием»¹³¹. Вместе с тем Николай I интересовался изъянами сына и особенно строго взыскивал с него за ослушание воспитателю.

Как-то, узнав о резком ответе его на замечание Мердера, император сказал ему: «Уходи! Ты не достоин подойти ко мне после такого поведения, ты забыл, что повиновение есть долг священный и что я все могу простить, кроме неповиновения».

По требованию Николая I, Мердер перечислил основные недостатки цесаревича: надменность, неподатливость при исполнении приказаний и страсть спорить, доказывающая желание быть всегда правым. «...Все это, — заметил воспитатель, — имеет началом гордость». Царь решил, что сын лишится права носить мундир по воскресеньям, если когда-либо покажет малейшее непослушание. Строгую эту меру взыскания не пришлось, впрочем, применить ни единого раза¹³². В 1832 г. учителем немецкого языка был В. А. Эртель, а английского — С. И. Варранд. Первый был библиотекарем Академии наук и Академии художеств, а второй, приглашенный из пансиона Муральта, как искусный наставник в 1836 г., был принят в лекторы С.-Петербургского университета. Он составил себе известность превосходным учебником английского языка, изданным на французском языке в 1837 г.

Варранд занимался переводами, а Эртель, кроме прямых упражнений в немецком языке, репетировал, по-немецки же, естественную историю. Академик К. А. Триниус читал естественную историю, а наставник математики академик Э. Д. Коллинс — физику. Математике посвящалось 4 урока в неделю. Жилль, после сообщения знаний географии на французском языке, занимался с великим князем исторической геометрией и историей, повторяя уроки преподавателя истории Липмана¹³³.

Накануне дня своего рождения Александр подвергся большой опасности. Катаясь верхом на любимом коне Малек-Аделе, он пустил его на Царицыном лугу, по своему обыкновению, сначала в галоп, потом в карьер и очутился неожиданно перед канатом, окаймляющим плац. Не ожидая встретить эту преграду, Александр решил круто повернуть коня, но Малек-Адель, будучи превосходным скакуном, не подчинился наезднику и перепрыгнул через канат. Александр упал на мостовую и лишился чувств. К счастью, не оказалось никаких повреждений, кроме травмы мышц правого плеча. «Испуг мой, — пишет Мердер, — был невыразим»¹³⁴.

Лето наследник провел в кадетском лагере. Произведенный императором в чин ротмистра, он в качестве офицера на учениях уже стал командовать взводом.

Взыскательный Николай предъявлял к сыну все новые и новые требования. И надо отдать должное, Мердеру, ему не раз приходилось защищать Александра от гнева родителя.

С осени 1832 г. у Мердера стали проявляться первые признаки тяжелой болезни сердца. В марте 1833 г. он в сопровождении семьи вынужден был выехать на лечение за границу. В день его отъезда император за самоотверженное исполнение им в течение 9 лет обязанностей воспитателя наследника пожаловал ему звание генерал-адъютанта.

С 1833 г. по настоянию царя наследнику стали читать курсы: по фортификации — инженер генерал-майор X. X. Христиани, директор инженерного училища, а по артиллерии — инспектор классов артиллерийского училища капитан Е. X. Вессель, лекции которого отличались строгой научностью.

Преподавателем химии был определен академик Г. И. Гесс, который считался в то время одним из лучших отечественных химиков¹³⁵.

После отъезда Мердера цесаревич поддерживал с ним постоянную переписку, всячески ободряя и утешая своего воспитателя. Последнее письмо им было написано 14 апреля 1834 г., где он называл Карла Карловича вторым отцом и сообщал, что через неделю наступает его совершеннолетие, и Сперанский готовит его к присяге. Однако, когда Александр писал это письмо, Мердера уже не было в живых. Он скончался в Риме 24 марта 1834 г. В мае следующего года прах Мердера был перевезен из Рима в С.-Петербург, где и предан земле 28 мая на Смоленском кладбище¹³⁶.

2. Юность (1834—1838).

Завершение учебы

17 апреля 1834 г. Александру исполнилось 16 лет. Согласно статусу, достижение этого возраста для наследника престола считалось совершеннолетием, и потому цесаревич принял одну Присягу на верность государю¹³⁷ и другую — на верность отечеству. Этот памятный в своей жизни день Александр ознаменовал добрым делом. В пользу бедных Петербурга и Москвы он пожертвовал по 50 тысяч рублей.

Жуковский написал к этому дню «Народный гимн», «Многолетие» и «Песнь на присягу»¹³⁸. Тогда же финский минералог Н. Норденшильд открыл на Урале драгоценный минерал и назвал его в честь совершеннолетия наследника престола Александритом¹³⁹.

По случаю совершеннолетия дворянство дало в доме Нарышкина¹⁴⁰ бал, на котором молодой великий князь впервые появился в обществе. В год объявления совершеннолетия цесаревич с родителями посетил Москву и Берлин¹⁴¹.

В связи с возмужанием наследника Николай I обновляет состав его воспитателей. Вводится должность «попечитель наследника», на которую назначается князь X. А. Ливен — бывший российский посол в Англии¹⁴². Вместо умершего Мердера воспитателем стал генерал-майор А. А. Кавелин, бывший директор Пажеского корпуса¹⁴³, помощником его остался Юрьевич. Жуковский по-прежнему сохранил звание наставника. Появляются и новые преподаватели.

Особо важное значение для становления личности наследника престола имели лекции, которые начал читать ему с октября 1835 г. преподаватель законоведения блестящий энциклопедист, легендарный Сперанский¹⁴⁴. Со свойственной ему скромностью он назвал их «Беседами о законах». В течение полутора лет М. М. Сперанский с «пламенным усердием» излагал начала юридической науки, внушал цесаревичу уважение к законам, утверждая, что самодержавная власть подчиняется общей морали и имеет свои «пределы».

После смерти генерала Христиани чтение лекций по фортификации в 1836 г. было поручено генералу Ф. Ф. Ласковскому, а по военной истории — полковнику Веймарну¹⁴⁵. Летние месяцы по-прежнему посвящались военной специализации.

«За отличие по службе» на свои именины в 1836 г. Николай I произвел сына в генерал-майоры, придав ему впервые придворный штат.

В то же время император стал постепенно приобщать Александра к государственным делам. Он приглашал наследника престола в свой кабинет при докладе ему министров, а также на заседания Правительствующего сената. Иногда отец обращался к цесаревичу с вопросом: что он думает по поводу той или другой проблемы и с вниманием выслушивал мнение сына. С июня 1835 г. Александр стал членом синода.

Отдельные авторы отмечают, что Николай I не очень любил сына и подумывал об устранении его от престола¹⁴⁶. Можно согласиться, что Николаю Павловичу не нравились в преемнике его сентиментальность, некоторая леность, возможно и другие какие-то качества. Вполне вероятно, что однажды на параде Николай I до того забылся, что перед всеми непристойно обругал наследника. Возможно и то, что, заехав к нему как-то на дачу под Петергофом и застав его играющим среди дня в карты, разбранился, а увидев через некоторое время, что игра продолжается, надавал сыну пощечин. Однако свидетельства очевидцев, воспоминания царедворцев все же доказывают, что император с большой любовью относился к сыну и стремился сделать из него настоящего руководителя государства.

Об этом говорит и завещание Николая I, написанное сыну 30 июля 1835 г. в Александрии. Перед отъездом в Калиш на встречу с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III, которая должна была запечатлеть нерушимость и вечность русско-прусской дружбы, Николай был в особенно удрученном состоянии. Опасаясь возможных покушений со стороны польских патриотов на его жизнь, царь не решился взять с собою Александра. Завещание Николая — это своеобразное «поучение» отца сыну. В нерушимости родительских заветов (которых в завещании 20) — источник благополучия монарха России и всего его семейства. Вот некоторые из этих родительских заветов:

«Сначала входи в дела, — пишет Николай, — спрашивай, как делалось до тебя, и не изменяй ни в чем ни лиц, ни порядка дел. Дай себе год или два сроку, хорошо ознакомься с делами и с людьми — и тогда царствуй.

Будь к войску милостив, доверчив и береги его; но не дозволяй попускать по службе того, что прежде не терпелось.

Соблюдай строго все, что нашей церковью предписывается.

Будь вообще кроток, обходителен и справедлив; сие последнее слово вмещает и снисходительность и строгость, с которыми оно неразлучно.

Ты молод, неопытен и в тех летах, в которых страсти развиваются, но помни всегда, что ты должен быть примером благочестия и веди себя так, чтобы мог служить живым образцом.

Будь милостив и доступен ко всем несчастным, но не расточай казны свыше ее способов.

С иностранными державами сохраняй доброе согласие, защищай всегда правое дело, не заводи ссор из-за вздору; но поддерживай всегда достоинство России в истинных ее пользах. Не в новых завоеваниях, но в устройстве ее областей отныне должна быть вся твоя забота.

Пренебрегай ругательствами и пасквилями, но бойся своей совести»¹⁴⁷.

В этих простых и мудрых словах видна забота отца-государя о первых шагах сына на государственном поприще. Так мог написать только любящий отец, тревожащийся за судьбу сына и государства.

Время шло. Весной 1837 г. заканчивалась основная часть программы обучения, намеченная В. А. Жуковским. В целом наставник был доволен успехами своего ученика. Состоявшийся общий экзамен показал довольно высокий уровень подготовки Александра Николаевича.

Значительными приложениями к образованию должны были стать его путешествия по России и Европе.

Путешествие по России

Со 2 мая по 10 декабря 1837 г. наследник престола вместе со своими наставниками, воспитателями и свитой по воле Николая I совершил обширное путешествие по России¹⁴⁸. Целью его было личное ознакомление со страною и ее населением как важное дополнение к познаниям, приобретенным в ходе обучения. Уже в первом письме к императрице Александре Федоровне Жуковский отмечал: «...Мы, конечно, соберем множество отдельных фактов, и это само по себе весьма полезно, но главная польза этого путешествия — нравственная, та именно, которую только теперь он сможет приобресть: польза глубокого, неизгладимого впечатления. В его лета, в первой и свежей молодости, без всяких житейских забот, во всем первом счастии непорочной жизни, не испытав еще ничего иного, кроме любви к своим близким, начинает он деятельную свою жизнь путешествием по России...»¹⁴⁹

За семь с небольшим месяцев наследник объехал тридцать губерний Европейской России и Западной Сибири до Тобольска, преодолев около тридцати тысяч километров и посетив множество городов и памятных мест. Цесаревич был первым из царственных особ, посетивших далекую Сибирь. При отсутствии железных дорог такой вояж ограничивал возможность составить достоверную картину реальной жизни в провинции.

Путешественники ехали слишком быстро, с короткими остановками в главных губернских городах, и Жуковский по этому поводу выражал недовольство. Он сравнивал путешествие с чтением книги, в которой цесаревич прочтет пока только одно оглавление, дабы получить общее понятие об ее содержании. Приезд в города сопровождался знакомством с местными достопримечательностями, приемом депутаций и прошений, посещением выставок, проведением торжественных смотров, обедов, балов и других увеселений.

За время поездки Александр принял до шестнадцати тысяч просьб, большей частью о денежных пособиях и помиловании. Для удовлетворения просителей губернаторам выдавалось по 8 тысяч рублей, а наиболее важные серьезные ходатайства отсылались великим князем при его личном письме к самому императору.

Вопреки желанию местных властей на Урале и в Сибири наследник принял ссыльных поляков, делегацию раскольников, встречался с декабристами, выслушав всех с большим вниманием и обещая позаботиться об их судьбе. Пораженный тяжелым положением декабристов, он ходатайствовал перед своим отцом о смягчении их участи, в чем бесспорно сказалось влияние Жуковского. Николай I внял просьбам сына и специальным указом объявил значительные милости разным категориям ссыльных.

Своим «друзьям 14 декабря» он разрешил вступать рядовыми в Отдельный Кавказский корпус или на гражданскую службу в Сибири. Герцену был разрешен перевод из Вятки во Владимир-на-Клязьме¹⁵⁰.

Кое-где цесаревич натолкнулся на вопиющие злоупотребления властью. Например, о Вятке губернатор Тюфяев, увековеченный Герценом в «Былом и думах», по представлению наследника был немедленно смещен со своего поста¹⁵¹.

Несмотря на то, что Александр со своею свитою пронесся по огромной стране «блестящим метеором», путешествие, по выражению Жуковского, стало «всенародным обручением его с Россией».

«Я своими глазами и вблизи познакомился с нашей матушкой Россией, — заметил будущий император, — и научился еще более любить и уважать ее»¹⁵².

3. Возмужание.

Курс высших государственных наук

Путешествие по России завершило восьмилетнее образование Александра. Оставалось посвятить его в тайны государственного управления, раскрыв сведения о трех главнейших сферах страны: финансовой, дипломатической и военной. С начала 1838 г. приступили одновременно к чтению своих курсов Е. Ф. Канкрин, Ф. И. Бруннов и А. А. Жомини¹⁵³. Естественно, каждый из них оказывал определенное влияние на нравственный облик цесаревича. Министр финансов Канкрин, отличавшийся глубиной и разносторонностью своих познаний, высокой честностью и прямотой, вел «Краткое обозрение русских финансов».

Он поведал наследнику о налогах и других источниках, существовавших до создателя новой России Петра Великого и со времени его до последнего царствования. Особое внимание было уделено государственным доходам и расходам, системе финансового управления, российским кредитным деньгам, долгам государственного казначейства по внешним и внутренним займам¹⁵⁴.

Один из опытнейших русских дипломатов старший советник МИД барон Бруннов на французском языке изложил основные принципы международной политики, рассмотрел дипломатические сношения России с иностранными державами от воцарения Екатерины II до царствования императора Николая I¹⁵⁵. Военный историк и теоретик генерал Жомини, бывший начальник штаба маршала Нея¹⁵⁶, перешедший на русскую службу в 1813 г., преподавал наследнику на французском языке военную политику и стратегию.

Жомини учил, что результат войны «находится в зависимости от тысячи моральных и физических осложнений», придавал большое значение духу и энергий народа, нравственному состоянию армии. Он подчеркивал, что «главе государства нужно давать одновременно политическое и военное воспитание». «Искусство главнокомандующего, — учил Жомини, — есть одно из главнейших средств достижения победы» и «самое главное состоит в том, чтобы выбрать главнокомандующего, который был бы одновременно сведущ и в политике, и в военном искусстве...»¹⁵⁷.

Занятиям высшими государственными науками были посвящены три первых месяца 1838 г.

Зарубежное путешествие

Дав представление сыну о различных областях русского царства, Николай I счел возможным довершить его образование знакомством с европейскими дворами¹⁵⁸. Путешествие за рубеж затянулось на более длительный срок: со 2 мая 1838 г. по 23 июня 1839 г.

По мысли Николая I, оно преследовало троякую цель: дополняло образование наследника, давало ему возможность подкрепить несколько расстроенное здоровье и, наконец, — что до времени составляло тайну русской царственной семьи, способствовало избранию Александром Николаевичем — по его собственному усмотрению — августейшей невесты¹⁵⁹.

В воспоминаниях и дневниках современников зафиксированы многие события из жизни будущего императора Александра II. Не обойдены вниманием и его амурные дела.

Еще не достигнув 15 лет, юный Александр увлекся молодой фрейлиной Наташей Бороздиной¹⁶⁰, которая была на два года старше его. Сестра Александра великая княгиня Мария Николаевна забавлялась этим и сделалась поверенной его детских и невинных чувств. «К счастью, — отмечает Смирнова-Россет, — Наташа была благоразумная девочка и смеялась над его вздохами. Наташа всегда была в большой дружбе с великим князем и пользовалась милостями государя»¹⁶¹.

Мы можем только догадываться, с каким волнением отец и мать еще весьма юного Саши смотрели на эту его первую привязанность. Благодаря протекции императора молодая небогатая девушка была вскоре выдана замуж за чиновника министерства финансов Г. П. Каменского, получившего назначение в Лондон. Вскоре не без тревоги родители узнали о втором, но уже куда более серьезном увлечении Александра.

Цесаревичу шел тогда уже двадцатый год, и современники описывают его необыкновенно привлекательным блондином, статным, высоким, кудрявым, с прекрасными добрыми синими глазами, приветливым и внимательным ко всем и весьма романтичным.

Теперь внимание Александра привлекла красивая девушка одних с ним лет — полька Ольга Калиновская, также фрейлина императрицы. Императрица особо проявляла заботу о судьбе этой девушки-сироты.

В польском восстании 1830 г. отец ее Осип Калиновский отказался участвовать, за что заслужил симпатию императора Николая, который приблизил его к себе и назначил его дочь фрейлиной своей супруги. Эта весьма интересная девушка, конечно, сразу понравилась Александру. Известно, что и цесаревич встревожил ее сердце.

Лишь только при дворе приметили их взаимные симпатии, тут же донесли об этом императрице. Ольга — полька, католического вероисповедания, по своему происхождению, естественно, не могла рассматриваться в качестве невесты царского сына¹⁶².

«...Мы говорили про Сашу, — пишет Николай I супруге, имея в виду, вероятно, генерал-адъютанта графа (позднее князя) X. А. Ливена, недавно назначенного попечителя наследника. — Надо ему иметь более силы характера, иначе он погибнет... Слишком он влюбчивый и слабовольный и легко подпадает под влияние. Надо его непременно удалить из Санкт-Петербурга... Будем молить Бога, чтобы Ольга К. скоро вышла замуж...»¹⁶³

17 апреля 1838 г. Александру исполнилось 20 лет. Пылкое увлечение Ольгой Калиновской заставляло его родителей спешить с женитьбой сына в надежде, что брак успокоит его страстный, влюбчивый характер.

Женитьба наследника русского престола была всегда сопряжена с большими трудностями: нельзя было и думать о его браке с какой-нибудь католической принцессой, дочерью европейского государя: даже из-за русского престола не согласилась бы она перейти в православие. Отказ от католической религии мог вызвать на ее родине весьма опасные, порой неразрешимые трудности. Впрочем, это всегда было практически невозможно для Романовых — подыскать супругу в какой-либо католической династии Запада. Не случайно они всегда женились на протестантках, преимущественно германских принцессах, для которых переход в православие был несравненно более легким и безболезненным.

Маршрут, составленный Николаем I для цесаревича, включал почти все страны Западной Европы, за исключением католических: Франции и государств Пиренейского полуострова. Вначале наследник совместно с Николаем I побывал в Берлине и Стокгольме, затем по предписанию отца посетил Данию, Ганновер, Баварию, Милан, Венецию, Флоренцию, Ватикан, Неаполь и др.

Как в калейдоскопе перед его взором проходили достопримечательности больших и малых дворов Европы, великолепные дворцы, величественные соборы с богатейшими древними росписями, несравненные образцы древнего и нового зодчества, шедевры итальянской, голландской и немецкой живописи. Как известно, Александр всю свою жизнь был восторженным почитателем искусства, поэтому с живейшим интересом и любопытством знакомился с различными коллекциями скульптур и картин.

Для нас небезынтересен и сам облик наследника в этот период. Известный французский писатель маркиз де Кюстин¹⁶⁴, встречавшийся с ним в Эмсе в июле—августе 1838 г., противопоставляя его отцу, отмечает: «Русскому великому князю двадцать лет, он высокого роста и прекрасно сложен по своим годам... У него, очевидно, какая-то тайная грусть, написанная на лице¹⁶⁵. Ресницы его опущены и свидетельствуют о зрелости юноши. Выражение его взгляда — доброта. Это в полном смысле слова — государь. Вид его скромен без робости. Он прежде всего производит впечатление человека, превосходно воспитанного. Все движения его полны грации. Он прекраснейший образец государя, из всех, когда-либо мною виденных»¹⁶⁶.

...Возвращаясь из Италии, цесаревич посетил австрийский, вюртембергский и баденский дворы и 13 марта 1839 г. прибыл в Дармштадт. Свидание с великим герцогом Людвигом II не было условлено заранее, и Александр посетил этот город только по настоянию Кавелина¹⁶⁷. По приезде его незамедлительно посетил Людвиг II и пригласил ехать в театр, а оттуда на вечер в замок. «Этот импровизированный праздник дармштадтский, — повествует Жуковский, — казался всем одним лишним эпизодом, который должен был только надоесть и наскучить»¹⁶⁸. Однако он имел жизненно важное значение для Александра: здесь он встретился с младшей дочерью герцога, пятнадцатилетней принцессой Марией¹⁶⁹, которая произвела на него особенное впечатление, и он сейчас же подумал о возможности связать с нею свою судьбу. О своих чувствах Александр написал родителям. Однако на предложение чуткого Жуковского притвориться больным, чтобы отложить отъезд из Дармштадта, наследник не согласился. Путь его дальше проходил по живописным городам северной Германии и Голландии. Несмотря на доходившие до него слухи о замышляемом эмигрантами-поляками покушении на его жизнь, Александр целый месяц посвятил изучению Великобритании.

Пока Александр пребывал в туманном Альбионе, Николай I занялся присланными из Дармштадта депешами. В письме, датированном 25 марта 1839 г., цесаревич пишет: «Здесь, в Дармштадте, встретил я дочь царствующего великого герцога, принцессу Марию. Она страшно мне понравилась с самого первого момента, когда я ее увидел... Теперь ехать в Копенгаген совсем не нужно, и если ты позволишь, дорогой папа, после моего посещения Англии я снова возвращусь в Дармштадт»¹⁷⁰.

Назначенный попечителем цесаревича после смерти Ливена граф А. Ф. Орлов¹⁷¹, сдержанно докладывает императору, что «принцесса Мария сделала его высочеству сильное впечатление», но тут же в весьма осторожных выражениях добавляет, что он «огорчен распространенными здесь слухами о ее родителях».

Из секретной записки Николая I Орлову, найденной советскими историками в металлической шкатулке в Зимнем Дворце в 1923 г., мы узнаем, что царь не придавал этим слухам (касавшимся незаконного происхождения Марии) никакого значения. Он выражал весьма терпимое отношение к этому деликатному обстоятельству: «Сомнения относительно законности ее происхождения более действительны, чем ты полагаешь. Известно, что из-за этого ее едва терпят в семье, но она официально признана дочерью своего отца и носит его фамилию, следовательно, никто не может ничего сказать против нее в этом смысле...»¹⁷²

Из бумаг той же шкатулки явствует: русский посол в Лондоне граф Поццо ди Борго¹⁷³, разумеется, по указанию самого царя, тогда же негласно запросил у русского посланника во Франкфурте информацию о принцессе Марии: сколько ей сейчас лет? ее рост? как она выглядит? кто занимался ее образованием и воспитанием после смерти ее матери? насколько строги ее моральные принципы?

Попутно укажем, что в другом своем письме Орлов сообщает Николаю из Гааги (очевидно, чтобы царь не заподозрил его в несогласии с ним): «Не думайте, Государь, что я скрыл от Великого Князя эти слухи относительно происхождения принцессы. Он узнал об них в самый день своего прибытия в Дармштадт, однако реагировал он на них точно, как Вы... Он думает, что, конечно, лучше было бы, если бы было иначе (т. е. если б она была дочерью великого герцога. — Авт.), однако она носит имя своего отца и, следовательно, никто не может, с точки зрения закона, упрекнуть ее»¹⁷⁴.

Как отмечает Вс. Николаев, настоящим отцом будущей императрицы Марии Александровны, супруги Александра II, был швейцарец французского происхождения барон Август-Людвиг де Граней, шталмейстер великого герцога Людвига. Современники описывают его как необыкновенно красивого человека. Матерью ее была принцесса Вильгельмина Баденская¹⁷⁵, сестра русской императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I. Должно быть, брак ее с великим герцогом был не очень счастливым. Вышла она за него замуж шестнадцатилетней девочкой и, конечно, не по любви. У них было два сына, а позже родилась эта девочка.

В шкатулке сохранилось несколько записок Николая I и Александры Федоровны по этому вопросу. Императрица долго упорствовала не соглашаясь на брак сына с принцессой Марией. Там же нашлась записка самого Александра, который пишет отцу, как он огорчен, что его мать, «такой ангел доброты», в этом вопросе так непреклонна¹⁷⁶.

Вряд ли Николай I предвидел, что, посылая в Англию симпатичного двадцатилетнего молодого человека, еще не женатого и при этом наследника престола громадной империи, создаст для Александра новые болезненные проблемы.

В 1839 г. британской королеве Виктории было около двадцати лет, она была еще не замужем и, естественно, мечтала о своем будущем сказочном принце, как мечтают все молодые девушки. Виктория, судя по ее дневнику, до сих пор отвергала всех представленных ей кандидатов в принцы-консорты¹⁷⁷.

Большой интерес вызвало у молодой королевы (Виктория царствовала к тому времени около двух лет) письмо супруги покойного русского посла в Лондоне «пожилой, почтенной» княгини Ливен, которая писала одной из близких к Виктории придворных дам: «Молодой цесаревич Александр — самый очаровательный из всех европейских принцев... Трудно себе представить более красивого молодого человека. У него привлекательное, прекрасное лицо и необыкновенно приятная манера говорить...»¹⁷⁸ Конечно, цель этого письма княгини Ливен была весьма скромной: она лишь стремилась вызвать интерес к личности русского наследника, ничего больше. Но результат получился самый неожиданный: Виктория, еще не видя Александра, была уже необыкновенно заинтригована.

В свою очередь Александр много слышал о Виктории еще в Петербурге, где словоохотливая княгиня Ливен описывала королеву так: «Красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, полуоткрытым ртом, белыми правильными зубами...» Королева Англии слыла весьма деятельной, умной, образованной девушкой, с которой можно поговорить и о литературе, и об искусстве, и о мировой политике¹⁷⁹.

И вот, наконец, в субботу, 4 мая, Александр был ей представлен официально в Букингемском дворце. Виктория детально описывает эту их первую встречу в своем дневнике: «В половине второго я приняла Великого Князя, которого мне представил лорд Пальмерстон¹⁸⁰ и которого сопровождал граф Орлов и граф Поццо ди Борго. Я пригласила Великого Князя сесть; он высокого роста, с тонкой талией, держит себя непринужденно, приятно и искренне, хотя нельзя сказать, что он красавец». Впрочем, тут же она добавляет, противореча самой себе: «У него красивые синие глаза, короткий нос и изящный рот с очаровательной улыбкой. Я нашла великого князя чрезвычайно привлекательным, с располагающим приятным характером, таким естественным, таким веселым... Он всего на год старше меня...»¹⁸¹

Виктория призналась лорду Мельбурну¹⁸², что совсем не ожидала встретить в лице русского великого князя столь обаятельного молодого человека. Ее симпатия распространилась и на всю свиту Александра: «Все они приятные молодые люди, и с ними очень приятно иметь дело». И Виктория еще раз добавляет:

«Мне страшно нравится Великий Князь, он такой естественный и веселый, и мне так легко с ним».

После двух первых встреч, во время которых Виктория явно была просто очарована Александром, молодые люди сближались все больше и больше и страстно влюбились друг в друга.

Однако и английские и русские источники упорно молчат про эту первую любовь Виктории и про неожиданное увлечение ею Александра¹⁸³.

В один из дней пребывания в Англии Александр открыл Юрьевичу свое сердце.

«Цесаревич признался мне, — записал в свой дневник адъютант Юрьевич, — что он влюблен в королеву и убежден, что и она вполне разделяет его чувства...» На следующий день Великий князь опять огорчил меня. Я сказал ему, что этот брак совершенно невозможен. Я прибавил, что в случае такого поступка ему придется отказаться от своей будущей короны и что совесть его никогда не позволит ему сделать это. Он согласился со мной. Но было ясно, что он очень страдает». А дальше Юрьевич делает такую запись: «У меня лично нет ни малейшего сомнения, что если бы Цесаревич сделал предложение королеве, она без колебаний приняла бы его»¹⁸⁴.

28 мая Виктория записала в дневник: «...Он опять повторил, что проведенные им здесь дни навсегда останутся в его памяти... Я их тоже никогда не забуду, потому что я действительно люблю этого приветливого милого молодого человека»¹⁸⁵.

На другой день после отъезда Александра Виктория признавалась своему ментору и премьер-министру лорду Мельбурну: «Я очень, очень опечалена его отъездом!»¹⁸⁶

На память об этих днях у королевы Виктории оставался дорогой подарок русского цесаревича: овчарка по кличке Казбек, к которой она страстно привязалась. До самой смерти Казбек оставался любимцем Виктории как дорогая память ее первого увлечения даже после того, как она вышла замуж 10 февраля 1840 г. за своего кузена Альберта Саксен-Кобург-Готского¹⁸⁷.

Женитьба

Покинув Англию 29 мая 1839 г., Александр все еще переживал свое увлечение королевой Викторией. Конечно, он сразу понял невозможность брака с английской королевой. Николай I торопил его с выбором невесты: ему было уже 20 лет и ждать дольше было невозможно.

Девушки, которые нравились Александру, были для него недоступны: Ольга Калиновская была «простой смертной», Виктория была королевой страны — соперницы России. Холодный душ разочарования второй раз вернул его к реальности.

Его спутники, члены свиты, всеми силами старались внушить ему необходимость немедля исполнить волю отца. И тогда Александр остановил свой выбор на 15-летней дармштадтской принцессе Вильгельмине-Марии, которая менее всех других кандидаток отталкивала его.

Заручившись согласием родителей, Александр поспешил в Дармштадт. Он провел неделю в семье Вильгельмины-Марии, и молодые люди познакомились друг с другом ближе¹⁸⁸.

Прошло еще несколько месяцев в подготовке к свадебным торжествам. Пока велись переговоры между С.-Петербургом и Дармштадтом, Александр вернулся к своей прежней возлюбленной — Ольге Калиновской.

В переписке родителей Александра она названа лишь буквами «О» и «К».

«Что станет с Россией, — писала в своем дневнике Александра Федоровна, — если человек, который будет царствовать над ней, не способен владеть собой и позволяет своим страстям командовать собой и даже не может им сопротивляться?»

Сам царь был страшно огорчен и озадачен этим увлечением сына. «Саша, — писал он жене, — недостаточно серьезен, он склонен к разным удовольствиям, несмотря на мои советы и укоры...»¹⁸⁹ Императорская чета страдала из-за «слабостей» сына.

Дело разрешилось неожиданным образом. Николай выдал Ольгу Калиновскую замуж за вдовца — мужа ее покойной сестры — богатейшего польского помещика Иринея Ожинского, и Александр прекратил свою связь с ней. Их старший сын впоследствии утверждал, что он был сыном Александра, хотя доказательств этому нет¹⁹⁰.

Итак железная воля отца и увещевания матери оказали на Александра желаемое воздействие...

Будучи наставленной в вероучении нашей церкви, молодая принцесса Мария Гессен-Дармштадтская 5 декабря 1840 г. в Большой церкви Зимнего дворца приняла православие и стала великой княжной Марией Александровной. Свадьба состоялась 16 апреля 1841 г.¹⁹¹, накануне дня рождения Александра, которому исполнялось 23 года. Марии же исполнялось 17 лет.

«...Она была перенесена, — как отмечает А. Ф. Тютчева, — ко двору самому пышному, самому блестящему и самому светскому из всех европейских дворов»¹⁹².

Известно, что Мария Александровна с большим желанием училась русской истории и русскому языку. Она с «благоговейным прилежанием» изучала русскую церковь. Цесаревна, по отзывам современников, чем только могла, изо всех сил своего доброго сердца была при своем свёкре «ангелом-заступницей за всех несчастных, обращавшихся к ней. Никогда строгий царь не отказывал своей доброй невестке в том, что она просила для несчастных»¹⁹³.

Конечно, Мария Александровна могла оказать помощь и из своих средств. Ведь только на карманные расходы ей было пожаловано в год 50 тыс. рублей серебром¹⁹⁴.

От брака Александра с Марией Александровной родилось две дочери и шесть сыновей¹⁹⁵.

Следует отметить, что сохранились довольно любопытные характеристики Марии Александровны.

«В первые годы своего пребывания в России, — пишет П. Долгоруков, — (Она. — Авт.) пользовалась репутацией женщины необыкновенно умной... Ее отчуждение от всех, ее любовь к уединению приписаны были осторожности, глубокомыслию и, наконец, отвращению, которое, как полагали, внушал ей жалкий николаевский двор. Все это придавало ей в России огромную популярность. Наконец, муж ее вступил на престол, тут обаяние упало, всё обнаружилось, и популярность, какой пользовалась императрица в бытность свою цесаревной, совершенно исчезла»¹⁹⁶.

Интересную характеристику жене Александра дает фрейлина Тютчева: «...Когда я впервые увидела великую княгиню, ей было уже 28 лет. Тем не менее она выглядела еще очень молодой. Она всю жизнь сохранила эту молодую наружность, так что в 40 лет ее можно было принять за женщину лет тридцати. Несмотря на высокий рост и стройность, она была такая худенькая и хрупкая, что не производила на первый взгляд впечатление красавицы; но она была необычайно изящна, тем совершенно особым изяществом, какое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера... Черты ее не были правильны. Прекрасны были ее чудные волосы, ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного на выкат, глаза, смотревшие кротко и проникновенно. Профиль ее не был красив, так как нос не отличался правильностью, а подбородок несколько отступал назад. Рот был тонкий со сжатыми губами, свидетельствовавший о сдержанности, без малейших признаков способности к воодушевлению или порывам, а едва заметная ироническая улыбка представляла странный контраст к выражению ее глаз». Далее она сообщает: «В своем окружении матери, жены, государыни она казалась как бы чужой и неосвоившейся. Она была нежно привязана к мужу и к детям и добросовестно исполняла обязанности, которые налагали на нее семья и ее высокий сан; она, по крайней мере, всеми силами старалась их исполнять, но в самом этом усилии чувствовалось отсутствие непосредственности в этих отношениях...»¹⁹⁷

Зарубежное путешествие имело, однако, судьбоносное значение не только в жизни наследника русского престола. Подобно своему питомцу, и седовласый наставник его В. А. Жуковский на 56-м году своей жизни встретил в давно знакомой ему семье художника Е. Рейтерна¹⁹⁸ то долгожданное, тихое счастье, которое сопутствовало ему последние одиннадцать лет жизни. Он стал женихом 18-летней дочери Рейтерна Елизаветы. В 1841 г. Василий Андреевич подал прошение об отставке и уехал в Германию, где обвенчался с Елизаветой¹⁹⁹ в церкви русского посольства в Штутгарте. В последующие годы Жуковский пытался возвратиться в Россию, однако жизненные обстоятельства его складывались так, что это намерение его не осуществилось. Болезнь жены, рождение дочери Александры и сына Павла²⁰⁰, собственный недуг задержали его в Германии до конца жизни. «Семейная жизнь, — писал Василий Андреевич другу, — лучшее наше сокровище, но это сокровище окупается дорогою ценою»²⁰¹. Жуковский скончался 12 апреля 1852 г., сохранив до последнего вздоха самые лучшие чувства к своему царственному ученику, пользуясь также со стороны царской семьи любовью и уважением.

Знаменитый поэт был похоронен в Баден-Бадене, затем его прах перевезли в Петербург и в присутствии цесаревича и великой княгини Марии Николаевны 29 июля того же года предали земле в Александро-Невской лавре рядом с могилой его друга и учителя Карамзина²⁰².

Государственная и военная деятельность цесаревича

Как отмечалось выше, участие Александра в государственных делах началось уже со дня его совершеннолетия. С каждым годом отец все активнее вводит его в сферу гражданского управления и высших государственных учреждений. В день бракосочетания сына Николай I назначил его членом Государственного совета, а в течение двух последующих лет он становится членом Совета министров, Финансового и Кавказского комитетов и других высших правительственных учреждений империи. Эта деятельность его была довольно «знаменательна и разностороння»²⁰³.

Учитывая способности сына, царь не боится наделять его реальной властью.

В 1842 г., отправляясь на месяц в инспекционную поездку по югу и западу России, он впервые доверяет Александру заменить его в решении текущих государственных дел, что в последующие годы становится правилом. Император пожаловал его за это орденом Владимира I степени. Всеведущий английский посол в С.-Петербурге лорд Кланрикард, еще в мае 1841 г. вернувшись в Лондон, докладывал в Министерстве иностранных дел, что «в России как будто правят два императора»²⁰⁴.

Во второй половине сороковых годов и в начале пятидесятых цесаревич допускается к святая святых практической политики правительства. Он становится председателем особых комитетов, обсуждавших наиболее важные текущие вопросы государственной жизни, например, комитета по сооружению Николаевской железной дороги, комитета по вопросу о занятии Н. Н. Муравьевым устья Амура, Секретных комитетов 1846 и 1848 гг. по крестьянскому вопросу. В последних двух комитетах вырабатывались рекомендации по постепенному упразднению крепостного права. Однако радикальные шаги не были приняты.

Одновременно с гражданскими делами Александр занимался и военными вопросами, которые отнимали у него большую часть времени. В 1843 г. цесаревич был назначен генерал-адъютантом к его императорскому величеству, а в 1844 г. утвержден командиром всей гвардейской пехоты. В этой должности Александр посвятил много времени фронтовым занятиям войск и улучшению быта солдат. По его требованию были изысканы средства для улучшения их питания. Вместо прежнего порядка покупки продуктов от подрядчиков по установленной цене велено было покупать продукты на рынках по вольной цене. Была введена строгая отчетность расходования денег, и цесаревич каждый месяц сам просматривал отчеты.

Бурный революционный почти для всей Западной Европы 1848 г. прошел для России спокойно и мирно, если не считать страшной эпидемии азиатской холеры, которая разразилась тогда в С.-Петербурге. Особенно она свирепствовала в войсках, размещенных в столице и ее окрестностях. Все чрезвычайные меры по борьбе с эпидемией и установлению карантина осуществлял Александр.

В апреле 1849 г. молодой император Австрии и король Венгрии Франц-Иосиф²⁰⁵ обратился к Николаю I с просьбой о помощи против наступавших и грозивших Вене венгерских революционных войск. В июне Николай I двинул в Венгрию свои войска под руководством князя Варшавского генерал-фельдмаршала И. Ф. Паскевича²⁰⁶. До 100 тысяч солдат наступали из Галиции и около 38 тысяч из Молдавии и Валахии. В заграничном походе участвовала и гвардия. В это время цесаревичу была определена должность командира гвардейского пехотного корпуса.

10 июня он выехал из Ревеля к вверенным ему войскам, находившимся уже в походе. Осмотрев их по пути в Риге, Вильне, Гродне и Белостоке, наследник прибыл в Варшаву, откуда император Николай I руководил движением своей армии, перешедшей Карпаты. Александр оставался при отце все лето, до того памятного дня 1(13) августа 1849 г., когда предводимая Гёргеем²⁰⁷ венгерская армия капитулировала под Вилагошем перед князем Паскевичем.

Получив об этом известие, Николай I отправил 2 августа Александра в Вену с официальным поручением поздравить императора Франца-Иосифа с благополучным концом мятежа. Но фактически наследнику было доверено просить о помиловании венгерским генералам, сдавшимся русским войскам. Австрийский император с почетом принял августейшего посланца, даровал жизнь Гёргею. Однако 13 сдавшихся Паскевичу венгерских генералов были позднее казнены австрийцами. Расстреляны были также многие весьма умеренные деятели революции.

Летом того же года Александр пережил первое тяжелое испытание — от последствий кори умер его первый горячо любимый ребенок — дочь Александра.

В 1849 г. после кончины великого князя Михаила Павловича на Александра была возложена царем обязанность быть главным начальником всех военно-учебных заведений²⁰⁸.

Весной 1850 г. Александр сопровождал отца в его поездке по России для осмотра крепостей и войск, расположенных в Польском Царстве и в Западном крае. Летом он возглавил лагерный сбор кадет в Петергофе и гвардии в Красном Селе, а осенью, посетив кадетские корпуса в Полоцке, Бресте и Полтаве и проведя смотр частей в Луцке и Елисаветграде, предпринял поездку на Кавказ и в Закавказье.

Как описывает очевидец, посещение Александром Грузии стало непрерывным рядом торжеств и восторженных приемов. Так, «въезд великого князя в Тифлис явился настоящим триумфом. Все население города высыпало ему навстречу с туземными музыкантами и песенниками... размахивая зелеными ветвями и флагами...» Пока великий князь находился в Тифлисе, «толпы днем и ночью не покидали площади перед дворцом и каждое его появление приветствовали радостными кликами и киданием шляп в воздух...»²⁰⁹

Описание современниками пребывания цесаревича на Кавказе показывает проявляемую в то время доброжелательность, искренность и сердечность народов Грузии и их известное восточное гостеприимство.

В то же время это свидетельствует о дружественном отношении к русскому народу в лице престолонаследника. Разве эти чувства могли бы проявляться в форме массового ликования, если бы, как утверждают некоторые националистические историки, Россия угнетала или ущемляла интересы грузин?

Составляя характеристику Александра II, необходимо отметить и такую его важную черту, как личное мужество. Именно здесь, в Закавказье, будущему императору довелось быть участником боевой схватки с чеченцами и проявить бесстрашие и смелость. Произошло это 26 октября 1850 г.

В этот день наследник выехал из Воздвиженской крепости в Ачхай, в сопровождении наместника Кавказа князя Воронцова²¹⁰, под прикрытием отряда из пехоты, нескольких сотен казаков с артиллерией, а также местной милиции и толпы мирных чеченцев. Как обычно Александр ехал верхом с авангардом. Между реками Рошня и Валериком он заметил группу неприятеля под Черными горами и сразу же поскакал к ней, увлекая за собою свою свиту, нескольких казаков и туземцев²¹¹. Чеченцы, выстрелив по нему, бросились бежать, но были атакованы казаками и мирными чеченцами.

В своем докладе императору князь Воронцов описывает храбрость наследника, прибавляя, что он не мог «без страха видеть, с какой быстротой и смелостью Цесаревич бросился на цепь, на большое расстояние от дороги, через перелесье, тем более, что не все из его окружения могли поспеть за его кровным конем»²¹².

Николай I принял во внимание рапорт наместника Кавказа и пожаловал Александру орден св. Георгия IV степени.

Николай I не раз объявлял сыну в рескриптах свою «душевную благодарность» за службу в армии. В одном из них, в 1851 г. он писал: «Вообще родительскому моему сердцу отрадно видеть, до какой степени Вы постигли звание военного начальника, и я за Ваши неусыпные заботы о войске, столь искренне мною любимом, благодарю Вас от всей полноты души»²¹³.

В начале 1852 г. цесаревич по желанию отца предпринял ряд поездок по России для ревизии учреждений как военных, так и административных. В ноябре того же года Александр был назначен главнокомандующим гвардейским и гренадерским корпусами.

В период 1853—1855 гг. он разделял заботы и труды царственного родителя (вплоть до его смерти) по обороне Российской империи, укреплению и совершенствованию ее боевых сил.

Это время было тяжелым испытанием для будущего монарха.

Итоги воспитания

В результате глубоко продуманной и хорошо организованной системы воспитания будущий император Александр II получил, как никто другой из династии Романовых, разностороннее, можно сказать, универсальное образование.

Наследник престола изучил широкий курс математики, физики, естествознания, географии, истории, православного катехизиса, общих начал политической экономии, этнографии, логики, философии, статистики и правоведения.

Он свободно владел русским, французским, немецким, английским и польским языками, получил основательную военную подготовку. Благодаря усилиям Жуковского и Плетнева Александр превосходно, во всех тонкостях усвоил родной русский язык, выражался не только правильно, но и литературно. Естественно, все это сделало будущего властителя России подлинно культурным русским человеком, далеко превосходящим многих современных ему монархов и правителей других стран.

До восшествия на престол Александр практически познакомился со всеми главными сторонами управления империей: военной, финансовой и дипломатической.

На протяжении многих лет, начиная со дня совершеннолетия, он накопил опыт участия в высших государственных учреждениях: Государственном совете, Святейшем синоде, Комитете министров, в различных комиссиях, получил практику управления текущими делами империи в отсутствие государя.

Важным дополнением к развитию кругозора наследника и формированию его мировоззрения стали регулярные длительные поездки по стране и за рубеж, во время которых он общался с представителями разных кругов тогдашнего общества, накапливая все новые и новые жизненные впечатления. По мнению современников и учителей, будущий глава империи был одарен щедрою рукою природы блестящими способностями, обладал необычайно ясным и здравым умом, живым, веселым нравом, прямым характером и незаурядной памятью.

Воспитатели привили своему царственному воспитаннику высокие нравственные качества, благородные убеждения, горячую любовь к родной стране, великодушие, человечность, сострадание, отзывчивость и веротерпимость.

И хотя по всем главным вопросам того времени Александр разделял взгляды своего отца, отстаивал незыблемость монархии в России, он не был ограниченным догматиком и фанатиком-реакционером. Будущий реформатор сумел правильно оценить создавшееся положение, воспринять новые веяния и требования лучшей, просвещенной части общества.

Некоторые историки считают: основной слабостью Александра как политической фигуры, в том числе и в его отношениях с отцом, было то, что человеческие проблемы для него нередко преобладали над государственными.

В этом была его слабость, но и превосходство: был он прежде всего добрым и благородным человеком, и часто сердце у него брало верх над умом. К сожалению, для человека, предназначенного судьбой быть императором России, это являлось скорее недостатком.

Глава вторая