Александр II и его время: Кн. 1 — страница 15 из 49

КРЫМСКАЯ ВОЙНА. НАЧАЛО ЦАРСТВОВАНИЯ

Народ-герой! в борьбе суровой

Ты не шатнулся до конца,

Светлее твой венец терновый

Победоносного венца!..¹

Н. А. Некрасов

1. Восточная война

Важным этапом в жизни Александра, как и всей России, стала Крымская война 1853—1856 гг.

Россия и Европа накануне войны

После подавления революции 1848—1849 гг. политический горизонт все более и более заволакивался тучами. В международных европейских делах на первое место вновь выдвинулся восточный вопрос² — это постоянное яблоко раздоров. К середине XIX в. Россия была почти целиком вытеснена с рынков Ближнего Востока Англией и Францией, которые подчинили своему влиянию Турцию. Петербург не хотел терять свои преимущества, приобретенные им в победоносных войнах с Турцией 1735—1739, 1768—1774, 1787—1791, 1806—1812, 1828—1829 гг. В этих войнах Россия закрепила за собой Южную Украину, Крым, Бессарабию, Кавказ и прочно утвердилась на берегах Черного моря. Знаменитые победы Румянцева, Суворова, Потемкина, Кутузова³, Паскевича, Дибича и других заставляли турецкое правительство принимать меры к облегчению условий жизни подвластных Турции христиан. В результате успехов русского оружия была обеспечена в 1829 г. автономия Сербии и ограничена власть султана над Молдавией и Валахией, в 1830 г. провозглашена независимость Греции.

Наиболее могущественная соперница — Великобритания, опасаясь усиления России, вынашивала планы ее военного поражения, чтобы осуществить свои собственные завоевательные цели на Ближнем Востоке.

Вояж Николая I в Лондон в 1844 г., предпринятый с целью достижения русско-английского единства в восточном вопросе, не увенчался успехом. Английские министры фактически уклонялись от переговоров с Россией по этим проблемам. Лондон все больше сближался с Парижем, и в дальнейшем в восточном вопросе эти державы выступали совместно. «Великой целью нашей политики, — подчеркивал Пальмерстон, — должно быть создание западной конфедерации свободных государств для противодействия восточной лиге деспотических правительств»⁴.

Париж, опираясь на быстро развивающийся в стране капитализм имел собственные притязания к Блистательной Порте, особенно в Сирии и Египте. С давних пор Франция выступала соперником России и в Константинополе. «Франция — единственная страна, — писал канцлер К. В. Нессельроде, — которая продолжает как в Европе, так и на Востоке заявлять о той угрозе, которая существует со стороны России в Османской империи»⁵.

В середине XIX в. у Парижа появились новые основания противодействовать внешней политике Николая I. Совершив государственный переворот, Луи-Наполеон — сын падчерицы Наполеона I Гортензии Богарне и его брата Луи — провозгласил себя наследственным императором⁶. Для оправдания и укрепления своей власти этому политическому авантюристу, фарисейски заявлявшему: «Империя — это мир», необходимы были военные победы, напоминавшие лавры Первой империи⁷. В воображении нового Наполеона уже складывалась программа завоевательных походов, которые покончат с системой «Священного союза»⁸, ликвидируют ненавистные договоры 1815 г. и обеспечат Франции гегемонию на европейском континенте.

Колебания, проявленные Николаем I в вопросе о признании Второй империи⁹, и его презрение к новому императору-выскочке обостряли враждебные отношения между Россией и Францией. Известно, что Николай I условился с австрийским императором и прусским королем признать государственный переворот, в результате которого Наполеон III стал императором Франции, но в то же время титуловать Наполеона не братом, а «добрым другом». Можно представить негодование Николая I, когда выяснилось, что его соседи не соблюли условия и что из всех монархов Европы он один называл Наполеона так, как принято именовать президента Соединенных Штатов.

Неприязненную позицию по отношению к восточным притязаниям Николая I вынуждена была занять также Австрия. Основательно расшатанная революцией 1848—1849 гг., обязанная своим спасением Николаю I, монархия Габсбургов не могла примириться с переходом Балканского полуострова под хозяйственное и политическое руководство России. Подобный исход не только нанес бы удар развивающемуся австрийскому капитализму, но и усилил бы национальное движение западного, австрийского славянства.

Лицемерная покорность Николаю I, которую обнаружил новый император Франц-Иосиф, так же как общность консервативных целей, которая связывала обоих монархов, не могли уничтожить глубокого антагонизма между Россией и Австрией в восточном вопросе. Не случайно австрийский министр Шварценберг¹⁰ заявлял, что Австрия «еще удивит мир своей неблагодарностью».

В то же время Петербург с момента подавления венгерской революции ошибочно считал Австрию своим надежным союзником как в Европе, так и на Востоке. «Наградой за нашу дальновидную политику, — писал Нессельроде в 1850 г., — является прочный и тесный союз с Австрией»¹¹.

Король Пруссии Фридрих-Вильгельм IV¹² оставался преданным другом своего «старшего брата» Николая I, но широкие круги немецкой буржуазии не могли простить властителю России его упорного противодействия воссоединению Германии. Берлин еще не был заинтересован в восточном вопросе и предпочитал уклоняться от европейских споров вокруг Константинополя. В обострявшейся борьбе между Англией и Россией Прусская монархия не могла играть роль надежного и активного союзника Николая I.

В эти же годы перед российским императором стоял непобедимый противник — растущая сила европейской демократии. Как уверял сам Николай I, задача его жизни заключалась в том, чтобы сражаться с «адскими принципами революции»¹³.

После 1849 г. радикальные слои мелкой буржуазии видели в самодержавии — «международного жандарма» — главное препятствие на пути политического прогресса.

Уже в XIX в. трезвомыслящие отечественные историки подвергли беспощадной критике проводимый Россией внешнеполитический курс. «Император Николай I, — писал Ф. Ф. Мартенс, — оставался неутомимым защитником порядков, давно потерявших право на существование»¹⁴. С. С. Татищев отмечал «добровольное подчинение наших государственных интересов мнимой солидарности интересов соединенной Европы»¹⁵.

Николай знал, что революция продолжает жить и приобретает все новых сторонников в его собственной стране. Однако он надеялся решительно преодолеть этого страшного противника усилением своего могущества.

Таким образом, обе противоборствующие стороны руководствовались «политикой далекого прицела».

В целом «с 1848 г. Европа не выходит из-под ружья, — сетует русский публицист В. Андреев, — и все успехи науки направлены на усовершенствование средств истребления. Словом, начался период просвещенного варварства...»¹⁶

Непосредственный повод.Восточной войны

Непосредственным поводом для развития общеевропейского конфликта послужил вопрос о «палестинских святынях», находившихся на азиатской территории Оттоманской империи.

В начале 50-х годов между католической и православной церковью обострился спор, кому из них принадлежит право иметь ключи Вифлеемского храма, где, по преданию, родился Иисус Христос, а также чинить купол над храмом Гроба Господня и владеть религиозными памятниками в Иерусалиме. От монопольного положения в «святых местах» зависел не только престиж церкви, но и ее влияние и доходы от подаяний многочисленных паломников.

Наполеон III счел возможным использовать этот спор для создания дипломатического конфликта и потребовал от султана Абдул-Меджида¹⁷ выполнения старых договоров о привилегиях католиков.

франция потребовала в 1850 г. от Турции допущения католиков в некоторые из святилищ, предоставленных православным, основываясь на старинном договоре с Портою 1740 г. «То, что Франция преследует политические цели в вопросе о святых местах, является совершенно очевидным фактом и не нуждается в пространных комментариях», — вынуждено было отметить российское правительство в 1851 г.¹⁸.

Фирманом, изданным в январе 1852 г., Турция, устранив притязания католиков, подтвердила установившиеся права владения латинской и православной церкви, но вместе с тем, в виде уступки Франции, предоставила латинянам, наряду с греками и армянами, ключ от пещеры Рождества Христова в Вифлеемском храме и некоторые другие права на святыни Палестины.

Николай I, с самого начала вступавшийся за права православной церкви и требовавший от Порты полного соблюдения статус-кво, согласился на указанную уступку латинской церкви ввиду того, что фирман торжественно подтверждал и закреплял на будущее время все остальные, установившиеся постепенно права греческой церкви.

Вместе с тем он потребовал от Порты в пользу греков разрешения приступить немедленно к возобновлению ремонта купола, Гроба Господня. Вопрос, казалось, был разрешен. Но Порта, по настоянию Франции, нарушив только что изданный торжественный фирман, сделала новые уступки католикам¹⁹.

Передача ключей как бы означала передачу католикам и самого храма. Даже такой многоопытный дипломат, как государственный канцлер России граф К. В. Нессельроде, по религии англиканского вероисповедания, по убеждениям — вольнодумец и человек в полном смысле слова светский, не мог понять каким образом в XIX в., в эпоху телеграфа и паровой машины можно спорить о ключах от больших врат Вифлеемского храма. Наконец, без ведома царя, он запросил российского посла в Париже: «Постарайтесь узнать, идет ли речь о ключе в смысле инструмента, которым принято отворять двери, или же здесь подразумевается какой-нибудь особый ключ, например, какая-нибудь эмблема!»²⁰ Нессельроде был немало удивлен ответом, что речь идет о настоящем ключе, которым отворяют двери. Он считал, что спор уладится чисто дипломатическим путем.

Между тем затеянное дипломатическое противоборство сопровождалось демонстрациями французской эскадры в восточной части Средиземного моря и сосредоточением русских войск на турецкой границе. Тогда же в Петербурге вынуждены были обратить внимание на то, что французские требования поддерживают другие западноевропейские державы, прежде всего Англия и Австрия²¹.

Становилось ясно, что за многолетним религиозным «спором о ключах», лишенным ранее политического смысла, скрывается острая борьба европейских держав за влияние на Ближнем Востоке.

В сложившейся ситуации Николай I хотел использовать обострившийся конфликт для активного наступления на Турцию и изоляции Франции. На исходе 1852 г. (9 января 1853 г. н. ст.) он пытался через английского посла в Петербурге Джорджа Сеймура²² сердечно договориться с Лондоном о полюбовном разделе владений Порты. Предвидя близкий распад Оттоманской империи, Николай изложил Сеймуру свой проект решения восточного вопроса. Он соглашался уступить Великобритании Египет и Крит, а также отказывался от захвата Константинополя русскими войсками. Взамен царь настаивал на превращении Сербии, Болгарии и придунайских княжеств в самостоятельные государства под русским покровительством.

Однако предложения российского монарха привели к обратным последствиям: английский премьер Г. Дж. Пальмерстон, опасаясь усиления России на Ближнем Востоке, заключил соглашение с Наполеоном III о совместных действиях против России. Англия и Франция приняли меры к укреплению позиций Турции. В Константинополь был направлен прежний британский посол Стратфорд-Рэдклиф²³, который пользовался огромным влиянием на султана Абдул-Меджида и сделал все возможное для разжигания конфликта между Россией и Портой.

Неверно оценив обстановку, уверенный в поддержке Вены и Берлина, а также в дружественном нейтралитете Лондона, Николай I произвел энергичное давление на Порту.

В начале 1853 г. он приказал своему любимцу начальнику Главного морского штаба, светлейшему князю А. С. Меншикову²⁴ снарядить большую свиту и на военном линейном корабле плыть в сопровождении этой свиты в Константинополь с решительным предписанием восстановить нарушенные Турцией права православной церкви в Палестине. Кроме того, царь требовал от султана торжественно гарантировать эти права в виде специальной конвенции. В случае неполного их удовлетворения Меншикову дозволялось предъявить ультиматум.

Высокомерный царский фаворит в одном из писем тогда писал о предназначенной ему миссии: «Я питаю надежду, что это для меня будет последним актом деятельности в моей очень полной впечатлениями жизни, требующей покоя»²⁵.

16(28) февраля чрезвычайный и полномочный представитель России А. С. Меншиков с вице-адмиралом В. А. Корниловым²⁶, в окружении блестящей свиты, преимущественно из гвардейских офицеров, на пароходофрегате²⁷ «Громоносец» прибыли в Топ-Хане²⁸. В многочисленной толпе встречающих, собравшихся на берегу перед Зимним дворцом русского посольства, не оказалось никого из министров Порты. Только на третий день после своего прибытия Меншиков посетил Великого визиря²⁹ Мехмет-Али. При этом он явился к нему не в официальном мундире, а в обычном пальто и мягкой шляпе. Министра иностранных дел фуад-эфенди он вообще отказался посетить, заявив, что не желает иметь дело с этим «лживым субъектом».

Оскорбленный оказанным ему невниманием Фуад-эфенди вынужден был уйти в отставку³⁰. По совету Стратфорда, заклятого врага России, султан сделал уступку в вопросе о палестинских святынях, но не согласился подписать ни конвенции, ни сенеда, специального договора с Россией, ни проекта ноты, выработанного русским послом, и закрепить право российского царя на покровительство православным подданным Турецкой империи (болгарам, сербам, румынам, грекам и др. ).

Тогда Меншиков, потомок известного петровского фаворита, объявил, что порывает отношения с Портой и 9(21) мая 1853 г. вместе со своей свитой и всем составом русского посольства отправился из Константинополя в Одессу.

Конечно, можно допустить, как считают некоторые, что миссия Меншикова в Стамбул является своего рода «образцом развязности, бестактности и неумелости»³¹. Хотя это утверждение можно считать спорным. Вместе с тем следует подчеркнуть, что одним из самых главных подстрекателей, обдуманно и целенаправленно раздувавших пожар Крымской войны, был изощренный английский дипломат Стратфорд-Рэдклиф. Этот мастер политических диверсий сделал все от него зависящее, чтобы ускорить военный взрыв. Само собой разумеется, и Абердин, и Кларендон, и королева Виктория всецело с начала до конца поддерживали Стратфорд-Рэдклифа³².

Кроме того, важно напомнить, что еще в феврале 1853 г. лорд Кларендон и французский посол в Лондоне граф Валевский³³ подписали соглашение о совместных действиях Англии и Франции в сфере восточного вопроса, а в марте (еще до окончания миссии Меншикова) французская эскадра уже отправилась из Тулона в Эгейское море, поближе к берегам Турции.

В начале июня³⁴ английская и французская эскадры подошли к Дарданелльскому проливу и бросили якорь у Безикской бухты. Попытка русской дипломатии (ультиматум графа Нессельроде 4 июня) пригрозить оккупацией дунайских княжеств успеха не имела.

Дипломатические отношения России с Портой были прерваны. Николай торжественно объявил манифестом, что он занимает дунайские княжества «в залог» удовлетворения своих «законных требований».

Пришло время, когда от слов переходят к действиям.

21 июня (3 июля) 1853 г. 82-тысячная русская армия под командованием М. Д. Горчакова³⁵ перешла Прут и вступила в дунайские княжества Молдавию и Валахию «для обеспечения исполнения турками прежних договоров с Россией».

Но война Турции не была объявлена. Как говорит русская пословица: зверя не убивали, а только дразнили.

В это же время, завершая дипломатическую подготовку войны, представители Англии, Франции, Австрии и Пруссии, собравшись на конференцию в Вене, выработали совместный демарш якобы для разрешения «восточного кризиса».

19(31) июля 1853 г., по инициативе австрийского министра иностранных дел К. Буоля³⁶, они приняли редакцию ноты, представлявшую собою соединение проекта князя Меншикова и проекта, предложенного Портою. Русское правительство приняло венскую ноту с условием, чтобы в ней не было сделано никаких изменений. Но Турция потребовала некоторых перемен в ее редакции. Мирный исход был еще более затруднен тем обстоятельством, что памятная записка графа Нессельроде по этому поводу, сообщенная иностранным правительствам, была понята на Западе как подтверждение притязаний и скрытых замыслов России. Переговоры Николая I с Францем-Иосифом в Ольмюце 14(26)—16(28) сентября и с императором австрийским и королем прусским в Варшаве 21 сентября (3 октября) не улучшили политического положения. Принятый в Ольмюце план примирительных действий был отвергнут Францией и Великобританией³⁷. Париж и Лондон все время вели двойственную политику: с одной стороны, они объявляли о своем миролюбии и желании предотвратить войну, с другой, — сознательно провоцировали вооруженный конфликт между Россией и Турцией.

Порта, опираясь на поддержку Англии, отказалась пойти на уступки и потребовала в качестве предварительного условия переговоров вывода русской армии из дунайских княжеств.

Вена вроде бы старалась добиться примирения сторон, но все заметнее сближалась с Англией и Францией, Берлин занимал нейтральную позицию и не хотел вмешиваться в восточный конфликт.

Под влиянием Англии и Франции султан Абдул-Меджид 27 сентября (9 октября) 1853 г. предъявил ультиматум главнокомандующему Горчакову в 18 дней очистить княжества. Не получив требуемого ответа, 4 октября он объявил России войну. Турецкие войска начали боевые действия на Дунае, на азиатской границе и на Кавказском побережье.

20 октября (1 ноября) 1853 г. Николай I ответил формальным объявлением войны Оттоманской империи³⁸.

Силы противоборствующих сторон

Николаю I пришлось вести войну с коалицией государств, имевшей армию численностью около миллиона человек. По данным «всеподданнейшего» отчета Военного министерства за 1852 г., русская армия насчитывала на 1 января 1853 г. почти 1,4 млн. солдат и офицеров, но реально она могла выставить против врага около 700 тысяч человек, поскольку значительная часть войск внутренней стражи и местных команд были заняты для поддержания «порядка» внутри страны. К середине XIX в. рекрутская система комплектования армии уже изжила себя, она не позволяла быстро увеличивать силы во время войны. Тем не менее, начиная с июля 1853 г., правительство прибегает к рекрутским наборам, а позже и к ополчению. За время войны численность армии увеличилась вдвое по сравнению с мирным периодом. Ко времени вторжения союзников в Крым действующие войска России были расположены следующим образом (табл. 1).

Таблица 1³⁹

Расположение русских войск накануне вторжения союзников в Крым

Район расположения войск	Численность (чел.)
Побережье Финского залива и Прибалтика	207 091
Западная граница	140 980
Берег Дуная	181 870
Северное побережье Черного моря	32 093
Крым	39 000
Азово-Черноморское побережье	46 000
Кавказко-турецкая граница	54 790
ИТОГО:	701 824

Угроза вмешательства в войну Австрии, Пруссии и Швеции на стороне союзников заставила Петербург держать на западных границах значительные силы армии, рассредоточенные на большой территории. Россия намного уступала союзникам в области военной техники. На вооружении ее преобладали гладкоствольные ружья с дальностью стрельбы на 300 шагов (120-150 м), в то время как европейцы имели нарезное оружие (штуцер), бившее на 1200-1300 шагов (800 м)⁴⁰. Нарезных ружей насчитывалось в русской армии только 4,6% (или у 6 солдат в роте). Большая часть орудий русской артиллерии была старого образца, уступая по техническим характеристикам противнику. Армия была приучена действовать в плотных боевых порядках.

Количественно и качественно различался и морской флот. В то время как английские и французские корабли в основном представляли собой маневренные винтовые пароходы, вооруженные дальнобойной артиллерией, российский флот был преимущественно парусным. По остроумному замечанию советского историка Н. А. Троицкого, перед флотом Англии и Франции наш флот выглядел, как лилипут перед Гулливером: англо-французы имели 454 боевых судна, включая 258 пароходов, в России — 115 судов при 24 пароходах. В черноморской эскадре из 21 крупного военного корабля только 7 были паровыми. Суда Балтийского флота из-за своей ветхости были почти непригодны к плаванию.

Причины военно-технической слабости заключались в экономической отсталости России, господстве ее феодально-крепостнической системы. Недостаточно развитая военная промышленность не в состоянии была освоить новейшие типы вооружения и обеспечить армию и флот всем необходимым. Среди военно-чиновничьей верхушки российской армии немало было самодовольных и бездарных представителей аристократических кругов, процветало казнокрадство и взяточничество интендантского аппарата.

На боеспособности армии пагубно отразилось и примитивное состояние транспорта. В империи было только три железные дороги, ни одна из них не соединяла внутренние губернии с Черноморским побережьем. В весеннюю оттепель и осеннюю слякоть южные районы страны становились непроезжими. Легче было перебросить воинские подкрепления в Крым из Англии и Франции, нежели из центра России.

Начальный период войны

Военные действия в ходе Крымской войны можно разбить на два периода: первый (начальный) — русско-турецкая кампания, которая велась с октября 1853 г. по март 1854 г.; второй — действия против объединенных сил интервентов, март 1854 г. — февраль 1856 г.

В первом периоде боевые действия начались турецким наступлением на Дунайском фронте, азиатской границе и на Кавказском побережье.

На Дунае против 82-тысячной армии генерала М. Д. Горчакова Турция двинула почти 150-тысячную армию сардарэкрема (фельдмаршала) Омер-паши (австрийца Латоша, перешедшего на турецкую службу)⁴¹.

Первоначально 10-тысячный турецкий отряд в районе Ольтеницы сумел переправиться на левый берег Дуная без серьезного противодействия со стороны русских войск. Однако совершить подобную переправу в другом месте — около Журжева — туркам не удалось. В последующем, несмотря на отдельные столкновения, положение сторон на этом фронте стабилизировалось. Более сложно военные действия разворачивались на Кавказском фронте.

Значительная часть русских войск в Закавказье была вовлечена в операции против восставших горцев во главе с Шамилем⁴², а для прикрытия границ с Турцией имелись лишь ограниченные силы — гарнизоны Ахалцыха, Ахалкалаки, Александродоля и Эривани (около 5 тыс. человек). В связи с этим для борьбы против турецкой 100-тысячной армии Абди-паши был спешно сформирован 30-тысячный корпус генерала В. О. Бебутова⁴³.

15(27) октября османы овладели плохо укрепленным пограничным постом св. Николая и начали продвижение в сторону Александрополя. Сдерживая наступление турецких сил, 10-тысячный отряд под командованием Бебутова 19 ноября (1 декабря) наголову разбил 36-тысячное объединение турок при Башкадыкларе (около Карса). Наступившая зима в Закавказье сделала непроходимыми горные дороги и временно прервала боевые действия.

В этот период стяжал себе славу героического Черноморский флот, возглавляемый выдающимися флотоводцами адмиралами В. А. Корниловым и П. С. Нахимовым, талантливыми учениками М. П. Лазарева⁴⁴. После нескольких боев турецкие корабли были блокированы в портах.

18(30) ноября состоялось Синопское сражение — самое крупное событие в кампании 1853 г.⁴⁵ Ровно в полдень под непрекращающимся дождем и нависшими свинцово-серыми тучами отряд под командованием вице-адмирала П. С. Нахимова в составе 8 кораблей в 2-кильватерной колонне атаковал и разгромил турецкую эскадру Осман-паши⁴⁶, стоявшую на рейде в Синопской бухте и прикрытую шестью береговыми батареями. В результате четырехчасового ожесточенного боя турки потеряли 15 из 16 кораблей, свыше 3 тысяч человек убитыми и ранеными. В плен были взяты около 200 человек, в том числе флагман корабля «Авни-Аллах» Осман-паша и командиры трех кораблей. Взрывы неприятельских судов зажгли турецкий город, превратившийся вскоре в груду обгоревших развалин. Русские потеряли 37 человек убитыми и 235 раненых было привезено в Севастопольский морской госпиталь. Многие корабли получили повреждения. Синопский бой стал последним в истории крупным сражением парусных флотов. Он показал высокие моральные и боевые качества личного состава русского военного флота.

Начало русско-турецкой кампании оживило политику Лондона и Парижа. Пренебрегая Лондонской конвенцией 1840—1841 гг., англо-французская эскадра 27 октября (8 ноября) 1853 г. вошла в Босфор. Вскоре Лондон, Париж, Вена и Берлин предложили воюющим сторонам свое посредничество для ликвидации конфликта. Предварительным условием для переговоров о мире должен был стать вывод Россией своих войск из придунайских княжеств.

Петербургский кабинет отклонил данное предложение. Тем временем известия о русских победах на Черном море и на Кавказе вызвали бурю возмущения среди английских и французских деловых кругов. В западной прессе были оглашены переговоры о сферах влияния на Ближнем Востоке, которые вел Николай I в 1844 и 1853 гг. У европейских держав не было сомнений, что Турция без союзников войну проиграет. Англия и Франция решили действовать незамедлительно и открыто выступить против России в качестве «защитников» Порты. 22 декабря 1853 г. (3 января 1854 г.) англо-французский флот появился в Черном море и взял на себя охрану турецких коммуникаций. Одновременно в Стамбул прибыли французские и английские инженеры с целью укрепить этот город.

По истечении двух месяцев Лондон и Париж заключили военно-оборонительный союз с Высокой Портой и в марте 1854 г. предъявили России ультиматум об очищении дунайских княжеств к 3(15) апреля того же года⁴⁷.

Вступление в войну союзников

Не получив ответа, 15(27) марта королева Великобритании Виктория, а днем позже император Наполеон III официально объявили войну России⁴⁸. Николай I вынужден был обратиться за политическим содействием к своим бывшим союзникам — императору Австрии и королю Пруссии. Однако хлопоты были тщетны. Вена и Берлин отказались от какого-либо соглашения с Петербургом и подписали совместно с Лондоном и Парижем коллективное обязательство защищать неприкосновенность Порты, требовать вывода войск из дунайских княжеств, совместно оберегать права турецких христиан и не вступать с Россией ни в какие сепаратные переговоры.

Таким образом, Россия попала в положение международной изоляции перед лицом враждебной коалиции сильных западных держав.

Под предлогом защиты Турции Англия и Франция стремились ослабить Россию, стоявшую на пути их захватнических планов. Они ставили перед собой далеко идущие планы.

«Моя заветная цель в войне, начинающейся против России, такова...» — заявил ярый русофоб Пальмерстон, — надо отторгнуть от Российской империи и передать Финляндию шведскому королю, Эстонию и Латвию — прусскому королю, Крым и Кавказ — турецкому султану; из польских губерний сделать нечто вроде существовавшего при Наполеоне герцогства Варшавского, чтобы восстановить, как он выражался, барьер между Россией и Германией. Для того, чтобы отгородить Россию от балканских стран, населенных славянами, изобретательный лорд намеревался передать Молдавию и Валахию под власть австрийского императора⁴⁹.

Боевые действия развернулись на нескольких театрах. С целью упреждения противника на Балканах, русские войска еще 11 марта 1854 г. форсировали Дунай у Браилова, Галаца и Измаила.

Взяв штурмом турецкие укрепления Исакчи, Тульчи, Мачина, они сосредоточились в Северной Добрудже и 5(17) мая начали осаду Силистрии. Население Болгарии приветствовало русские войска как освободителей от турецкого ига. В Северной Греции вспыхнуло антитурецкое восстание.

В это время к русскому правительству неоднократно обращались делегации славянских народов с просьбой помочь им сбросить турецкое иго. Николай I хотел вначале использовать нараставшее движение балканских славян в интересах России. Для подготовки предстоящих выступлений были снаряжены русские агенты в Черногорию и Сербию. Однако откровенно враждебная позиция Австрии заставила царя отказаться от своего первоначального замысла.

В Закавказье турецкая армия Мустафы Зариф-паши (фактически ею командовал английский генерал Р. Гюйон), намного превосходя русские войска по численности, тем не менее была разбита ими. Отважно сражались здесь отряды под командованием генералов Бебутова и Андронникова⁵⁰.

24 июля (5 августа) 1854 г. в сражении при селении Кюрюк-Дара 20-тысячный отряд Бебутова наголову разгромил и обратил в бегство 60-тысячную Анатолийскую армию Мустафы Зариф-паши.

Вступив в войну, англо-французы предприняли грандиозную вооруженную демонстрацию у берегов России.

10(22) апреля эскадра союзников постыдно бомбардировала мирную Одессу с моря из 350 орудий. Однако попытка высадить десант на окраине этой «жемчужины у моря» потерпела неудачу.

Небольшой русский гарнизон, усиленный добровольцами из одесситов, не подпустил неприятельские шлюпки к берегу. Батарея прапорщика А. Щёголева⁵¹ в составе 4 орудий в течение 6 часов вела единоборство с корабельной артиллерией врага. В результате 3 корабля союзников получили серьезные повреждения.

Обращаясь к противникам, П. Вяземский написал:

Нет, повесы, нет, балбесы,

И у нас есть щеголь свой!

Он не выдаст вам Одессы

С батареи щегольской⁵².

Один из лучших фрегатов Британского флота «Тигр» сел на мель недалеко от города. После обстрела его русской артиллерией команда фрегата сдалась в плен. Снятая с «Тигра» пушка и поныне стоит на Приморском бульваре Одессы как памятник доблести и славы защитников города.

С весны 1854 г. эскадра «владычицы морей» бороздила волны Балтийского моря. Она отправилась туда еще в марте в составе 49 судов, за две недели до объявления войны России. Ее провожала на своей яхте сама королева Виктория.

В 1854 г., когда Петербургская губерния «при появлении англо-французского флота в виду Кронштадта» была объявлена на военном положении, цесаревич командовал всеми войсками, предназначенными для обороны столицы⁵³.

Нравственное состояние двора Николая I было тяжелым. Английский флот стоял перед Кронштадтом. Цесаревич Александр Николаевич вместе с другими членами царской семьи ездил смотреть на него и в Ораниенбаум, и на Поклонную гору, за Ораниенбаум. Все ощущали какое-то гнетущее чувство. Но упование на Бога и царя было так велико, что и в голову не приходило, что Россия может потерпеть неудачу. В Александрии, «на верхнем балконе, перед комнатами государя стоял телескоп, направленный на Кронштадт»⁵⁴. Часто Александр Николаевич, как и император, подходил к нему, чтобы смотреть на враждебный флот.

Однако атаковать с моря Кронштадтскую крепость английский адмирал Чарльз Непир⁵⁵ не рискнул. Выждав, пока к нему присоединилась французская эскадра Парсеваль-Дешена (31 судно), имевшая на борту десантный отряд, он направился к Аландским островам, расположенным при входе в Ботнический залив, окружив недостроенное русское укрепление Бомарзунд.

Целый месяц блокировали этот пункт почти полсотни боевых судов Британского и Французского флота, подвергая его время от времени ожесточенной бомбардировке.

Наконец, был высажен десант численностью около 13 тыс. солдат французской морской пехоты. Англичане ограничились высадкой небольшого отряда, имевшего чисто символическое значение. Девять дней шла упорная борьба за полуразрушенные стены и башни Бомарзунда, который мужественно защищали 1600 русских солдат и матросов.

Только на 10-й день, в августе, враги овладели развалинами. Даже один из корреспондентов английской газеты «Herald» вынужден был отметить: «Бомарзунд наполнился пьяными солдатами, не щадившими ничего в своей жажде грабежа»⁵⁶. Удовлетворившись этим, они погрузили обратно на суда десантный отряд и ушли в море.

На Белом море в апреле того же года английские корабли обстреляли Соловецкий монастырь. 18—24 августа англо-французская флотилия совершила нападение на Петропавловск-на-Камчатке.

Небольшой гарнизон здесь под командованием ученика М. П. Лазарева адмирала В. С. Завойко⁵⁷ дал достойный прием непрошеным гостям.

Для противодействия противнику впервые на Балтике русские моряки в широких масштабах использовали минные заграждения системы академика Б. С. Якоби⁵⁸.

Однако главные события происходили на Черном море, на Балканах и в Крыму. Не случайно Николай I послал туда двух своих младших сыновей — великих князей Николая и Михаила Николаевичей.

Между тем Австрия стала угрожать России на юго-западной границе. Она подтянула сюда 80-тысячную армию и 4(16) июля 1854 г. потребовала от российского правительства очистить придунайские княжества. Пруссия поддержала этот демарш Австрии. Николай I сначала отверг требование Вены, но затем, учитывая сложившуюся обстановку, отдал приказ 72-летнему генерал-фельдмаршал у И. Ф. Паскевичу, заменившему в марте Горчакова, отвести русские войска за Дунай.

«В июле 1854 г. русские войска со стыдом и озлоблением вернулись в свои пределы от стен непокоренной Силистрии»⁵⁹, а Австрия, по соглашению с Турцией, незамедлительно оккупировала Молдавию и Валахию, подавив национально-освободительное движение в этих княжествах.

Осада Севастополя

«Прощупав» на прочность русские границы на Балтике, Севере и Камчатке и получив всюду достойный отпор, союзники решили сосредоточить свои усилия на Черноморском побережье.

Планом, составленным в Париже, предусматривалось высадить особый корпус в районе Перекопа и отрезать Крым от России. Десантами в Анапе и Поти намечалось отторгнуть прибрежье Кавказа. Прежде всего союзники начали активно готовить Крымскую операцию.

Поставив перед собой задачу — сначала захватить Севастополь — главную военно-морскую базу на Черном море, они провели основательную подготовку. В июне-июле 1854 г. англо-французское командование сосредоточило в районе Варны 70-тысячную группировку, предназначенную для посылки в Крым. 89 их судов блокировали 26 русских кораблей в Севастополе.

Пользуясь беспечностью главнокомандующего в Крыму А. С. Меншикова, со 2 по 6 сентября в Евпатории, без какого-либо сопротивления русских войск, высадился 62-тысячный англо-франко-турецкий десант (28 тыс. французских, 27 тыс. английских и 7 тыс. турецких солдат).

Главнокомандующим французских войск являлся маршал Сент-Арно⁶⁰, бывший одним из главных участников государственного переворота 2 декабря 1851 г., приведшего к власти Наполеона III. В награду за расправу над несколькими тысячами граждан Парижа Сент-Арно был назначен военным министром, а с началом Крымской кампании поставлен во главе французской восточной армии. Этот человек в прошлом отличался неслыханными жестокостями, особенно во время алжирского похода, где расстреливал, обезглавливал и закапывал живых людей в землю. «Лишь только я высажусь в Крыму и Бог пошлет нам несколько часов штилю, — бахвалился Сент-Арно, — кончено: я владею Севастополем и Крымом⁶¹.

Английским главнокомандующим был барон генерал Раглан⁶², однорукий старик в круглой шляпе, имевший вид школьного учителя. В свое время был адъютантом фельдмаршала Веллингтона, при Ватерлоо (1815) лишился руки.

В десантной операции участвовало 389 судов разных наименований, доставивших, кроме того, 112 осадных и полевых орудий, понтонный парк, шанцевый инструмент, десятки тысяч артиллерийских зарядов, миллионы патронов, большое количество туров, фашин, кирпичей, земляных мешков, запасы продовольствия, фуража, угля и дров⁶³. Все это было приготовлено для осады Севастополя. По мнению англо-французского руководства, падение Севастополя должно было погасить русское влияние на Востоке и облегчить дальнейший захват территорий. Выполнению намечаемых планов интервентов способствовало раздробление русских сухопутных сил вдоль всей обширной западной границы. Кроме того, в какой-то мере им помогло то, что около 30 тысяч татар со скотом и имуществом перешли на их сторону, преимущественно в Евпаторию⁶⁴.

В Петербурге считали высадку десанта в Крыму неосуществимой. Однако союзники довольно организованно, в стройных порядках, с музыкой, закончив высадку, 7 сентября начали продвижение к Севастополю.

Главнокомандующий русскими войсками князь Меншиков — высокий 66-летний старик, «с седыми усами и густыми седыми бровями, из-под которых светились умные синие глаза», имевший репутацию человека безукоризненной честности и энциклопедических знаний, в Крымской кампании не проявил себя как настоящий полководец.

Некоторые современники считали, что выбор князя Меншикова для командования в Крыму был роковой ошибкой за которую Россия поплатилась слишком дорого⁶⁵. На его совести была и беспрепятственная высадка вражеского десанта. Говорят, что Корнилов предлагал Меншикову ночью прислать в Евпаторию пароход с брандерами⁶⁶ и сжечь весь неприятельский флот, однако князь не позволил сделать это. Кроме того, Меншиков мог двинуть свою довольно многочисленную кавалерию, а вслед за ней и все свое войско по направлению к реке Булганак по ходу движения союзников от Евпатории, и ударить во фланг неприятелю, совершавшему в это время трудный переход вдоль морского берега⁶⁷. Однако князь выказывал крайнюю пассивность. Выбранная позиция для сражения 8(20) сентября на левом, возвышенном берегу реки Альмы при деревне Бурлюк оказалась неукрепленной. Наши полки попали под ураганный огонь со стороны моря. Тем не менее русская армия (34 тыс. человек и 84 орудия), имеющая в два раза меньше солдат, почти втрое меньше артиллерии и очень небольшое количество штуцеров, оказала крайне упорное сопротивление противнику. Особенно поддержал свою славу русский трехгранный штык. Финал сражения был предрешен численным перевесом и военно-техническими преимуществами союзников. В русской артиллерии оказалось незначительное количество картечных гранат, которые могли наносить ощутимый вред рассыпному неприятельскому строю. Кроме того, позиция оказалась неукрепленной, хотя для ее упрочения русские войска имели достаточно средств и времени.

У берега моря французская дивизия Боске⁶⁸ зашла в тыл левому флангу армии Меншикова, правый фланг русского войска стали обходить английские гвардейцы. Русские полки отступили, но бегства нигде не было. Меншиков отвел войска сначала к Севастополю, а затем на северо-восток к Бахчисараю. Такой отход армии позволял сохранить связь с тыловыми районами в Крыму и на Украине, создавал определенную угрозу флангу и тылам союзных войск, но в то же время оставлял Севастополь без прикрытия.

Командование антирусской коалиции — французский маршал Сент-Арно и английский генерал Раглан, не решившись атаковать северную сторону Севастополя, предприняли обходный маневр и, разминувшись с войсками Меншикова на марше, подошли к Севастополю с юга.

Англичане захватили Балаклаву, а французы — Камышовую бухту, расположившись на Федюхиных высотах, и стали готовить базу для последующих боевых действий.

Героическая оборона Севастополя

В то время, когда Меншиков со своей армией начал знаменитое фланговое движение и бездействовал у Бахчисарая, гарнизон Севастополя предпринимал титанические усилия для укрепления своей обороны.

Гавань делила город на две части — северную и южную. Правительственные учреждения, доки, арсеналы, казармы, госпитали, лучшие обывательские дома и торговая деятельность были сосредоточены в южной части, составляющей собственно город. Северная же часть служила предместьем. Со стороны суши Севастополь не был укреплен, поскольку возможность нападения с этой стороны не предполагалась. На южной стороне имелись лишь старые и строящиеся укрепления со 145 орудиями.

Как порт и военная гавань Черноморского флота Севастополь был сильно укреплен со стороны моря (13 батарей, 611 орудий)⁶⁹. На севастопольском рейде располагались основные силы Черноморского флота (16 парусных линейных кораблей, 6 паровых и 4 парусных фрегата и другие корабли, экипажи которых составляли 24,5 тыс. человек). Противник превосходил русский флот по боевым кораблям более чем в 3 раза, а по паровым в 9 раз (всего 34 линейных корабля и 55 фрегатов, в том числе 4 линейных корабля и 50 фрегатов паровых).

Душой обороны города стал начальник штаба Черноморского флота знаменитый адмирал В. А. Корнилов, по выражению Л. Н. Толстого, «герой, достойный древней Греции». Этого вдохновенного человека среднего роста, с правильным, почти классическим профилем и строгим выражением лица можно было постоянно видеть верхом, в шинели нараспашку, проводившего многие часы вдоль оборонительной линии города. Позже Корнилов записал в своем дневнике: «Конечно, если бы неприятель прямо после Альминской битвы пошел на Севастополь, то легко бы завладел им»⁷⁰.

Благодаря его четким указаниям повсюду на боевых позициях в короткие перерывы между военными действиями кипела работа. Будто по волшебству, вырастали укрепления. Вместе с солдатами и матросами напряженно трудилось и население города, от мала до велика. Даже арестанты, заглаживая свою вину, по их просьбе были использованы в работе.

Немалую инициативу и энергию проявляли и помощники Корнилова — П. С. Нахимов, В. И. Истомин и Э. И. Тотлебен⁷¹.

Главнокомандующий князь Меншиков решил и самую гавань сделать недоступною для неприятельских судов, для чего приказал: затопить гавань нашими судами, сформировать из моряков пехотные батальоны, а снятые с кораблей пушки поставить на вновь возводимых укреплениях.

11(23) сентября у входа в Северную бухту были затоплены 5 старых линейных кораблей и 2 фрегата⁷². С кораблей на сушу была снята часть орудий, а из экипажей (10 тыс. моряков) сформировали 22 батальона. В результате к середине сентября севастопольский гарнизон насчитывал 50 тысяч бойцов.

Войска и жители города, работая день и ночь под руководством инженер-подполковника Э. И. Тотлебена, в течение 3 недель возвели 20 укреплений. На южной стороне значительно был укреплен Малахов курган, создан оборонительный рубеж из 8 бастионов, большое число промежуточных укреплений, общей протяженностью более 7 километров. Только на южной стороне Севастополя численность артиллерии была доведена до 341 орудия (в том числе 118 тяжелых) против 144 у противника.

13(25) сентября 1854 г. Севастополь был объявлен на осадном положении. Началась героическая 349-дневная Севастопольская оборона. Гарнизон города оказался под ударами англо-франкотурецких войск (67 тыс. человек) под командованием английского генерала Раглана и французского генерала Ф. Канробера⁷³, заменившего Сент-Арно, умершего от холеры.

Подступив к Севастополю, союзники предприняли массированный обстрел города. Первая бомбардировка Севастополя была произведена противником 5—7(17—19) октября 1854 г. По городу вели огонь с суши 144, а с моря 1340 орудий кораблей. Им могли противодействовать только 118 русских орудий. Неприятель выпустил по городу до 150 тысяч артиллерийских снарядов, произведя в нем сильные разрушения. По свидетельству очевидца, в этот день «смерть пировала на всех концах города, и не было места и уголка в Севастополе, где бы не лопались бомбы и не бороздили землю ядра неприятельские. Корабельная и Артиллерийская слободки (на конце города), как ближайшие к неприятельским батареям, были почти уничтожены; адмиралтейство и знаменитые доки, казармы, улицы: Екатеринославская, Большая и Малая Морские, Театральная площадь, бульвар, Графская пристань и прочие — были заброшены снарядами. Везде сыпались снаряды разрывные, сыпались осколки их и даже камни мостовой вырывались под ядрами. Сторона северная представляла те же картины. Воздух гудел и земля тряслась под оглушительным ревом батарей с суши и моря, а по "временам солнце застилалось от дыма и не видно было ничего, кроме огней, сверкавших из орудий неприятельских»⁷⁴.

Большие потери понесли оборонявшиеся. Из строя выбыли убитыми и ранеными 1250 человек. 5 октября был смертельно ранен вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов. На Малаховом кургане осколком бомбы ему раздробило левую ногу у самого живота, отчего в тот же день через несколько часов последовала смерть. Позже, по приказанию Николая I, Корнилову был поставлен памятник, а Малахов курган наименован Корниловским бастионом.

В эти же дни ощутимый урон был нанесен осадной артиллерии и кораблям противника, что заставило генералов Раглана и Канробера отложить намеченный штурм.

Канробер 6(18) октября вынужден был доложить своему военному министру: «Огонь русских батарей сверх ожидания был весьма действителен; крепостная ограда на всем своем протяжении сильно вооружена морской артиллерией огромного калибра; это обстоятельство может замедлить осаду»⁷⁵. Многотысячная союзная армия приступила к длительной осаде города, которая, в сущности, была почти непрерывной, чудовищной бомбардировкой.

После смерти Корнилова оборону Севастополя возглавил Нахимов, герой Синопа, «колоссальная личность, гордость Черноморского флота», как говорили о нем современники. Этот плотный пожилой холостяк, с подстриженными усами, несколько выше среднего роста, с добрыми глазами и легкой проседью в русых волосах пользовался, как никто другой, всеобщей любовью матросов, солдат и населения города⁷⁶.

Из-за больших потерь, понесенных нашими войсками, главнокомандующий южной армией князь М. Д. Горчаков прислал в Крым 4-й армейский корпус, численность которого вместе с артиллерией доходила до 50 тысяч человек. Князь Меншиков, получив такое подкрепление, задумал нанести противнику решительное поражение. 13(25) октября русские успешно атаковали укрепления англичан в Балаклавской долине. Отряд генерала П. П. Липранди⁷⁷ (16 тыс. человек), сосредоточенный в Чоргуне (около 8 км северо-восточнее Балаклавы), тремя колоннами утром захватил часть вражеских редутов, разгромил английскую кавалерию генерала Дж. Т. Кардигана и заставил неприятеля отказаться от готовившегося наступления на Севастополь. В одном из редутов наши солдаты захватили несколько мешков турецких серебряных меджидие, которые потом продавали по 20 копеек за штуку, спеша поскорее избавиться от «басурманской нечисти»⁷⁸.

К сожалению, успех Балаклавского боя не был развит. 24 октября (5 ноября) русские войска потерпели поражение в Инкерманском сражении (восточнее Севастополя у устья р. Черная). Меншиков выделил для атаки 55-тысячную группу войск под командованием генерала П. А. Данненберга. Главный удар по позициям английского осадного корпуса наносили два отряда — генерала Ф. И. Соймонова (19 тыс. человек при 38 орудиях) и генерала П. Я. Павлова (16 тыс. человек при 96 орудиях). Вспомогательный удар наносил Чоргунский отряд (резервный) генерала П. Д. Горчакова (около 23 тыс. человек). Отряд генерала Н. Д. Тимофеева осуществлял вылазку из Севастополя.

Русские войска перешли в наступление на заре, в густом тумане после проливного дождя. Из-за неисправности Инкерманского моста отряд Павлова запоздал. Англичане успели занять позиции и встретили русских огнем пехоты и артиллерии в упор. «Английская армия была уже на волоске, — вспоминал позже об этом один из британских участников сражения, — она едва держалась»⁷⁹. Раглан вынужден был обратиться за помощью к французам. Подоспела неожиданно дивизия Боске. Меншиков же не ввел в сражение около половины войск, выделенных для участия в нем. Несмотря на малочисленность своего отряда, Тимофеев блестяще справился с поставленной перед ним задачей, скрытно выдвинувшись в охват неприятельской позиции. Горчаков ограничился лишь тем, что построил войска в боевой порядок и открыл по вражеской позиции огонь из артиллерийских орудий.

Русские потеряли 10 634 человека, союзники — 4 700 человек. В результате сражения английская армия надолго была выведена из строя, как активная боевая сила.

Между тем Севастополь, благодаря усилиям Э. И. Тотлебена, так укрепился с суши, что противник совершенно оставил мысль взять его штурмом и перешел к длительной осаде.

В ноябре и декабре положение обеих сторон было довольно сложным. После Инкерманского сражения в Крыму осталось не более 35 тыс. штыков в союзных армиях (до 23 тыс. французов и до 12 тыс. англичан). Буря, разыгравшаяся 2 ноября, потопила много транспортных судов союзников, что отозвалось недостатком в теплой одежде и лишениями всякого рода, вызвавшими болезни и смертность среди осаждавших.

Немногим отличалось от этого и состояние русской армии. Князь Меншиков, как отмечали очевидцы, ни прежде, ни после не сумел организовать правильную работу штаба, что при недостатке административных навыков у самого главнокомандующего породило в войсках беспорядки и злоупотребления. Армия испытывала нужду во всем: в пище, обмундировании, фураже, боеприпасах, и некому было заботиться об удовлетворении этих нужд. Командиры частей, предоставленные самим себе, вынуждены были брать все необходимое у местного населения, разоряя край, вопреки основным законам войны.

Меншиков, обосновавшись в Севастополе, как бы устранился от непосредственного руководства обороной, посылал в Петербург успокоительные донесения, замалчивая нужды армии.

Крымская армия после Инкерманского сражения с трудом могла поставить в строй около 30 тыс. бойцов, число которых ежедневно сокращалось от боевых потерь и болезней.

Прибывший из Петербурга в Севастополь 12 ноября 1854 г. «отец русской хирургии» Н. И. Пирогов с возмущением писал:

«6000 с лишком раненых и для этих раненых не приготовили ровно ничего; как собак бросили их на землю, на нарах целые недели они не были перевязаны и даже почти не накормлены... не заготовили ни белья для раненых, ни транспортных средств...

...Меншиков ни разу не сказал радушного слова тем, которые легли на смерть!»⁸⁰

Состояние госпиталей не выдерживало никакой критики. Так, осмотрев временный госпиталь в Бахчисарае, Пирогов признавался: «Описать, что мы нашли в этом госпитале, нельзя: горькая нужда, славянская беззаботность, медицинское невежество и татарская нечисть соединились вместе в баснословных размерах в двух казарменных домишках, заключивших в себе 350 больных»⁸¹. Крайне недоставало медицинского персонала, отсутствовали медикаменты и госпитальные принадлежности.

Решающее препятствие к активным боевым действиям заключалось в нехватке продовольствия. Интендантской части в армии не существовало, своевременные поставки всего необходимого отсутствовали, дороги были непроходимы.

Нельзя было и помышлять о сборе в Севастополе 7-дневного продовольствия на 30—40 тыс. человек... Например, в Первом уральском казачьем полку, содержавшем аванпосты у Чоргуна, половина людей поумирала от лишений разного рода, а лошади пообъедали друг у друга гривы и хвосты. Назначенное следствие окончилось тем, что полк вынуждены были отослать на поправку за Перекоп. Если такое могло случиться в казачьем полку, то что же было в прочих войсках?!

Ни одна батарея в полевой артиллерии не имела полного комплекта лошадей, падавших от голода.

Все сказанное может объяснить, почему русская армия в период наибольшего бессилия неприятеля оставалась бездеятельной и не могла перейти даже к частным наступательным действиям⁸².

Положение резко изменилось после того, когда в декабре 1854 г. командующий южной армией князь Горчаков командировал в Крым генерал-интенданта своей армии генерал-майора Затлера⁸³. Как отмечали современники, Затлер бесспорно был одной из замечательных личностей, прославленных Крымскою войною. Не касаясь тех злоупотреблений, которые приписывались ему в отношении расходования казенных денег, нельзя не отдать справедливости искусству, с которым он сумел в короткое время вывести Крымскую армию из безнадежного, казалось бы, положения относительно продовольствия. По прибытии в Крым Затлер представил князю Меншикову записку, в которой описал отчаянное положение армии с продовольствием, и изложил свои предложения, в каком состоянии оно должно находиться, как исправить положение и как восстановить дороги, сообщения и создать транспортные средства. Благодаря принятым мерам уже к концу февраля 1855 г. в Крыму не знали, что значит недостаток в продовольствии.

В 1854 г. при посредничестве Австрии начались переговоры в Вене о прекращении военных действии. Англия и Франция 18(30) июля выдвинули по инициативе Наполеона III в качестве условий мира «четыре пункта», или «четыре гарантии» (как их называли на Западе), которые впоследствии легли в основание Парижского трактата и заключались в следующем:

1) замена русского покровительства в Молдавии, Валахии и Сербии общей опекой Франции, Англии, Австрии, России и Пруссии;

2) свобода судоходства по Дунаю;

3) пересмотр договора 1841 г. о проливах в интересах европейского равновесия (нейтрализация Черного моря);

4) все пять держав объявляются коллективно покровительницами всех христианских подданных султана⁸⁴.

Николай I получил «четыре пункта», но ответа не давал. Срок ему не был поставлен.

2(14) декабря 1854 г. Австрия, сбросив лицемерную маску нейтралитета, объявила о союзе с Англией и Францией. 28 декабря (5 января 1855 г.) открылась Венская конференция послов России, Англии, Франции и Австрии. Русским представителем был князь А. М. Горчаков, будущий канцлер.

Между тем с января 1855 г. союзники стали получать крупные подкрепления. По требованию Наполеона III 14(26) января в войну вступила Сардиния, направившая в Крым 15-тысячный корпус под руководством генерала Ламармора⁸⁵.

29 января Николай I подписал Высочайший манифест, в котором указывал на известное всем свое желание — без употребления оружия и без кровопролития защиту прав единоверцев и вообще всего христианства на Востоке и на согласие свое путем мирных переговоров с западными державами достичь этой цели. Но ввиду того, что враги России собирают Новые силы и делают новые враждебные приготовления, император повелел приступить к всеобщему государственному ополчению.

В это время в Евпатории сосредоточился 35-тысячный турецкий корпус Омер-паши. Предпринятый 5(17) февраля 1855 г. штурм Евпатории 19-тысячным отрядом генерала С. А. Хрулева⁸⁶ был отбит.

Смерть Николая I

В конце января Николай I заболел гриппом — господствовавшею тогда в С.-Петербурге болезнью. Царь, однако, не бросил своих занятий и в наступивший Великий пост ходил аккуратно в церковь к богослужению. 9 февраля, «несмотря на протест врачей, он отправился в 23-градусный мороз в манеж на смотр войск в обыкновенной форме. После смотра навестил больного военного министра, вечером занимался с великим князем Константином Николаевичем⁸⁷ и на другое утро почувствовал' себя еще хуже. Тем не менее в 10 часов он отправился опять в манеж. Это был последний его выезд, после которого он слег в постель, накрылся солдатской шинелью и передал управление государственными делами наследнику престола.

Известие о поражении русских при Евпатории было «последним ударом для больного»⁸⁸. Болезнь быстро прогрессировала.

«Незадолго перед концом, — как отмечает фрейлина А. Ф. Тютчева, — императору вернулась речь, которая, казалось, совершенно покинула его, и одна из его последних фраз, обращенных к наследнику, была: «Держи всё — держи всё». Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко»⁸⁹.

18 февраля (3 марта) 1855 г.⁹⁰ в 12 часов 15 минут Николай I скончался. «Все замолкло, — писала баронесса Фредерикс. — Все дрожат от ужаса. Не стало могучего русского царя!.. Кажется всем, что сейчас разверзится земля, и вся Россия пропадет...»⁹¹

Трудно было поверить, что на 59-м году внезапно умер царь, всегда выглядевший энергичным и бодрым человеком⁹².

...Народ заподозрил тут неестественную смерть, требуя на расправу врача Мандта⁹³. Последнего успели спасти: он скрылся из Зимнего дворца задними ходами. Мандту угрожала неминуемая опасность быть «разорванным на клочки народом»⁹⁴. Похороны Николая I прошли при громадном стечении народа. Гроб был опущен в склеп императорского дома в церкви Петропавловской крепости. Вскоре фрейлины императрицы занялись вышивкой большого ковра, предназначавшегося к могиле государя, чтобы покрыть пустое место, ожидавшее жену Николая I — Александру Федоровну.

Дальнейшее ведение и окончание войны выпало на долю молодого монарха Александра II.

2. Начало царствования Александра II

Первые шаги

19 февраля 1855 г. на российский престол вступил император Александр II. Был он тогда в активном, зрелом 36-летнем возрасте.

Внешний облик молодого монарха в это время запечатлел секретарь американского посла А. Уайт: «Он был высок, как все Романовы, красив и держался с большим достоинством, но у него было гораздо меньше величественности и полностью отсутствовала неуместная суровость его отца»⁹⁵.

В Петербурге дурное предзнаменование видели в том, что в Москве в день восшествия на престол Александра II сорвался большой колокол Ивана Великого и убил двоих людей⁹⁶.

Первые шаги нового царя утверждали и продолжали политику Николая I⁹⁷.

Выступая 18 февраля перед членами Государственного совета, Александр II, в частности, сказал: «В годину тяжелых испытаний посетило нас новое несчастье! Мы лишились отца и благодетеля всей России! Покойный государь, мой незабвенный родитель, любил Россию и всю жизнь постоянно думал об одной только ее пользе. Каждое его действие, каждое его слово имело целью одно и то же — пользу России. В постоянных и ежедневных трудах его со мною он говорил мне: «Хочу взять себе все неприятное и все тяжелое, только бы передать тебе Россию устроенною, счастливою и спокойною». Провидение судило иначе, и покойный государь в последние часы жизни сказал мне: «Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в полном порядке, как желал, оставляя тебе много трудов и забот»⁹⁸.

Молодой государь принял верховную власть в разгар войны, посреди неустройств и несчастий. Это не поколебало у него веры «утвердить Россию на высшей степени могущества и славы»⁹⁹, как выражено было в манифесте 18 февраля о восшествии на престол. Помимо веры для такой исполинской государственной задачи потребовалось много сил и энергии.

Необходимо было прежде всего закончить несчастную войну, которая истощила до крайности денежные средства, исчерпала до дна все военные ресурсы и могла — если бы затянулась — грозить целости Российской державы.

Страна переживала тяжелое время. Севастополь стойко противостоял соединенным силам англичан и французов. Ежедневно геройский гарнизон нес большие потери. Подкрепления подходили медленно и в малом количестве из-за необходимости содер_жать вдоль западной границы империи многочисленную армию на случай войны с Австрией. Как уже отмечалось, австрийцы еще при Николае I грозили с тыла Дунайской армии, и ей Пришлось снять осаду с Силистрии и отступить, очистив Молдавию и Валахию, территория которых сразу же была занята австрийскими войсками. Но даже и тогда русские войска нельзя было перебросить в Крым, ибо Австрия заключила союз с Англией и Францией и грозила России объявить войну, если та не поспешит заключить мир с ними на условиях, выработанных этими странами.

Пруссия тоже начинала склоняться на сторону этих держав. Примеру Сардинии, вступившей в войну, готовы были последовать Швеция и Испания. Таким образом, против России, рассчитывавшей на собственные силы, была почти вся Европа.

На австрийской границе приходилось держать в готовности усиленный корпус и целую армию в Польше. И, конечно, требовалось укреплять и Закавказье, где можно было ожидать весной вторжения турок. Побережье Балтийского моря также охранялось отдельным корпусом, а берега Белого моря и Тихого океана оставались незащищенными.

Надо отдать должное Александру II: несмотря на столь сложную ситуацию, он не дрогнул, не пал духом. Он прекрасно сознавал, что продолжение войны непосильно для России, но в то же время хотел заключить мир в соответствии с интересами и честью государства. Если такой мир сейчас заключить нельзя, то молодой император решил биться с врагами до последнего. О своих намерениях Александр II прямо заявил 20 февраля дипломатическим представителям иностранных государств, приветствовавших его по случаю воцарения:

«Я готов протянуть руку примирения на условиях, принятых моим отцом, но если совещания, которые откроются в Вене, не приведут к почетному для нас результату, тогда я, господа, во главе моей верной России и всем народом смело вступлю в бой».

Принимая по тому же поводу петербургское дворянство, представившее адрес с изъявлением готовности «не щадить ни себя, ни достояния в защиту святой веры, царя и отечества», Александр II и им сказал о трудности положения и надежде на них: «Я в вас, господа, уверен, я надеюсь на вас. Я уверен, что дворянство будет в полном смысле слова благородным сословием и в начале всего доброго. Не унывать! Я с вами, — вы со мной!»¹⁰⁰

Стремясь укрепить руководство в армии и флоте, Александр II высочайшими приказами по военному и морскому ведомствам в феврале 1855 г. провел ряд новых назначений. Вместо князя Меншикова главнокомандующим Крымской армией назначен князь М. Д. Горчаков¹⁰¹, командующим Южной армией — генерал А. Н. Лидере¹⁰², великий князь Константин Николаевич — главным начальником флота и морского ведомства.

Последовало несколько высочайших повелений о составе государственного ополчения, сбор которого в 31 губернии первого, второго и третьего призыва дал 358 126 ратников. Кроме того, три дополнительных рекрутских набора поставили под ружье 372 055 рекрутов¹⁰³.

Созывом ополчения боевые силы России были напряжены до крайних пределов. Тем не менее народ приносил еще значительные добровольные пожертвования. Одних денежных взносов на военные надобности поступило до 6,3 млн. руб., в том числе до 3 млн. на ополчение. Большая часть пожертвований была из губерний великороссийских¹⁰⁴.

Патриоты советовали бросить клич, сделать войну народной и поднять славян, подвластных Турции и Австрии. Но могло ли решиться на такую революционную меру правительство, державшее народ в рабстве и привыкшее даже за рубежом поддерживать реакционные режимы против восставших народов?

3(15) марта 1855 г. на Венской конференции начаты были переговоры о мире, но они закончились безрезультатно, вследствие разногласия по вопросу о пересмотре трактата о проливах 23 мая (4 июня) 1855 г.¹⁰⁵.

Последние сражения за Севастополь

Боевые действия в Севастополе продолжались. Армия союзников возросла до 120 тыс. человек (80 тыс. французов, 15 тыс. англичан и 25 тыс. турок). Неприятель использовал против осажденных тяжелую полевую артиллерию, численность которой возрастала. 7 марта при обстреле Камчатского редута был убит начальник обороны Малахова кургана контр-адмирал Владимир Иванович Истомин.

Ему ядром оторвало голову, и кости его черепа контузили нескольких офицеров.

8 марта в Севастополь прибыл новый главнокомандующий Горчаков. «Ветхий, рассеянный, путающийся в словах и в мыслях старец, — писал о нем современник, — носивший это громкое название, был менее всего похож на главнокомандующего. Зрение его было тогда до такой степени слабо, что он не узнал третьего от себя лица за обедом... Слух или, точнее сказать, весь организм... был сильно временами расстроен... Случалось так, что казак, не расслышав хорошо, что пробормотал ему своим невыразительным языком главнокомандующий, и не смея переспрашивать, приводил его вовсе не туда, куда было приказано, а к кому-нибудь другому... Точно так же носило его иногда по севастопольским батареям, Бог ведает зачем: кого он там воодушевлял, этот непопулярный, никому из солдат и матросов неизвестный генерал?..»¹⁰⁶

Между тем защитники Севастополя показывали величайший пример активной обороны, нанося противнику внезапные удары смелыми вылазками и ночными дерзкими поисками. Раньше всех и без приказания высшего начальства стали делать вылазки пластуны. Они ползали, как кошки, подкрадывающиеся к птицам, и неожиданно бросались на ошеломленного неприятеля.

Чудеса храбрости совершали лейтенант Николай Бирюлев, боцман Степан Буденко, матросы Игнатий Шевченко, Федор Заика, Петр Кошка¹⁰⁷, солдаты Афанасий Елисеев, Яков Махов и многие другие. Кошка участвовал в 18 вылазках, взял в плен и привел в город 6 неприятельских солдат.

Лейтенант Н. А. Бирюлев в течение нескольких месяцев подряд почти каждую ночь принимал участие в вылазках, командуя отрядом добровольцев. На одной из вылазок, когда он столкнулся лицом к лицу с несколькими вражескими солдатами, матрос Игнатий Шевченко бросился вперед и грудью заслонил любимого командира от вражеских пуль.

Обычно вылазки предпринимались отрядами по 100—200 бойцов, в отдельных случаях в них участвовали целые полки. Такие действия наносили серьезный урон противнику, мешая осадным работам и заставляя его постоянно находиться в изматывающем напряжении и тревоге. Пластуны же научили пехотинцев, ходивших в охотники, следующему приему. Сначала они подползали к вражеской траншее, шагов за тридцать останавливались, давали залп и с криком «Ура» снова падали; как только неприятель ответит на залп, они с новым криком «Ура» быстро бросались в траншеи и шли в штыки.

Контр-адмирал Ф. М. Новосильский¹⁰⁸ сетовал на то, что подчиненные ему флотские артиллеристы не выполняют его приказа об отводе их в тыл на отдых, «изъявляя готовность защищаться и умереть на своих местах».

Великий хирург Н. И. Пирогов писал из Севастополя, что едва ли не каждый раненый из находившихся в его лазарете «горюет не о потерянной руке или ноге, а скорбит душой о том, что не может остаться в рядах своих товарищей». Многие из раненых по этой причине вовсе не ложились в лазарет, а сделав наскоро перевязку, оставались в строю. Раненный в руку матрос Колпаков отказался покинуть свое орудие, заявив командиру: «Помилуйте, ваше благородие, разве одною рукой нельзя действовать?»

Неутомимо работавший Пирогов, ежедневно выполнявший по 10-12 сложнейших операций, возбуждал «в других одушевление и ревность к труду¹⁰⁹.

Сестра милосердия А. М. Крупская писала, что Пирогов, «как родной отец о детях, так он заботился о больных, и пример его человеколюбия и самопожертвования сильно на всех действовал, все одушевлялись, видя его; больные, к которым он прикасался, как бы чувствовали облегчение... Солдаты прямо считают Пирогова способным творить чудеса. Однажды на перевязочный пункт несли на носилках солдата без головы; доктор стоял в дверях, махал руками и кричал солдатам: «Куда несете? Ведь видите, что он без головы». «Ничего, ваше благородие, — отвечали солдаты, — голову несут за нами; господин Пирогов как-нибудь привяжет, авось еще пригодится наш брат-солдат...»¹¹⁰

Наряду с докторами и фельдшерами самоотверженно трудились и гибли от болезней и бомб сестры милосердия Крестовоздвиженской общины¹¹¹. Многие севастопольские женщины и дети с риском для жизни приходили на бастионы и батареи, принося пищу и воду бойцам. Они же участвовали в инженерных работах, оказывали нередко и первую медицинскую помощь раненым. Десятки пострадавших от вражеских пуль и бомб были спасены 18-летней дочерью матроса Дашей Севастопольской¹¹² и молодой женой офицера Елизаветой Хлапониной.

Благодаря изобретательности и энергии Тотлебена защитники города не только не ограничились обороной первой линии укреплений, но даже под огнем союзников постоянно продолжали продвигаться вперед последовательными апрошами¹¹³. В самый разгар осады города защитники его воздвигли перед Малаховых курганом знаменитое укрепление — Зеленый курган. Даже Ф. Энгельс, находящийся за тысячи километров от Севастополя и получающий в основном одностороннюю западную информацию, сумел высоко оценить значение создаваемых русскими полевых укреплений перед главной оборонительной линией. В марте 1855 г. он отмечал: «Сооружение за последнее время на Малаховом кургане и перед бастионом Корнилова выдвинутых вперед укреплений не имеет себе равных в истории осад и характеризует их организаторов как первоклассных специалистов в своей области»¹¹⁴.

Генерал Пелисье в письме к Наполеону III от 29 июня 1855 г. довольно верно обрисовал тот странный характер, который получила осада Севастополя благодаря смелости обороняющихся.

«Что представляет собой осада Севастополя? — писал он. — Это безостановочная борьба двух армий, которые двигаются друг против друга, создавая окопы, устанавливая батареи и оспаривая друг у друга обладание бранным полем, разделяющим их с самого начала, подобно тому как противники оспаривают друг у друга решающие позиции во время сражения. Это — бой, продолжающийся безостановочно в течение восьми месяцев... Каждый раз, когда мы останавливаемся, неприятель начинает наступать на нас...»¹¹⁵

Отражая атаки противника, севастопольцы с неистощимой энергией вели минную подземную войну. В целом за время обороны города нашими саперами было отрыто 7 тыс. метров подземных галерей и произведено 94 взрыва. Подземной войной наряду с Тотлебеном руководил талантливый инженер-минер капитан А. В. Мельников. Почти полгода он не выходил на поверхность. Товарищи в шутку называли его «обер-кротом»¹¹⁶.

С 28 марта (9 апреля) в течение 10 дней союзники провели вторую бомбардировку, осыпая Севастополь адским огнем. У наших войск в эти десять дней выбыло из строя 6130 человек. Александр II писал М. Д. Горчакову 10 апреля 1855 г.: «Да подкрепит Бог геройских защитников Севастополя... Скажите нашим молодцам, что я и вся Россия ими гордится...»¹¹⁷

Мужественное сопротивление русских вновь заставило союзников отложить штурм, который Ф. Канробер считал сопряженным с чрезмерными потерями. В связи с этим Канробер был заменен сторонником более активных действий генералом Ж. Ж. Пелисье¹¹⁸.

12(24) мая 16-тысячный французский корпус высадился в Керчи с задачей перерезать русские коммуникации со стороны Азовского моря. Военные суда союзников опустошили Азовское побережье, но после отражения десантов под Арабатом, Геническом и Таганрогом отступили. В мае противник предпринял третью бомбардировку Севастополя, и русские войска были вытеснены из передовых траншей.

Летом 1855 г. в кровавой схватке под Севастополем наступила решающая фаза. Как установил дотошный английский историк, участник боев А. Кинглек, союзники сконцентрировали к этому времени в Крыму более 170 тыс. человек. Им противостояло около 46 тыс. русских войск в Севастополе и 64 тыс. в различных пунктах Крыма¹¹⁹. Наиболее заметным было превосходство осаждавших в транспорте и тяжелой артиллерии. Ценой больших потерь французам в конце мая удалось вернуть высоты перед Малаховым курганом, захваченные русскими во время февральских вылазок. Опьяненные этим успехом, Пелисье, Раздан и Омер-паша 6(18) июня в 40-ю годовщину битвы при Ватерлоо предприняли первый общий штурм Севастополя. Накануне штурма 36 часов подряд осадные батареи вели четвертую убийственную бомбардировку укреплений города. На рассвете 6(18) июня артиллерийская канонада вдруг смолкла. 30 тыс. одетых в парадную форму французов поднялись из своих траншей и сомкнутыми колоннами со штуцерами наперевес и примкнутыми к ним ножами двинулись к Малахову кургану. Впереди шли офицеры с саблями наголо.

Примерно около 15 тыс. англичан стройными шеренгами повели атаку на соседний с курганом Третий бастион.

Сильный картечный и ружейный огонь русских не мог остановить натиска осаждавших, которые достигли рвов и лезли на укрепления. Смелый враг был встречен штыками бойцов и отброшен в ров. Тогда неприятельские колонны бросились на батарею П. Л. Жерве, оттеснили находившийся там батальон и, преследуя отступающих, заняли ближайшие строения Корабельной стороны, от Малахова кургана до Доковой балки. Но успех неприятеля продолжался недолго. Прискакавший сюда на взмыленном коне генерал Хрулев сделал все возможное, чтобы отбить противника. Заметив показавшуюся из-за поворота команду, которая возвращалась с ночных оборонительных работ, он скомандовал: «Благодетели мои! В штыки! За мною!» И, чтобы ободрить бойцов, добавил: «Дивизия идет на помощь!» Никакой дивизии, конечно, не было поблизости и в помине. Но лихая контратака 138 солдат (это была рота Севского пехотного полка), частично вооруженных кирками и лопатами, оказалась столь внезапной, что враги дрогнули и стали пятиться назад. Подоспевшие вскоре подкрепления — шесть батальонов Полтавского, Елецкого и Якутского полков отбили затем и батарею Жерве.

К 7 часам утра штурм был отбит повсеместно. Удача далась дорогой ценой. Наши потери составили 132 офицера и 4792 солдата. Из 138 человек покрывшей себя славой 5-й роты Севского полка осталось лишь 33, погиб и ее отважный командир штабс-капитан Островский.

Союзники потеряли свыше 7 тысяч, в том числе генералов Мейрана, Брюне и Джона Кампбелля¹²⁰. Неудачу штурма западные обозреватели восприняли как серьезное поражение англо-французских войск, в английской прессе русскую победу назвали «парадоксальнейшей из побед».

Потерпев провал, неприятель с ожесточением продолжал свои осадные работы и вел смертельный обстрел укреплений Севастополя. Редели ряды защитников, выбывали из строя лучшие военачальники. 8(20) июня был ранен Тотлебен. Даже попав в госпиталь, он продолжал руководить работами.

Тяжелая трагедия постигла Севастополь в конце июня. 28 июня (10 июля) после осмотра третьего бастиона Нахимов прибыл на Малахов курган (Корниловский бастион). Поговорив с матросами, он поднялся на вал и стал рассматривать в подзорную трубу неприятельские позиции. Его высокая фигура в золотых адмиральских эполетах была заметной мишенью для французских стрелков... Пуля попала ему в висок над левым глазом, пробила череп и вышла около уха. Без единого стона Нахимов упал на землю, как подкошенный. Не приходя в сознание, герой Наварина, Синопа и Севастополя умер в 11 часов 7 минут 30 июня 1855 г.¹²¹

Эта ужасная весть тяжело отозвалась в сердцах защитников Севастополя. Нахимов был душой обороны, обладал могучей нравственной силой. «Этот человек, — писал Тотлебен, — оказал большие услуги: он был всеми любим и очень уважаем. Благодаря его влиянию на флот мы сделали многое то, что казалось бы невозможным... Он был искренний патриот, любивший Россию безгранично, всегда готовый всем жертвовать для чести ее, подобно некоторым благородным патриотам древнего Рима и Греции, и при всем этом какое нежное сердце, как заботился он обо всех страждущих, он всех посещал, всем помогал...»¹²² О последнем дне прощания с Нахимовым свои впечатления описала сестра милосердия Крестовоздвиженской общины Е. М. Бакунина¹²³.

«Это было в пятницу после обеда. На улице стояли войска и пушки, множество офицеров морских и армейских. Во второй комнате стоял гроб, обитый золотой парчой, кругом много подушек с орденами в головах сгруппированы три адмиральских флага, а сам он был покрыт тем простреленным и изорванным флагом, который развевался на его корабле («Императрица Мария». — Авт.) в день Синопской битвы. Священник в полном облачении читал Евангелие. По загорелым щекам моряков, которые стояли на часах, текли слезы. С тех пор я не видала ни одного моряка, который бы не сказал, что радостно бы лег за него»¹²⁴.

Похоронили Нахимова в недостроенном Владимирском соборе рядом с Лазаревым, Корниловым и Истоминым.

«Ни одни похороны, — писал тогда находившийся при штабе главнокомандующего Н. Берг, — не справлялись в Севастополе так, как похороны Нахимова. Он привлек сердца всех. Об нем говорили, страдали и плакали не только мы, на холмах, орошенных его кровью, но и везде, во всех отдаленных уголках бесконечной России»¹²⁵.

В течение июля 1855 г. под Севастополь были переброшены 4 пехотных дивизии и дружины Курского ополчения. Постоянно нарастала мощь огня вражеской артиллерии, от которой ежедневно гарнизон Севастополя терял убитыми и ранеными до 2 тыс. и более человек.

Пытаясь облегчить положение осажденного города, Горчаков 4(16) августа атаковал позиции противника на Черной речке, впадавшей в Большую бухту. Из 67 тыс. полевых войск при 312 орудиях Горчаков ввел в сражение всего 31 тыс. и 132 орудия, сосредоточенных в двух отрядах. Правым (15 тыс. человек) командовал генерал Реад, левым (также 15 тыс. человек) — генерал Липранди. Войска союзников насчитывали здесь 40 тыс., расположенных на Федюхиных и Гасфортовых высотах при 120 орудиях. Плохо подготовленное и неорганизованное наступление под прикрытием предрассветного тумана провалилось.

По словам очевидца, «около р. Черной был ад. От густого порохового дыма нельзя было различить предметов. Пули, ядра и гранаты падали в таком изобилии, что опасность и мысль о смерти казались неуместными: смерть гуляла повсюду»¹²⁶. Сказался, видимо, и переход с утра в лагерь союзников артиллерийского офицера-поляка с юнкером, которые обстоятельно проинформировали противника о готовящемся наступлении. Наши потери составили более 8 тыс. человек, союзников — около 2 тысяч.

После победы в этом сражении Пелисье и генерал Дж. Симпсон, сменивший умершего 16 июля по болезни Раглана, начали пятую бомбардировку Севастополя. Англичане провели от Балаклавы к своим позициям под Севастополем железнодорожную ветку, что позволяло союзникам непрерывно подвозить боеприпасы и наращивать темп обстрела. Потери среди защитников города достигали от двух до трех тысяч человек ежедневно.

«Досадно видеть, — писал в те дни один из участников обороны, — что противники наши обладают такими средствами, какими мы — не в состоянии... На каждый наш выстрел они отвечают десятью: наши заводы не успевают делать такого количества снарядов, которое нужно выпускать»¹²⁷.

Видя дальнейшую оборону Севастополя бесперспективной, Горчаков приказал начать подготовку к эвакуации города.

Через Большую бухту к 15(27) августа был наведен плавучий мост протяжением до 900 метров, перевезены на северную сторону штабы, госпитали, военное имущество.

С рассвета 24 августа (5 сентября) по 27 августа (8 сентября) противник провел шестую бомбардировку Севастополя, огненный ураган которой далеко превзошел все предыдущие обстрелы.

На этот раз союзники сосредоточили на своих осадных батареях свыше 800 тяжелых орудий (до 150 орудий на один километр фронта, что соответствовало примерно нормам Первой мировой войны).

Представление о соотношении орудий осады и обороны в Севастополе дает табл. 2.

Таблица 2¹²⁸

Количество орудий осады и обороны в Севастополе
Основные вехи обороны	Количество орудий
осады	обороны
5 (17) октября 1854 г.	144	118
28 марта (9 апреля) 1855 г.	531	466
6 (18) июня 1855 г.	548	549
4 (16) августа 1855 г.	638	586
28 августа (8 сентября) 1855 г.	807	540

С утра 27 августа (8 сентября) противник несколько раз прерывал бомбардировку и возобновлял ее снова, притупляя тем самым бдительность осажденных. Наконец, в полдень батареи сразу замолчали и 62 тысячи штыков (свыше 50 тыс. французов, около 11 тыс. англичан, свыше тысячи сардинцев) устремились на решительный штурм города. Им противостояло около 49 тыс. русских войск (на Корабельной стороне — 23 300 человек под командованием генерала С. А. Хрулева и на Городской стороне — под командованием генерала К. Р. Семякина¹²⁹). Это, собственно, был не штурм, а, как сказал Боске, «общая схватка двух армий»¹³⁰. С особым ожесточением шел бой на знаменитом Малаховом кургане, куда ринулся 1-й зуавский полк. Шесть отчаянных приступов отразили русские войска. Наконец, дивизия Мак-Магона в 2 часа завладела малаховскими укреплениями. Одержав победу на всех остальных пунктах, русские войска до 5 часов вечера вели отчаянные атаки, чтобы отбить Малахов курган.

У русских выбыло в результате штурма 12 913 человек, французы в этот день потеряли 7561 человека, англичане — 2440, сардинцы — 40 человек¹³¹.

Главнокомандующий князь Горчаков к исходу дня очистил южную часть города и в ночь на 28 августа (9 сентября) перевел войска по сооруженному наплавному мосту и на плавсредствах на северную сторону Севастопольской бухты.

Оставшиеся в южной части здания, укрепления и пороховые погреба были сожжены или взорваны. Затопили и последние корабли Черноморского флота.

Так закончилась 11-месячная геройская оборона Севастополя (с 13(25) сентября 1854 г. по 27 августа (8 сентября) 1855 г.).

Несмотря на чрезвычайно трудные условия, нехватку в людях, боеприпасах, продовольствии, транспорте, слабой организации медицинской помощи, героический севастопольский гарнизон продержался против огромной союзной армии 349 дней, выведя из строя 73 тысячи неприятельских солдат, не считая больных и умерших от болезней. Русские войска потеряли около 102 тыс. человек¹³².

Французы вошли в оставленный Севастополь на следующий день, но найдя в нем одни пылавшие развалины, вынуждены были вернуться в свой лагерь.

Героическая севастопольская эпопея вскрыла военную слабость монархии, но вместе с тем прославила патриотизм и величие духа народа, который в лице русского солдата и матроса, в основном крестьянина, был ее главным героем.

Участник обороны города Л. Н. Толстой писал в то время: «Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский»¹³³.

Известный декабрист М. Бестужев утверждал: «Севастополь пал, но с такою славою, что каждый русский, и в особенности моряк, должен гордиться таким падением, которое стоит блестящих побед»¹³⁴.

Как писал позже Е. В. Тарле: «Геройская оборона Севастополя в 1854—1855 гг. и не менее величественная оборона этого же города в 1941—1942 гг. доказала лишний раз, что русский народ умеет любить и защищать свою страну и через всю историю свою гордо пронес героические традиции русского оружия, овевая его новой бессмертной славой в Великой Отечественной войне с остервенелыми полчищами немецко-фашистских варваров»¹³⁵.

Борьба за Севастополь в годы Крымской воины истощила силы союзников, они испытывали трудности в снабжении боеприпасами, продовольствием и оказались неспособными к активным наступательным действиям. Флот их пытался пробиться к Николаеву, но напоролся на минные заграждения. Противнику с трудом удалось занять Керчь, Еникале, Анапу и Кинбурн, уничтожить военные и продовольственные запасы на Азовском побережье и сжечь несколько небольших городов. Но укрепиться на берегах Черного моря и прорваться из Крыма в глубь России союзническая армия была уже не в состоянии.

Когда в кругах Наполеона III стали говорить о более активных военных действиях, Пелисье заявил, что скорее уйдет в отставку, чем двинется в глубь Крымского полуострова.

Он не осмелился даже атаковать русские укрепления на северном берегу Севастопольской бухты.

Так же неудачны были попытки союзников во второй балтийской экспедиции (май—ноябрь 1855 г.).

Английскую эскадру (17 винтовых линейных кораблей, 30 пароходофрегатов и корветов, 15 других судов) возглавлял вице-адмирал Ричард Дендас¹³⁶, французскую (3 линейных корабля, 2 пароходофрегата и 3 других судна) — адмирал Ш. Пэно. После подрыва 4 кораблей на русских минах у Кронштадта неприятель особой активности не проявлял. «Все четыре упомянутые судна, — по свидетельству очевидца, — были настолько сильно повреждены, что должны были искать спасения в доках и не принимали более участия в военных действиях»¹³⁷.

Вражеский флот вынужден был ограничиться блокадой и обстрелом побережья. Только 6—11(18—23) августа эскадры безуспешно пытались захватить Гельсингфорс и прикрывавшую его крепость Свеаборг на островах Финского залива. После 45-часовой стрельбы почти все английские и французские мортиры и бомбардиры вышли из строя.

Русский гарнизон потерял убитыми: нижних чинов 44, ранеными 110, штаб-офицеров — 2, обер-офицеров — З¹³⁸.

К концу ноября корабли союзников покинули Балтийское море. Вторая балтийская экспедиция англо-французов оказалась такой же безрезультатной, как и первая.

На Белом море 6 англо-французских кораблей с июня по сентябрь вели блокадные действия, результат которых был незначителен. Так же неудачно закончилась вторая экспедиция союзников на Тихоокеанском побережье. Весной 1855 г. их флот в составе 23 военных кораблей появился у Петропавловска-на-Камчатке. Однако население и гарнизон города заблаговременно эвакуировались на имевшихся 2 военных кораблях и 3 вооруженных транспортных судах. 7(19) июля 1855 г., следуя вдоль русского побережья, союзники потерпели позорное поражение у бухты Де-Кастри, где небольшой отряд казаков обратил в бегство высаженный ими десант.

Падение Севастополя Александр II считал началом новой войны и решил немедленно готовиться к ней. С этой целью со своими младшими братьями, великими князьями Константином, Николаем и Михаилом Николаевичами в сентябре 1855 г. он отправился на театр военных действий¹³⁹. Заехав в Москву, Александр собрал в ней военный совет, в Одессе произвел смотр войскам и прибывшим в город Смоленскому и Московскому ополчениям. В Николаеве он, находясь в течение 6 недель, принял меры по укреплению Южной армии генерала Лидерса и развернул оборонительные инженерные работы вокруг города. С 28 по 31 октября император осматривал войска на позициях в окрестностях Севастополя. Всюду его восторженно встречали участники севастопольской обороны, которых он горячо и сердечно благодарил за службу и за самоотверженно пролитую кровь.

«В Севастополе, — писал граф Г. А. Милорадович, — у кладбища, где успокоились кости 130 тысяч защитников многострадального города, он вышел из коляски, обнажил голову, набожно крестился и быстро смигивал набегавшие на глаза слезы; наконец склонился над могильным холмом и зарыдал, как ребенок... Уехал он оттуда, долго не отнимая платка от глаз. Как это потянуло к нему севастопольцев. Чтобы видеть его, до ста офицеров и 3737 рядовых раненых вышли из больниц и стали во фронт, в одной только 10-й пехотной дивизии. Узнав об этом, государь вздрогнул и растроганный пошел по рядам, осыпая войска благодарностью. «Я горжусь вами и счастлив, что могу лично благодарить вас за геройскую службу вашу; давно я желал этого». Непрерывное «Ура» гремело в полках».

Осмотрев войска, царь посетил все лазареты и везде благодарил, утешал, награждал, иных обнимал и целовал; особенно ласков был он к матросам, их семействам, первым защитникам Севастополя. Генерал К. Р. Семякин писал позже в частном письме: «Государь наш среди солдат и офицеров был гораздо проще, любезнее и добрее каждого из наших корпусных»¹⁴⁰.

Перед отъездом из Крыма Александр II повторил выражение царской признательности в приказе по Крымской армии, в котором пожаловал всем защитникам Севастополя, в память их бессмертного подвига, серебряную медаль на Георгиевской ленте.

Завершение боев на Кавказском фронте

Более удачно складывалась боевая обстановка на Кавказе. Попытки Турции и Англии использовать в своих интересах вооруженных горцев Шамиля оказались безуспешными. Продвижение Шамиля на Грузию было оперативно пресечено русскими войсками. Отдельный кавказский корпус одерживал последовательно одну победу за другой, чему немало способствовало активное содействие грузинского, армянского и азербайджанского народов.

Назначенному в начале 1855 г. главнокомандующим Кавказским фронтом генерал-адъютанту Н. Н. Муравьеву¹⁴¹ вскоре удалось взять Ардаган и начать наступление на Карс. Крепость была практически неприступна из-за природных условий. К тому же оборонительные сооружения ее были возведены по последнему слову инженерного искусства английскими инженерами. Муравьев обложил 33-тысячный гарнизон Карса, прервал связь крепости с внешним миром и 17(29) сентября 1855 г., уже после падения Севастополя, попытался захватить крепость штурмом. Русские атаки были отбиты, и Муравьев усилил блокаду крепости. Освободившиеся под Севастополем турецкие войска, пополненные новыми отрядами и руководимые Омер-пашой (45 тыс. человек), высадились на Черноморском побережье и осенью 1855 г. вторглись в Мегрелию. Муравьев, продолжая блокаду, поручил оборону против Омер-паши и 15-тысячного Батумского соединения Али-паши отряду генерала И. К. Багратиона-Мухранского (15 тыс. человек).

Против османов действовали не только русские войска, но также отряды грузинской милиции, энергично поддерживаемые местным населением. 16(28) ноября измотанный осадой гарнизон Карса сдался на милость Муравьева. Перед русскими полками открылась дорога на Эрзерум и дальше — в Малую Азию. Узнав о падении Карса, Омер-паша отошел к Сухуму, а в феврале 1856 г. эвакуировался морем в Трапезунд. Победы на азиатском фронте до некоторой степени смягчили впечатления от поражения России на Дунае и на Крымском полуострове, а главное, сыграли значительную роль при заключении мирного договора.

Парижский мир

Взятие Карса завершило Крымскую войну. Россия вступила в переговоры о мире с противостоящими державами. С инициативой мирных переговоров выступил Наполеон III, который считал, что с захватом Севастополя «французское стремление к славе было удовлетворено и не оставалось серьезных причин для продолжения военных действий»¹⁴².

Однако надо подчеркнуть, что после падения Севастополя Тюильрийский кабинет сделал попытку расширить свою захватническую программу. В сентябре 1855 г. министр иностранных дел Франции граф Валевский известил Лондон, что Наполеон III готов продолжать войну в том случае, если на будущем мирном конгрессе будет поставлен вопрос о восстановлении независимой Польши¹⁴³. Вестминстер ответил на это предложение Парижа решительным отказом. После этого между Францией и Россией были установлены контакты через саксонского министра Бейста и зятя К. В. Нессельроде Льва Зеебаха.

В декабре 1855 г. России через австрийского посла в Петербурге графа Эстергази была вручена нота, содержащая пять пунктов, которые были плодом деятельность австрийского канцлера Буоля и французского посла в Вене Буркине и являлись основой для будущих переговоров¹⁴⁴. Фактически Буоль предъявил ультиматум с условиями, невыгодными для России, и подкрепил их угрозой дипломатического разрыва.

В числе других в условия Буоля вошло требование не иметь России и Турции даже военно-морских арсеналов на Черноморском побережье и земельная уступка Молдавии. Несмотря на очевидную невыгодность для России этих условий, Англия долго не соглашалась признать их, и Наполеону III стоило немалых трудов склонить ее.

Адресуя России миролюбивые предложения, Наполеон III советовал принять австрийские условия, как единственно возможные, хотя и тяжелые.

Александр II вынес предложения Австрии на обсуждение особого совещания высших государственных сановников в своем личном присутствии. Это совещание состоялось в Зимнем дворце в кабинете государя вечером 20 декабря 1855 г. (1 января 1856 г.). В нем приняли участие, кроме царя, 8 человек: великий князь Константин Николаевич, государственный канцлер граф Нессельроде, военный министр князь В. А. Долгоруков, министр государственных имуществ граф П. Д. Киселев, генерал-адъютанты — князь М. С. Воронцов и граф А. Ф. Орлов, статс-секретарь граф Д. Н. Блудов и бывший посланник в Вене барон П. К. Мейендорф¹⁴⁵.

Александр сам зачитал проект предварительных условий мира, после чего состоялись прения. За продолжение войны высказался один граф Блудов. Остальные члены совещания были против войны, мотивируя свои мнения тяжелым положением России. Особенно убедительно по предложению царя высказался граф Киселев. «Четыре союзные державы, — подчеркнул Киселев, — со 108 миллионами населения и 3 миллиардами дохода стоят против России, у которой 65 миллионов населения и едва один миллиард дохода. В таком положении, без помощи извне было бы, по меньшей мере, неблагоразумно рисковать новой кампанией, которая усилит требования неприятеля и сделает мир еще более трудным...

Недостаток оружия и запасов усиливается, затруднения в этом отношении растут ежедневно, как свидетельствует военный министр...» Все это убеждает в необходимости, не отвергая условий мира, постараться о смягчении их невыгодных сторон.

«Если союзники желают мира, — заключил Киселев, — то они примут наши исправления; если же нет, то да будет воля Божья»¹⁴⁶.

Точка зрения Киселева была принята, и государственному канцлеру было поручено сообщить в Вену о согласии России на австрийские предложения, но с изменениями некоторых пунктов в интересах России (относительно земельной уступки).

Но австрийский двор стоял на своем и упорно отказывал в изменении своих предложений в интересах России.

Тогда Александр II вторично созвал в прежнем составе совещание 3(15) января 1856 г. Вначале была зачитана записка государственного канцлера о необходимости согласиться на условия Австрии и избежать таким образом войны. В результате обсуждения все единодушно высказались за заключение мира на австрийских условиях. Александр, скрепя сердце, присоединился к мнению совещания, и на другой день было объявлено о согласии России на предварительные условия мира, предложенные Австрией.

О ходе и результатах прошедшего совещания сразу же стало известно в широких кругах общества. Славянофилы негодовали, обвиняя правящую элиту в трусости и предательстве. Фрейлина Тютчева, снискавшая репутацию «неумолимой громовержицы», 8(20) января писала: «Я совсем несчастна сегодня. Уже вчера в городе разнесся слух, что мы соглашаемся на мир на унизительных основах австрийских предложений... Я не могу повторить всего, что я слышала в течение дня. Мужчины плакали от стыда...»

Не выдержав, Тютчева пошла к императрице — Марии Александровне и повторила ей все самые суровые суждения, которым их (императорскую чету — Авт.) подвергают.

«Она мне сказала, что им тоже это очень много стоило, но что Россия в настоящее время не в состоянии продолжать войну.

Я ей возразила то, что повторяют все, что министр финансов и военный министр — невежды, что нужно попробовать других людей, прежде чем отчаяться в чести России. Она мне ответила, что я сужу слишком страстно и что об этих вещах нужно судить спокойно»¹⁴⁷.

Естественно, Александр II знал о бушующих в русском обществе страстях, о борьбе двух мнений относительно исхода войны и «он не хотел занимать слишком вызывающей позиции»¹⁴⁸.

Именно в это время Тютчева, наделенная «порывистым и опасным» характером, фиксирует в своем дневнике удивительно точные и прозорливые наблюдения о царской чете.

11 января она отмечает: «Император — лучший из людей. Он был бы прекрасным государем в хорошо организованной стране и в мирное время, где приходилось бы только охранять. Но ему недостает темперамента преобразователя. У императрицы тоже нет инициативы, она, может быть, будет святой, но никогда не будет великой государыней. Ее сфера — моральный мир, а не развращенный мир земной действительности. Они слишком добры, слишком чисты, чтобы понимать людей и властвовать над ними. В них нет той мощи, того порыва, которые овладевают событиями и направляют их по своей воле; им недостает струнки увлечения... Моя душа грустна, я вижу перед собой будущее печальное и мрачное».

Через несколько дней она повторяет: «А будущее, будущее. Ах, как я боюсь за него!»

21 января она пишет об Александре II: «Мне невыразимо жаль его, когда я вижу, что сам того не ведая, он вовлечен в борьбу с могучими силами и страшными стихиями, которых он не понимает»¹⁴⁹.

На мой взгляд, это довольно спорное суждение. К этому времени молодой император прекрасно сознавал тяжелое внутреннее, военное и внешнеполитическое положение и вынужден был дать согласие на мирные переговоры.

20 января (1 февраля) представители государств, участвовавших в войне, подписали в Вене протокол мирных условий и обязались в трехнедельный срок прислать уполномоченных в Париж для заключения мирного договора.

Представителями России на Парижский конгресс были определены граф А. Ф. Орлов и посланник при Германском союзе барон Ф. И. Бруннов. Прибыв 9 февраля в столицу Франции, Орлов получил аудиенцию у Наполеона III.

А. Ф. Орлов, пользовавшийся наибольшим доверием при дворе Александра II, откровенно изложил Наполеону содержание полученных им инструкций, сказал, на что может согласиться при предстоящих переговорах и что должен отвергнуть. «Россия, — пояснил он, — согласна на свободу плавания по Дунаю, на нейтрализацию Черного моря но, возвращая Карс и другие местности, занятые ею в Малой Азии, она вправе надеяться, что союзники откажутся от требования земельных уступок в Бессарабии»¹⁵⁰.

Сообщение свое Орлов заключил просьбой, обращенной к императору Наполеону III, оказать высказанным предложениям поддержку во всей их совокупности. Собеседник Орлова склонен был во всем пойти ему навстречу.

13(25) февраля — 4(16) апреля 1856 г. состоялся Парижский конгресс. В нем приняли участие представители России и стран, находившихся с ней в состоянии войны. Англия была представлена на конгрессе лордом Кларендоном и лордом Каулеем, Франция — графом Валевским (председательствовал на конгрессе), Сардиния — Кавуром, Турция — Фуадом и Али-пашой. Австрию, как посредника между воюющими странами, представляли Буоль и барон Гюбнер¹⁵¹.

Пруссия была приглашена к подписанию трактата, «ввиду важности содействия короля прусского в деле общего примирения и в качестве державы, подписавшей пересматривавшуюся на конгрессе конвенцию о проливах 1841 г.»

Конгресс проходил в трудных для России условиях из-за дипломатического единства между Англией и Австрией. Русская делегация могла опереться на Францию только по некоторым вопросам. Представители Англии упорно боролись за ослабление России на Черном море, подрыв ее позиций на Кавказе, настаивали на демилитаризации Аландских островов. Самые горячие прения вызвал вопрос об изменении границы в Бессарабии. Австрийцы требовали отторжения всей Бессарабии.

Ни Австрия, ни Англия не соглашались ни на какой компромисс. И только благодаря содействию и личному давлению Наполеона III удалось все-таки решить этот вопрос с соблюдением интересов России. В ходе дебатов Орлову удалось избежать обсуждения вопроса о русско-турецкой границе и отвергнуть вмешательство Англии в кавказскую проблему.

Также, благодаря поддержке Наполеона III были удовлетворительно разрешены и другие вопросы. Основной вопрос — о нейтрализации Черного моря — был решен Парижем и Лондоном задолго до начала конгресса. Тут делегация России была бессильна.

Конгресс завершился заключением мирных трактатов, а не новой кампанией, как можно было предполагать по началу его заседаний.

18(30) марта 1856 г. был подписан мирный договор, в годовщину сдачи Парижа союзным войскам в 1814 г.¹⁵³

Парижский трактат состоял из 35 статей и присоединенных к нему, в качестве нераздельных частей, конвенции о проливах, о числе легких военных судов, русских и турецких, на Черном море и об Аландских островах.

Важнейшие соглашения Парижского трактата имели целью лишить Россию исключительного положения и преобладающего влияния на Востоке, обусловленного историческим правом покровительства православной церкви и близкими отношениями к новым христианским государствам Востока. В этих целях Оттоманская империя была признана равноправной с другими европейскими государствами в международных отношениях, и независимость и целость ее были обеспечены общим ручательством держав.

Права и преимущества подчиненных верховной власти Порты Дунайских княжеств (Молдавии и Валахии) и княжества Сербского, их независимое и национальное управление, свобода вероисповедания, законодательство, торговли и судоходства — были подтверждены и вместе с тем поставлены под общее ручательство держав. При этом особо было оговорено, в отмену прежних прав России, что ни одной из ручающихся держав не предоставляется исключительного покровительства над княжествами, что никакое особое право вмешательства во внутренние дела их не допускается и что в случае смут, вооруженное вмешательство может последовать не иначе, как по предварительному соглашению держав.

Территориальные уступки России по Парижскому миру были невелики. Союзники возвратили свои завоевания в Крыму, а Россия взамен того возвратила Турции свои завоевания в Азии (город Карс), уступила устье Дуная и южную часть бессарабии, которая была присоединена к Молдавскому княжеству¹⁵⁴.

Наибольший ущерб интересам России нанесен был ограничением ее державных прав на Черном море. Вместе с Турцией Россия была лишена права держать здесь военный флот.

Обе державы обязались уничтожить на берегах Черного моря военно-морские арсеналы и не держать в этом море других военных судов, кроме шести паровых по 800 тонн и четырех легких судов по 200 тонн, для необходимых распоряжений по прибрежью. Черное море объявлено было нейтральным. Доступ в его воды воспрещен был военным судам всех держав. Для обеспечения же торгового мореплавания Россия и Турция обязались допускать иностранных консулов в черноморские порты. Проливы Босфорский и Дарданелльский вновь объявлены были закрытыми для военных судов, пока Порта находится в мире. Это означало, что в случае новой войны России и Турции последняя могла ввести свою эскадру в Черное море и напасть на беззащитное побережье России, в том числе и Крым. Кроме того, турецкая эскадра могла быть поддержана любым количеством западноевропейских кораблей. В итоге нейтрализация не содержала юридической гарантии отказа от ведения военных действий в Черном море.

Конвенция о проливах 1841 г. была возобновлена с несущественным дополнением относительно пропуска легких военных судов, для сторожевой службы в устье Дуная. Наряду с правами России на воды и прибрежье Черного моря ограничены были и ее права на Аландские острова возложенным на нее обязательством не укреплять этих островов и не сооружать на них никаких военных или морских заведений (крепость Бомарзунд на Аланде, взятая союзниками 4 августа 1854 г., была ими разрушена) .

Кроме изложенных обязательств, Парижский трактат содержал в себе ряд соглашений держав относительно судоходства по Дунаю. На эту реку были распространены правила Венского конгресса, касавшиеся международных рек. Решено было учредить общеевропейскую временную комиссию из делегатов от всех договаривающихся держав для исполнения работ по очистке дунайских гирл и другую, постоянную комиссию из представителей держав, владеющих землями по берегам Дуная (Австрия, Бавария, Вюртемберг, Турция, три придунайские княжества), для составления правил речного судоходства и полиции и исполнения работ по всему течению реки¹⁵⁵.

Как видим, условия мира в целом были не выгодны для России. Однако важен был сам мир — величайшее из благ, обеспечивавшее нормальную жизнь, покой и созидание.

19 марта 1856 г. вся Россия узнала об этой радостной вести из объявленного по этому поводу манифеста Александра II.

Царь выражал надежду, что мир принесет государству громадную выгоду, что совокупными стараниями его и всех подданных благоденствие России будет упрочено. Он заявил: «Да утверждается и совершенствуется ее внутреннее благоустройство; правда и милость да царствуют в судах ее; да развивается повсюду и с новою силою стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый, под сенью законов, для всех равно справедливых, всем равно покровительствующих, да наслаждается в мире плодом трудов невинных...»¹⁵⁶

Слова эти были как бы предначертанием тех больших дел, которые совершены были в последующие 25 лет царствования императора Александра II.

Итоги войны

Крымская война занимает особое место в истории не только России, но и Европы. Она была единственным на протяжении столетия 1815—1914 гг. вооруженным столкновением, в которое были втянуты крупнейшие державы мира — Россия, Англия, Франция, Турция. Угрожающую позицию занимали Австрия, Пруссия и Швеция. В прочих же военных конфликтах участвовало обычно два, максимум три участника.

Военные действия потребовали огромных материальных затрат и сопровождались колоссальными потерями.

За время войны в армию и флот России было дополнительно призвано более миллиона человек. Из хозяйства страны для армии изъяли около 150 тысяч лошадей. С большим напряжением осуществлялась поставка вооружения. Война потребовала не менее 200 тысяч ружей и пистолетов в год, в то время как изготовлявшие их Тульский, Ижевский и Сестрорецкий заводы давали 50—70 тысяч ежегодно. Ежегодно требовалось поставлять не менее 360 орудий, тогда как Петербургский, Киевский и Брянский арсеналы производили 100—120 орудий. Разница покрывалась за счет государственных запасов оружия. К 1856 г. из более чем полумиллиона ружей, хранившихся на складах, осталось всего 90 тысяч, из 1656 артиллерийских орудий — 253.

Не случайно к концу войны часть новобранцев пришлось вооружать пиками. Явно недостаточно производилось боеприпасов. Пороха и свинца в стране вырабатывалось почти вдвое меньше, чем требовалось для успешного ведения боевых действий.

Только за время обороны Севастополя защитниками города было израсходовано свыше 250 тысяч пудов пороха, а заводы Охтенский, Шостенский и Казанский давали ежегодно всего 60-80 тысяч пудов. Так же плохо обстояло дело с обмундированием войск и обеспечением продовольствием. Наконец, никуда не годное состояние путей сообщения и транспортных средств значительно осложняло передвижение войск, переброску боеприпасов и продовольствия к театрам военных действий.

Россия израсходовала на войну 482 млн. руб.¹⁵⁷ (Союзные державы — около 600 млн. руб.). Молох войны поглотил свыше 522 тыс. человек русской армии (турки потеряли до 400 тыс., французы — 95 тыс., англичане 22 тыс. человек)¹⁵⁸.

В результате Парижского мирного договора 1856 г. Россия отказывалась от притязаний на «покровительство» православным подданным Турецкой империи, соглашалась на нейтрализацию Черного моря с запрещением иметь там военный флот и базы, уступала южную часть Бессарабии и признавала коллективный протекторат великих держав над Молдавией, Валахией и Сербией, оставшихся под суверенитетом султана. Помимо этого, Россия обязывалась не возводить укреплений на Аландских островах.

Были подорваны не только влияние России на Ближнем Востоке и Балканах, но и международный престиж ее как великой державы. Несомненно, это привело к серьезному нарушению «европейского равновесия» с последовавшими отсюда тяжелыми осложнениями. Объективно Парижский мир создал предпосылки для дальнейшей колониальной экспансии европейских держав на Ближний Восток, для финансового и политического подчинения Турции Англией и Францией.

Грандиозная военная схватка сокрушила феодальные устои в экономике и общественной жизни России и открыла эпоху Великих реформ.

Война стала важным этапом в совершенствовании боевых сил и средств, в развитии военного и военно-морского искусства. Она явилась мощным стимулом повышения качества артиллерийского, стрелкового и минного оружия. С учетом опыта войны во всех странах начали переходить от гладкоствольного оружия к нарезному, от парусного деревянного флота к паровому броненосному.

В ходе войны впервые нашли применение железные дороги, электрический телеграф и минные заграждения.

В ходе Восточной войны в русской армии зародилась стрелковая цепь как новая форма боевого порядка, наиболее соответствующая изменившемуся характеру боевых действий. Русские войска, разумно сочетая огонь с использованием траншей, положили начало позиционным методам войны. Опыт Крымской войны был использован при проведении военных реформ 1862—1874 гг. в России и нашел широкое применение в войнах 2-й половины XIX в.

Надо отдать должное и Александру II. На нем не лежит печать ответственности за развязывание Крымской войны. Академик Николаев, например, подчеркивает, что Александр с самого начала был против этой войны и советовал отцу воздержаться от ультиматума Турции¹⁵⁹. Он понимал, что русско-турецкий конфликт неминуемо перерастет в общеевропейскую войну. В ходе войны, при жизни отца, Александр на правах главнокомандующего армией командовал войсками, размещенными в С.-Петербургской губернии. После смерти Николая I он принял энергичные меры для дальнейшего укрепления вооруженных сил России, переброске резервов на юг и сам лично изучил положение дел в Южной и Крымской армиях, побывал в районе Севастополя.

Убедившись в невозможности продолжать войну, глава империи сделал все возможное для заключения почетного мира. По повелению царя все участники войны, ратники ополчения были щедро награждены специальными орденами и медалями.

Жителям наиболее потерпевших от войны губерний были предоставлены особые облегчения и пособия, приняты меры по устройству и призрению отставных чинов. Знаки царской признательности изъявлены сестрам милосердия и гражданам, которые отличились приношениями на издержки войны или на пособия раненым и семействам убитых.

Кроме того, для расследования злоупотреблений в военной администрации, в особенности по продовольственной части, была создана специальная комиссия под председательством бывшего начальника штаба Южной армии генерал-адъютанта князя Васильчикова¹⁶⁰.

Часть II