Этот поступок Александра и его собственная интерпретация, похоже, отвечала трем целям. Во-первых, таким образом Александр воздействовал на греческие полисы в тот момент, когда снизилось недовольство в Спарте против Македонии. Дело в том, что в Греции Амон ассоциировался с Зевсом, и святилище в Сиутском оазисе там также было очень почитаемо. Кроме того, путешествие имело целью воздействовать и на египтян. Правда, нет никаких доказательств тому, что в тот момент Александр уже хотел, чтобы греки, а тем более македоняне, признали его богом. Тем не менее эта перемена была воспринята ими неодобрительно, со смешанным чувством насмешки и недовольства.
С другой стороны, все античные авторы отмечают, что в 330 г. до н. э. начинается заметное изменение личности Александра: царь все больше перенимает персидские обычаи. То, что древние рассматривали как проявление «восточной изнеженности», объясняется, очевидно, стремлением царя внушить персидской аристократии уважение. Античные авторы были особо шокированы принятием персидского церемониального костюма. Хотя Александр надевал этот костюм только в исключительных обстоятельствах, это начинание было осуждено македонянами.
В этом контексте и разразилось первое дело - процесс Филоты. Он был заметной личностью - сын Пармениона, возглавлявший кавалерию с самого начала походов. В 330 г. до н. э., в столице Дрангианы, он был обвинен в заговоре - покушении на жизнь царя. Дело было сфабриковано царем и его советниками, среди которых Кратер, личный недруг Филоты, имел большое влияние. Затем Александр созвал военный совет. В ходе этого драматического заседания Филота талантливо себя защищал. По окончании заседания царь подверг Филоту пыткам, чтобы «заставить его признаться». На следующий день, на втором заседании, было принято решение предать его смерти, после чего его сразу же побили камнями.
Дело темное и запутанное. Тем не менее при бесстрастном чтении древних отчетов быстро приходишь к выводу, что Филота был абсолютно не виновен в том заговоре, в котором его обвиняли. Да, нет сомнения в том, что, как и многие другие представители знати, Филота отрицательно относился к тому, что Александр перенимал ахеменидские обычаи. Тем не менее для царя, похоже, это оказалось более важным поводом, чем реальная причина его ожесточения против Филоты. На самом деле царь хотел уничтожить семейство, которое никогда не питало к нему теплых чувств. Вот почему в своей речи он сравнил случай Филоты с прецедентом, связанным со смертью Филиппа.
Момент, выбранный Александром для избавления от оппозиции или ее усмирения, знаменателен. До этого времени он скорее терпел, чем принимал вмешательство Пармениона. С 330 г. до н. э. Александр уже не чувствовал солидарности со «старыми македонскими» элементами. Он собирался продолжать поход лишь с теми представителями знати, которые не ставили его авторитет под сомнение, с людьми типа Гефестиона, Кратера и Пердикки. Парменион был убит отрядом, специально посланным для этого в Мидию. Жестокость поступков Александра показывает, что впредь он не намерен был терпеть какую-либо оппозицию. С другой стороны, созыв военного совета позволил ему сплотить вокруг себя военачальников в тот период, когда поддержка македонян становилась все более зыбкой.
Во время праздничного застолья в Мараканде зимой 327/328 г. до н. э. по поводу побед в Согдиане произошла жестокая ссора между Александром и его старым соратником Клитом по прозвищу Черный. Он был близким другом царя, братом его кормилицы и всегда бился с ним плечом к плечу. После убийства Филоты он вместе с Гефестионом принял командование кавалерией. Но теперь гнев, ярость Александра оказались таковы, что он схватил копье и прикончил Клита одним ударом. Судя по всему, это произошло, когда все уже были пьяны. Смерть Клита отрезвила Александра, и его охватило жестокое раскаяние. Но эти обстоятельства не должны отвлекать внимание от основного аспекта: продолжалась оппозиция македонской знати царю, который все в меньшей степени вел себя как «первый среди равных».
Рассказы о том, что во время застолья Клит набросился на Александра с упреками, реально свидетельствуют, что казнь Филоты и убийство Пармениона скорее временно сгладили, чем уничтожили противодействие македонской знати (по крайней мере ее части) изменению характера царской власти в сторону автократии. Цитируя Еврипида, Клит, по сути, во всеуслышание бросил Александру упрек в том, что тот рассматривает общемакедонские победы как личные и таким образом забывает (осознанно) о вкладе своего отца Филиппа и своих военачальников. Победы принадлежит всем македонянам, так что слава принадлежит не только вождю. На этот раз Клит высказал публично то же, что Филота (если верить античным авторам) уже говорил царю в частных беседах. Таким образом, Клит защищал традиционный образ македонского царства, которое было не личным царством, а царством согласия государственное управление в котором основывалось на обычаях.[57] В отношениях с македонянами Александру приходилось соблюдать некоторые из них. Он должен был не управлять как тиран, а - убеждать в правильности своих решений. В отношениях с царем македоняне имели равное с ним право на слово (isugoria). Помимо прочего, Клит обвинял Александра в том, что его поведение все более напоминает поведение абсолютного монарха восточного типа, а это идет вразрез с македонскими обычаями.
Последнее дело, дело о проскинезе, разразилось в Бактрии в 237 г. до н. э. через какое-то время после свадьбы Александра и Роксаны. На этот раз недовольство шло от племянника Аристотеля Каллисфена, который, по крайней мере до этого момента, всегда вел себя по отношению к Александру как один из самых услужливых льстецов. Нужно подчеркнуть, что грек Каллисфен вслух выразил то, что македоняне думали про себя.
А произошло вот что: в тот момент Александр «повелел, чтобы македоняне так же, как и персы, приветствуя его, выказывали свое благоговение, повергаясь на землю». Согласно Квинту Курцию, эту мысль подсказали царю низкопоклонники греки. В действительности, как говорит об этом Арриан, Александру не требовались никакие советчики для принятия такого решения, которое, впрочем, как мы сейчас увидим, не имело того значения, которое ему приписывают античные авторы. У персов преклонение колен (проскинеза), а также сопровождаемый движением руки наклон туловища были привычными знаками подчинения высшим. Выпуклые лепные изображения в Персеполе дают ясное представление о том, как следовало отдавать почести Великому царю. Персы в этом совершенно не видели обожествления царя, поскольку, совсем напротив, он не рассматривался как бог. Он был для них всего лишь наместником Ахурамазды на земле. Для персов в окружении Александра это требование не носило какого-то исключительного характера. И они совершенно естественным образом согласились отдавать Александру почести, которые привыкли отдавать Великому царю. А вот грекам (а значит и авторам, которые нам об этом рассказывают) и македонянам дело представилось совершенно иным образом, что очень хорошо выразил Каллисфен. Они рассматривали этот обычай как явное проявление «восточного раболепства». Греки Малой Азии уже познали унижение, когда были вынуждены совершать ритуал проскинезы перед персидскими военачальниками. Всеобщая обязанность приветствовать так Великого царя создавала также проблемы и с дипломатическим протоколом во время визитов греческих послов к персидскому двору. И вот Каллисфен, при одобрении основных македонских вождей, отказался отдавать царю почести, которые, по его словам, должны отдаваться только богам. Он также вслед за Клитом подчеркивает, что Александр нарушает «неписаный закон» (nomos) македонян, согласно которому в общении с ними цари должны править «не силой, а. по закону» (Арриан, IV, 11, 6). Царь не простил. Он воспользовался разоблачением темного и сомнительного «заговора пажей» для того, чтобы примешать сюда (ложно) Каллисфена. Он был арестован и в течение нескольких лет содержался в кандалах, после чего, по одной из версий, был распят в Индии по приказу Александра.
Впрочем, нигде нет доказательств тому, что Александр пытался создать теократическую основу для своей власти. В действительности, в 327 г. до н. э. целью Александра было привлечение как можно большего числа персов ко двору и к управлению. Уже присоединились многие знатные бактрийцы и согдианцы. Но Александр хотел, чтобы все его сторонники: и македонцы, и персы были равны перед ним. Отсюда введение в Бактрии церемонии отдачи почестей. Так что явный или молчаливый отказ македонян от этого носил не только характер теоретического спора. Он также указывал на то, что они продолжали относиться к персам как завоеватели к побежденным и старались обращаться с ними соответствующим образом. Александр проявил осмотрительность и мудрость и не стал настаивать на своем. Судя по всему, на практике от македонян больше никогда не требовали выполнения проскинезы.
Этот эпизод иллюстрирует присущий Александру прагматизм. Обладая вспыльчивым и авторитарным характером, царь не смог признаться (не только публично, но и самому себе), что совершил ошибку. И тем не менее, дойдя до Индии, он, конечно, не захотел вступить в открытый конфликт с македонской знатью. Кроме того, это дело показывает чрезвычайную сложность политики, проводимой Александром, поскольку, будучи носителями двух очень непохожих культур, персы и македоняне по-разному воспринимали его инициативы. Вероятно, он рассчитывал, что совместный военный поход (в Индию) позволит персидской и македонской знати лучше узнать и, возможно, по достоинству оценить друг друга.
II. Великий замысел (325-323 гг. до н. э.)
По возвращении из Индийского похода Александр вел себя так, словно решил продолжить и усилить политику сотрудничества с местной знатью. В этом направлении был предпринят ряд мер, жестко затронувших интересы сатрапов. Если стратеги Мидии Кл