И вдруг Александр обернулся к матери.
– О тебе рассказывают странные вещи, – сказал он.
– Какие? – не поворачиваясь, спросила Олимпиада.
– Говорят… Говорят, что ты участвуешь в тайных обрядах и ночных оргиях Диониса, что ты владеешь колдовством.
– И ты веришь?
– Не знаю.
Олимпиада не ответила, и долго они молча ехали шагом.
– Я видел тебя прошлой ночью, – снова нарушил молчание Александр.
– Что ты видел?
– Я видел, как ты звуком своей флейты созвала оргию и вызвала из-под земли змей.
Олимпиада обернулась и метнула на сына холодный взгляд, в ее глазах блеснул свет, как у появившейся прошлой ночью змеи.
– Ты воплотил мои сны и последовал за моим духом сквозь лес: бестелесный образ, как тень мертвых. Поскольку ты – часть меня и обладаешь божественной силой.
– Это был не сон, – прервал ее Александр. – Я уверен, что видел все это наяву.
– Бывают места и времена, в которых сон и реальность путаются; бывают люди, способные пересекать пределы реальности и уходить в края, населенные тайной. Когда-нибудь ты покинешь меня, и мне придется уйти из моего тела и улететь в ночь, чтобы видеть тебя, слышать твой голос, твое дыхание; чтобы быть рядом с тобой, когда я буду нужна тебе.
Оба не проронили больше ни слова, пока солнце не поднялось высоко в небо. На Беройской дороге их встретил Гефестион. Александр спешился и побежал ему навстречу.
– Как тебе удалось нас найти? – спросил он.
– Твой Буцефал оставляет следы, как дикий бык. Это было нетрудно.
– Что нового?
– Ничего особенно нового сказать не могу. Я отбыл вскоре после вас. Но, наверное, царь так напился, что не стоял на ногах. Думаю, его помыли и уложили спать.
– Думаешь, он вышлет за нами погоню?
– Зачем?
– Он хотел убить меня.
– Он просто напился. А как только проснется, сразу спросит: «Где Александр?»
– Не знаю. Мы много наговорили друг другу. Это трудно забыть обоим. И даже если отец захочет забыть это, всегда найдется кто-нибудь, чтобы тут же напомнить.
– Все может быть.
– Ты сказал Евмену про собаку?
– Первым же делом.
– Бедный Перитас. Ему будет плохо без меня: он подумает, что я его бросил.
– Не только ему будет без тебя плохо, Александр. Я бы тоже не вынес твоего отсутствия – потому и решил отправиться за тобой.
Они пришпорили коней и догнали Олимпиаду.
– Приветствую мою царицу, – сказал Гефестион.
– Здравствуй, мой мальчик, – ответила Олимпиада.
И они вместе продолжили путь.
– Где Александр?
Филипп только что вылез из ванны, и женщины растирали ему плечи и спину льняным полотенцем.
Подошел адъютант:
– Его нет, государь.
– Вижу, что нет. Надо позвать.
– Я хотел сказать, что он уехал.
– Уехал? Куда?
– Никто не знает, государь.
– А! – крикнул Филипп, швырнув на пол простыню, и, голый, начал широкими шагами расхаживать по комнате. – Я хочу, чтобы он сейчас же попросил у меня прощения за свои слова! Он выставил меня посмешищем перед гостями и женой. Разыщите его и немедленно приведите ко мне! Я разобью ему морду в кровь, я изобью его до…
Адъютант побледнел и стоял, ничего не говоря.
– Ты слушаешь меня, ради Зевса?
– Я слушаю тебя, государь, но Александр отбыл вскоре после того, как вышел из пиршественного зала, а ты был слишком… слишком не расположен принимать меры в отношении…
– Ты хочешь сказать, что я слишком напился, чтобы отдавать приказы? – заорал ему в лицо Филипп.
– В действительности, государь, ты не приказывал, и…
– Позовите царицу! Быстро!
– Которую, государь? – спросил адъютант в еще большем смущении.
– Которую, несчастный? На что мне эта девчонка? Позови мне царицу, быстро!
– Царица Олимпиада отбыла вместе с Александром, государь.
Ругань монарха была слышна даже в караульном помещении в глубине двора. Чуть погодя по лестнице сбежал царский адъютант, раздавая приказы всем, кто попадался на пути. Попавшиеся вскакивали на коней и в полный карьер отбывали во всех направлениях.
В этот день одна за другой прибывали иностранные делегации, и Филиппу пришлось принимать их, приветствовать и благодарить за роскошные свадебные подарки. Эти обязанности заняли все утро и день.
К вечеру царь устал как собака и пребывал в отвратительном настроении. И дело было не только в неделе праздников и пиршеств, но и в чувстве одиночества – впервые оно навалилось на него так тяжко.
Он отправил Эвридику спать, а сам поднялся на крышу и в свете луны долго ходил туда-сюда по обширной террасе. Вдруг в западном крыле дворца послышался настойчивый лай, а потом нескончаемый захлебывающийся вой.
Перитас понял, что Александра нет, и выражал луне свое отчаяние.
Через неделю трое беглецов добрались до Эпира и явились к царю Александру.
Молодой монарх уже знал обо всем случившемся, так как его осведомители пользовались эффективной системой срочной передачи сообщений и им не приходилось пробираться окольными путями.
Царь лично вышел встретить гостей, долго и тепло обнимал старшую сестру и племянника, а под конец и Гефестиона, с которым успел довольно хорошо познакомиться, когда гостил при дворе Филиппа в Пелле.
В этот вечер они спали в охотничьем домике, а через пару дней утром с почетным эскортом отправились в царскую резиденцию в Бутроте. Приморский город был мифическим сердцем маленького царства Эпир. Согласно легенде, там родился Пирр, сын Ахилла, приведший с собой в рабство вдову Гектора Андромаху и троянского прорицателя Гелена. Пирр сделал Андромаху своей наложницей, а потом передал ее Гелену. Как от первого, так и от второго союза родились дети, которые поженились между собой и дали начало царской династии.
Таким образом, со стороны матери Александр Македонский происходил как от величайшего из греческих героев, так и от рода Приама, правившего в Азии. Об этом пели поэты, развлекавшие за ужином царя и его гостей, спокойно проживших у него несколько дней. Но эпирский царь не питал иллюзий: он прекрасно понимал, что скоро следует ждать новых визитов.
Первый последовал однажды утром, на рассвете, когда царь только что встал с постели. Это был всадник из личной охраны Филиппа, с ног до головы покрытый грязью: в последнее время в горах непрерывно шел дождь.
– Царь гневается, – сообщил он, даже не приняв ванну. – Он ожидал, что на следующий день Александр явится с извинениями за оскорбительные слова, которые он произнес перед всеми гостями и царской супругой.
– Мой племянник утверждает, что царь бросился на него с мечом в руке и что Аттал назвал царевича незаконнорожденным. Филипп должен понять, что его сын, в жилах которого течет та же кровь, обладает той же гордостью, тем же достоинством и очень схожим характером.
– Царю не нужны объяснения; он желает, чтобы Александр немедленно явился в Пеллу молить о прощении.
– Насколько я его знаю, он не сделает этого.
– Тогда он должен подумать о последствиях.
Александр спал чутко и услышал стук копыт по булыжной мостовой у караульного помещения. Он вскочил, накинул плащ и услышал слова прибывшего от отца посланника, хотя не видел его самого.
– Какие последствия? – спросил молодой монарх.
– Его друзья, за исключением Евмена, который служит царю секретарем, и Филоты, сына генерала Пармениона, будут отправлены в ссылку как изменники и заговорщики.
– Я поговорю с моим племянником и сообщу тебе ответ.
– Я подожду твоего возвращения, чтобы тут же отправиться обратно.
– Но разве ты не хочешь умыться и поесть? В этом доме гостей всегда принимают с радушием и честью.
– Не могу. И так уже плохая погода задержала меня в пути, – объяснил македонский посланник.
Царь вышел из зала для приемов и в коридоре столкнулся с племянником:
– Слышал?
Александр кивнул.
– Что думаешь делать?
– Я не паду к ногам отца. Аттал меня публично оскорбил, и царю следовало вмешаться, чтобы защитить мое достоинство. Он же вместо этого бросился на меня с мечом.
– Но твои друзья дорого заплатят за это.
– Знаю, и меня это очень мучает. Но у меня нет выбора.
– Это твой окончательный ответ?
– Да.
Царь обнял его:
– Я на твоем месте сделал бы то же самое. Пойду сообщу посланцу Филиппа о твоем ответе.
– Нет, погоди. Я сделаю это лично.
Укутавшись в плащ, Александр вошел, как был, босой, в зал для приемов. Посланник сначала онемел от удивления, потом почтительно склонил голову:
– Да хранят тебя боги, Александр.
– И тебя тоже, добрый друг. Вот ответ царю, моему отцу. Скажи ему, что Александр не может просить прощения, не получив извинений от Аттала и заверений от царя, что царице Олимпиаде больше не придется испытывать унижений подобного рода и что ее ранг македонской царицы будет должным образом подтвержден.
– Это все?
– Все.
Посланник поклонился и направился к выходу.
– Скажи ему еще… Скажи еще, что…
– Что?
– Что желаю ему доброго здоровья.
– Я передам.
Вскоре послышалось конское ржание и торопливый топот копыт, который быстро затих вдали.
– Даже не поел и не отдохнул, – послышался за спиной Александра голос царя. – Похоже, Филиппу не терпится услышать твой ответ. Идем, я велел подать завтрак.
Они вышли в небольшое помещение в царских палатах, где были накрыты два стола и стояли два кресла. На столах лежали свежий хлеб, нарезанная кусками скумбрия и рыба-меч на вертеле.
– Я поставил тебя в трудное положение, – сказал Александр. – Ведь это мой отец возвел тебя на трон.
– Да, правда. Но за это время я повзрослел: я уже не тот юноша, каким был прежде. Я прикрываю тыл Филиппа в этой области, и уверяю тебя, это не простая задача. Среди самих иллирийцев неспокойно, побережье опустошают пираты, а на суше доносят о движении других племен, которые с севера спускаются к Истру. Твой отец нуждается во мне. Кроме того, я должен охранять достоинство моей сестры Олимпиады.