В Ливонии печали дни настали,
но братья гонцов послали
к мужу умудренному,
в Зальцахе рожденному,
что возглавлял Немецкий дом (Тевтонов. — Авт.).
он, ознакомившись с письмом,
утешил так послов прибывших:
"Должны мы, как хотел Всевышний,
перенести смиренно горе.
А к вам пришлю я братьев вскоре
во множестве. Вам воины нужны
восполнить рыцарства ряды".
По случаю тому магистр
велел созвать капитул быстро.
Просил сбираться он в дорогу
в страну, возлюбленную Богом,
многих комтуров с людьми,
чтобы они там помогли
исправить в крае положенье.
"Совместно мы нести служенье, —
Сказал он, — Господу должны
вся к час, покуда живы мы:
в том долг духовный наш и право.
И проследим, чтоб к вящей славе
из братьев лучших дать в число
той помощи". Так все произошло.
Средь братьев избран был один,
добродетелью известный им,
магистром в край Ливонский дальний:
Его брат Герман Вальке звали.
Из лучших собран был отряд,
где каждый был той чести рад:
героя пятьдесят четыре.
Их в изобилии снабдили
едой, конями, добрым платьем.
Пора настала выступать им
в Ливонию тогда.
Пришли в край гордо, без стыда,
и были приняты по чести
всеми рыцарями вместе;
утешился край ими в горе.
Христовы рыцари же вскоре
свой знак отличия сменили,
на платье черный крест нашили,
как то велит Немецкий орден.
Магистр был радости исполнен,
и братья все возликовали,
что с ним в краю том пребывали.
На самом деле переговоры об объединении орденов, точнее — о подчинении остатков ордена меченосцев с их красивыми символами, красными крестом и мечом, Тевтонскому ордену (с унылым чёрным крестом на плащах "братьев"), были далеко не просты. Лишь в результате энергичного участия римской курии представители двух орденов подписали 12 мая 1237 г. договор об объединении в папской резиденции Витербо близ Рима. Только после этого гроссмейстер Тевтонского ордена Герман фон Зальца послал на восток 55 своих комтуров и рыцарей во главе с ландмейстером (заместителем магистра на отдалённых землях) Германом фон Бальке[83].
Не исключено, что фон Зальц вскоре об этой "щедрости" горько пожалел. В том же году тевтонские рыцари под командой брата Бруно захватили город Галицко-Волынской Руси Дрогичин. Это взбесило истомлённого борьбой с соперниками-князьями, поляками, венграми и грабителями-половцами Даниила Романовича Галицкого. "Не лепо держать нашей отчины крестоносцам!" — воскликнул великий князь и "в силе тяжкой" прискакал в марте 1237 г. к Дрогичину. Одним ударом он разгромил рыцарей, взял город, пленил всех немецких воинов со "старейшиной их Бруно" и вернулся с полоном во Владимир-Волынский[84].
В гневе великий князь Даниил, по рассказу Ипатьевской летописи, обозвал врагов-крестоносцев тамплиерами: "Не лепо есть держати наше отчины крижевником Темпличем, рекомым Соломоничем"! Но присутствие тамплиеров (templiers, от "temple" — храм), рыцарей Храма Соломона (лат. Temptique Solomonici), в этом районе не зафиксировано. Можно было предположить, что запальчивый Даниил ошибся, не разобравшись толком, на кого поскакал "в силе тяжце". Однако, взяв в плен "старейшину их Броуна", любознательный князь должен был установить истину. Продолжают эту загадку два бытующих в литературе письма французскому королю Людовику IX от магистров ордена тамплиеров и Тевтонского ордена о битве при Лигнице 1241 г.
В одном магистр ордена Храма во Франции Пон д’Обон сообщал королю: "Знайте, что татары разорили землю, принадлежащую герцогу Генриху Польскому, и убили его с великим количеством его баронов, а также шестью нашими братьями… и пятьюстами нашими воинами. Трое из наших спаслись, и знайте, что все немецкие бароны и духовенство, и все из Венгрии приняли крест, дабы идти против татар. И ежели они будут по воле Бога побеждены, сопротивляться татарам будет некому вплоть до вашей страны"[85].
В другом магистр Тевтонского ордена написал: "Мы сообщаем вашей милости, что татары землю погибшего герцога Генриха полностью разорили и разграбили, они убили его самого, вместе с многими его баронами; погибло шесть наших братьев, три рыцаря, два сержанта и 500 солдат. Только три наших рыцаря, известные нам поименно, бежали"[86].
Очевидно, что речь идёт об одних и тех же павших, но к какому они принадлежали ордену? Храмовник затем указал и потери "его" братьев в Венгрии, где, как и в Польше, служили не тамплиеры, а тевтоны. Не означает ли это, что Тевтонский орден в те смутные времена относился к ордену Храма Соломона, со всеми его зловещими тайнами? Это было понятно великому князю Даниилу Галицкому и его летописцу, недаром ломавшему язык над всеми этими "темпличами" и "Соломоничами".
Исходя их этих событий, Александр Ярославич мог заключить, что ему не следует слишком опасаться ордена, хоть Тевтонского, хоть Ливонского (как рыцари в Восточной Прибалтике со временем стали себя называть). Не слишком пугало и то, что благодаря бурной деятельности папского легата Вильгельма Моденского успешно проводилось в жизнь секретное соглашение папы и ордена о передаче датскому королю Северной Эстонии и военном союзе с ним[87].
Долгие переговоры, в ходе которых датчане едва не пустили в дело свой военный флот, закончились именно так, как хотел папа Григорий IX. Север Эстонии получила Дания, но окопавшиеся здесь немецкие рыцари не потеряли своих владений. За это в дальнейших совместных завоеваниях на востоке (где датчане и немцы упёрлись в границу Руси) королю, по благословению папы, обещались две трети, а ордену — треть захваченных земель.
Если даже Александр Ярославич и знал об этом союзе, утверждённом 7 июня 1238 г. в королевском лагере Стенби, то сведения о наличных военных силах датчан и немцев в Прибалтике, которые интересовали его гораздо больше, утешали. С такими силами нечего было и думать о войне с великим Новгородом! Увы, князь не учёл, что папу Григория не волнует степень риска затеваемых им предприятий. Злобным старцем руководила патологическая ненависть ко всем, кто ему не покоряется, и жизни крестоносцев, которым предстояло погибнуть в безнадёжной войне, ничего не стоили в его глазах. Папа, как это ни смешно звучит, всерьёз считал себя единственным и непогрешимым представителем Бога на земле. А значит, — Бог был всегда на стороне посылаемых им в бой крестоносцев.
На самом деле защищавшие католическую схизму (раскол) рыцари писали на своих мечах и знамёнах "С нами Бог" совершенно напрасно. Бог был не с ними, а с православными новгородцами, шедшими в бой с кличем "Кто на Бога и Великий Новгород"! Однако эту истину князю Александру ещё следовало доказать.
Глава 2. КРЕСТОНОСНЫЙ ЗМЕЙ
Князь Александр Ярославич знал, что политическая ситуация в Швеции, которую пала в 1238 г. обрек на крестовый поход на Русь, была лишь немногим лучше, чем отношения немцев и датчан в Прибалтике. Гражданская война в стране уже не шла — в долгой усобице победили представители влиятельного рода Фолькунгов, — но до реального объединения шведских сил было очень далеко. Страна, разделённая между большими общинами и лидирующими в них семейными кланами, временно вышла из-под господства Дании, однако управлению поддавалась с большим трудом.
Официально правил в Швеции конунг (король) Эрик XI Эриксон по прозвищу Косноязычный (1234–1250). Сын короля Швеции и принцессы Рикиксы Датской был немногим старше князя Александра (родился в 1216 г.). Он провел весьма бурную юность, со своего свержения с престола в 1229 г. и бегства в Данию до победы в гражданской войне, завершенной благодаря миру конунга с сыновьям и внукам богатого помещика из Бъяльбо Фольке Толстого.
Ярлы — военные вожди (сами они в письмах на латинском языке называли себя дюками — герцогами) — из Бъяльбо, что в земле Эстергётланд на юго-востоке Швеции, высоко поднялись в ходе усобиц и не собирались выпускать реальную власть из своих рук. По словам стихотворной "Хроники Эрика", написанной через сто лет после событий с позиции Фолькунгов,
Конунг нетвердо владел языком,
был шепеляв, да к тому же и хром[88].
Поскольку кроме "Хроники Эрика" внятных рассказов о той эпохе не сохранилось, конунг так и остался в истории Швеции Шепелявым (в русской литературе его принято называть Косноязычным) и Хромым. Самым славным героем того времени оказался, во многом благодаря "Хронике", Биргер, внук Фольке Толстого, четвёртый сын Магнуса Миннелшельда, позже ставший ярлом и посадивший на престол своего сына (династия Биргера правила затем почти 100 лет).
Не удивительно, что первейшим событием истории Швеции при Эрике в "Хронике" описана женитьба Биргера на дочери короля:
Люди сестру его (Эрика — Авт.) Ингеборг звали.
Время пришло, и к ней свататься стали
многие рыцари и господа
(мир ведь на этом держался всегда).
Много достойных руки добивалось.
Конунга слово последним считалось.
Эстергётландцу ее он отдал,
коего Биргер народ называл.
В Бъяльбо Биргер на свет появился.
Ярлом стал прежде, чем с жизнью простился.
Свадьбу сыграли, как полагалось:
правом церковным, что признавалось,
и по закону жизни мирской.
Множество лет в их семье был покой.
Интересно, что средневековые шведы понимали под словом "покой", если следующим же стихом автор "Хроники" начинает рассказ о крестовом походе на Тавастланд под предводительством Биргера! Очевидно, нелады в семье представлялись им более страшными, чем опасности войны.