Но о главном обстоятельстве этого брака "Хроника" умалчивает. Юный помещик Биргер, впервые упомянутый в источниках в 1237 г. именно в связи с женитьбой на дочери конунга, стал зятем короля не за красивые глаза, а благодаря своим семейным связям. Швецией за спиной конунга правил Ульф Фасе (Ваза), двоюродный брат Биргера, бывший ярлом и возглавлявшим клан Фолькунгов уже около 15 лет.
Впоследствии Фолькунги еще более укрепили своё положение, женив конунга Эрика на внучке ярла Фольке Катарине (1243). Это говорит о том, что Биргер, ставший ярлом Швеции после смерти Ульфа Фасе в 1248 г., в начале 1240-х ещё не имел власти и политического веса. Только после смерти Эрика в 1250 г. Биргер добился избрания королем своего несовершеннолетнего сына и правил от его имени, что и позволило ему войти в историю Швеции.
Столь властолюбивый человек, если бы для его честолюбия были основания в 40-е годы, не обрадовался бы свадьбе короля, даже тяжело больного и реально не управлявшего страной. Ведь планы Биргера могли осуществиться, лишь пока наследников у короля не было. При этом само по себе возвышение рода Фолькунгов Биргера не радовало; по крайней мере, среди его наследников стало традицией свергать и казнить ближайших родичей в борьбе за личную власть над Швецией.
Утверждение, что именно Биргер организовал крестовый поход на Русь, к отражению которого готовился с другой стороны границы князь Александр, появилось в начале XV в., более чем через 150 лет после событий. В источниках XIII в. имени предводителя шведов нет. Появилось оно очень интересным образом. Неизвестный новгородский книжник сочинил в начале XV в. завещание потомкам от имени шведского конунга Магнуса — организатора похода на Русь в 1348 г. Поход окончился плачевно для шведов, и "король", советуя своим детям и внукам никогда больше не ходить войной на русские пределы, перечисляет все столь же неудачные попытки предшественников, начиная со сражённого князем Александром Биргера[89].
Автор "Рукописания Магнуша, короля Свейскаго" знал Биргера по последующим событиям, когда тот стал знаменит, и просто-напросто персонифицировал его именем неведомого "короля страны римской", названного предводителем шведов в источниках XIII в. Его сочинение стало весьма популярным: оно попало в Софийскую Первую и Новгородскую Четвертую летописи, в Московский великокняжеский свод 1479 г., в летопись Авраамки, в Вологодско-Пермскую, Никоновскую, Воскресенскую, Ермолинскую и Типографскую летописи. Ничего удивительного, что составитель Новгородской Четвертой летописи, переписав в неё "Рукописание Магнуша", вставил в меру искаженное имя Биргера и в переписанный им текст Жития святого князя Александра[90].
Таким образом, нельзя обвинять замечательного русского историка начала XIX в. Н.М. Карамзина и его последователей за то, что они сочли Биргера организатором крестового похода на Русь в XIII в. Научное исследование истории текстов летописных сводов и других исторических памятников Древней Руси, позволяющее сегодня сказать, когда и как они создавались и что откуда переходило, началось лишь в конце XIX в. Оно продолжается и по сей день. Но сегодня мы, по крайней мере, можем точно сказать, что никакого Биргера в летописном сообщении XIII в. и Житии Александра Невского, написанном человеком, знавшим князя лично, не было.
А кем же тогда был тот загадочный "король страны римской (т. е. католической. — Авт.) из северной земли", который, выслушав рассказ о князе Александре от приехавшего из "Западной страны" "именитого мужа Андреаша", "подумал про себя: пойду и завоюю землю Александрову"? Об этом мы можем судить лишь косвенно: "Хроника Эрика", описывающая события того времени со стороны шведов, начинает более-менее последовательный рассказ о событиях лишь с 1250 г., когда ярл Биргер получил военное командование и реальную власть.
Однако историки смогли многое понять по тому, что рассказывают о шведских предводителях и силах русские источники. Самым подробным и ярким из них является рассказ человека, служившего князю Александру Ярославичу и слышавшего рассказы о Невской битве от ее участников. Он помещён в выдающемся литературном памятнике XIII в. — Житии Александра Невского.
Сей князь Александр родился от отца милосердного, и человеколюбивого, и более всего — кроткого, князя великого Ярослава, и от матери Феодосии. Как сказал Исайя-пророк: "Так говорит господь: "Князей я ставлю, священны ибо они, и я их веду"". И воистину — не без Божьего повеления было княжение его.
И красив он был, как никто другой, и голос его — как труба в народе, лицо его — как лицо Иосифа, которого египетский царь поставил вторым царем в Египте, сила же его была частью от силы Самсона, и дал ему бог премудрость Соломона, храбрость же его — как у царя римского Веспасиана, который покорил всю землю Иудейскую. Однажды приготовился тот к осаде города Иоатапаты, и вышли горожане, и разгромили войско его. И остался один Веспасиан, и повернул выступивших против него к городу, к городским воротам, и посмеялся над дружиною своею, и укорил ее, сказав: "Оставили меня одного".
Так же и князь Александр — побеждал, но был непобедим.
Как-то один из именитых мужей Западной страны, из тех, кто называют себя слугами Божьими, пришел, желая видеть зрелость силы его, как в древности приходила к Соломону царица Савская, желая послушать мудрых речей его. Так и этот, по имени Андреаш, повидав князя Александра, вернулся к своим и сказал: "Прошел я страны, народы и не видел такого ни царя среди царей, ни князя среди князей".
Услышав о такой доблести князя Александра, король страны римской из северной земли подумал про себя: "Пойду и завоюю землю Александрову". И собрал силу великую, и наполнил многие корабли полками своими, двинулся с огромным войском, пылая духом ратным. И пришел в Неву, опьяненный безумием, и отправил послов своих, возгордившись, в Новгород к князю Александру, говоря: "Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою".
Александр же, услышав такие слова, разгорелся сердцем и вошел в церковь Святой Софии, и, упав на колени пред алтарем, начал молиться со слезами: "Боже славный, праведный, Боже великий, сильный, Боже превечный, сотворивший небо и землю и установивший пределы народам, Ты повелел жить, не преступая чужих границ". И, припомнив слова пророка, сказал: "Суди, Господи, обидевших меня и огради от борющихся со мною, возьми оружие и щит и встань на помощь мне".
И, окончив молитву, он встал, поклонился архиепископу. Архиепископ же был тогда Спиридон, он благословил его и отпустил. Князь же, выйдя из церкви, осушил слезы и начал ободрять дружину свою, говоря: "Не в силе Бог, но в правде. Вспомним Песнотворца, который сказал: "Одни с оружием, а другие на конях, мы же имя господа бога нашего призовем; они, поверженные, пали, мы же устояли и стоим прямо"". Сказав это, пошел на врагов с малою дружиною, не дожидаясь своего большого войска, но уповая на Святую Троицу.
Скорбно же было слышать, что отец его, князь великий Ярослав не знал о нашествии на сына своего, милого Александра, и ему некогда было послать весть отцу своему, ибо уже приближались враги. Потому и многие новгородцы не успели присоединиться, так как поспешил князь выступить. И выступил против них в воскресенье пятнадцатого июля, имея веру великую к святым мученикам Борису и Глебу.
И был один муж, старейшина земли Ижорской, именем Пелугий, ему поручена была ночная стража на море. Был он крещен и жил среди рода своего, язычников, наречено же имя ему в святом крещении Филипп, и жил он богоугодно, соблюдая пост в среду и пятницу, потому и удостоил его Бог видеть видение чудное в тот день. Расскажем вкратце.
Узнав о силе неприятеля, он вышел навстречу князю Александру, чтобы рассказать ему о станах врагов. Стоял он на берегу моря, наблюдая за обоими путями, и провел всю ночь без сна. Когда же начало всходить солнце, он услышал шум сильный на море и увидел один насад, плывущий по морю, и стоящих посреди насада святых мучеников Бориса и Глеба в красных одеждах, держащих руки на плечах друг друга. Гребцы же сидели, словно мглою одетые. Произнес Борис:
"Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру". Увидев такое видение и услышав эти слова мучеников, Пелугий стоял, трепетен, пока насад не скрылся с глаз его.
Вскоре после этого пришел Александр, и Пелугий, радостно встретив князя Александра, поведал ему одному о видении. Князь же сказал ему: "Не рассказывай этого никому".
После того Александр поспешил напасть на врагов в шестом часу дня, и была сеча великая с римлянами, и перебил их князь бесчисленное множество, а на лице самого короля оставил след острого копья своего.
Проявили себя здесь шесть храбрых, как он, мужей из полка Александра.
Первый — по имени Гаврило Олексич. Он напал на шнек и, увидев королевича, влекомого под руки, въехал до самого корабля по сходням, по которым бежали с королевичем, преследуемые им. Тогда схватили Гаврилу Олексича и сбросили его со сходен вместе с конем. Но по Божьей милости он вышел из воды невредим, и снова напал каких, и бился с самим воеводою посреди их войска.
Второй, по имени Сбыслав Якунович, новгородец. Этот много раз нападал на войско их и бился одним топором, не имея страха в душе своей; и пали многие от руки его, и дивились силе и храбрости его.
Третий — Яков, родом полочанин, был ловчим у князя. Этот напал на полк с мечом, и похвалил его князь.
Четвертый — новгородец, по имени Меша. Этот пеший с дружиною своею напал на корабли и потопил три корабля.
Пятый — из младшей дружины, по имени Сава. Этот ворвался в большой королевский златоверхий шатер и подсек столб шатерный. Полки Александровы, видевши падение шатра, возрадовались.
Шестой — из слуг Александра, по имени Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он же от многих ран пал и так скончался.