В рассказе о путешествии Карпини, помещённом в конце, говорится о пребывании у Батыя Даниила Галицкого с его людьми и о проехавшем через Сарай-Багу в Каракорум Ярославе Всеволодовиче ("сын Ярослава" упомянут только в приведённом отрывке). Это дало историкам основания подозревать, что к казни святого Михаила и Фёдора приложили руку их соперники в борьбе за власть на Руси. Чего, собственно, и добивался Карпини, старательно отводя подозрения от себя. Ведь он-то побывал в Сарае прежде великого князя Михаила: прибыл 4 апреля 1246 г. и пробыл там несколько дней. Назад из Каракорума посланник вернулся вместе с русским послом черниговского князя почти через восемь месяцев после казни Михаила 20 сентября 1246 г., имея вполне надёжное алиби (не случайно в тексте указано: "недавно случилось", то есть когда Карпини в Сарай-Бату не было).
При этом Карпини нисколько не сомневается, что Михаил был убит по политическим причинам. "Они, — пишет папский посланник о татарах, — посылают также за государями земель, чтобы те являлись к ним без замедления; а когда они придут туда, то не получают никакого должного почета, а считаются наряду с другими презренными личностями, и им надлежит подносить великие дары как вождям, так и их женам, и чиновникам, тысячникам и сотникам; мало того, все вообще, даже и сами рабы, просят у них даров с великою надоедливостью, и не только у них, а даже и у их послов, когда тех посылают к ним. Для некоторых также они находят случай, чтобы их убить, как было сделано с Михаилом (выделено мной. — Авт.) и с другими. Иным же они позволяют вернуться, чтобы привлечь других; некоторых они губят также напитками или ядом. Ибо их замысел заключается в том, чтобы им одним господствовать на земле, поэтому они выискивают случаи против знатных лиц, чтобы убить их".
Нетрудно догадаться, сколько разных "вин" могли повесить друг на друга приезжавшие в Орду князья-соперники. Но Батый никого из них, кроме Михаила, "отличившегося" связями с папой, не казнил. А откуда татары могли получить сведения о миссии митрополита Петра на Лионском соборе, которая, как и вся кулуарная работа собора, мягко говоря, не афишировалась? Либо от самого Карпини и его людей, либо от Даниила и других князей Галицко-Волынской земли, которых ушлый итальянец, судя по его отчёту, имел надежду привести к покорности папе римскому. Михаил был главным соперником Даниила, и "убрать" его с политической сцены руками татар было удобно.
В любом случае, прямо или через посредников, сведения о Лионском соборе могли с наибольшей вероятностью "просочиться" в Сарай-Бату от миссии Карпини. Михаил был убит, Карпини с его людьми остался в стороне, но "папское дело" от этого не выиграло. Прославленные Русской церковью святые Михаил и Фёдор ещё более укрепили православное самосознание россиян, так и не пожелавших склониться перед Римской католической церковью.
Плано дель Карпини об этом ещё не знал, когда, прибыв осенью 1246 г. в Каракорум, развернул там привычную ему агентурную работу. "И также много других тайн, — пишет он, — вышеупомянутого императора (великого хана. — Авт.) мы узнали через тех, кто прибыл с другими вождями, через многих русских и венгров, знающих по-латыни и по-французски, через русских клириков и других, бывших с ними, причем некоторые пребывали тридцать лет на войне и при других деяниях татар и знали все их деяния, так как знали язык и неотлучно пребывали с ними некоторые двадцать, некоторые десять лет, некоторые больше, некоторые меньше; от них мы могли все разведать (выделено мной. — Авт.), и они сами излагали нам все охотно, иногда даже без вопросов, так как знали наше желание"[150].
В свою очередь, и татары, разведка которых всегда была на высоте, весьма настойчиво расспрашивали Карпини по интересующим их вопросам, записывая показания в протокол и "по прошествии нескольких дней" допрашивая снова, сверяясь с протоколом. По словам Карпини, он и его люди ловко уклонились от ответа на хитроумный вопрос, который более всего интересовал татар: "Есть ли у господина папы лица, понимавшие грамоту русских или сарацинов, или также татар? Мы ответили, — пишет папский посланник, полагая, что читатель сочтёт татар за глупцов, — что не знаем ни русской, ни татарской, ни сарацинской грамоты, но сарацины все же есть в стране, хотя и живут далеко от господина папы".
При всём уважении татар к священнослужителям (к какой бы религии они не принадлежали), позволительно усомниться, что они не добились от представителей папы римского прямых ответов на свои вопросы. Правительство ханши Туракины и её властвовавшей из тени наперсницы Фатимы-хатун (из пленных персиян) больше, чем контакты русских князей с западом, интересовало всё, что касалось усиления позиций хама Бату — соперника любимого сына Туракины Гуюк-хана, которого осенью 1246 г. она возвела на великоханский "стол".
Летописатель татарских деяний Рашид ад-дин свидетельствует, что от имени Гуюк-хана совершались деяния, направленные на привлечение к великому хану сердец покорённых народов всей империи. Например, при нём были возвышены христиане-несториане, к его двору были призваны христианские чиновники-уйгуры, православные священники из Византии, Сирии, Осетии и Руси. Одновременно войску, в котором подавляющее большинство составляли уже не ветераны Чингисхана (в том числе было много христиан), бесплатно раздавались подарки из ханской казны.
Несмотря на то что канцлер Елюй Чу-цай, стремившийся при Угэдэе превратить военную власть татар в мирную и чиновничье-бюрократическую, получил отставку и в 1244 г. умер в Каракоруме, только продолжение его политики давало великому хану (а точнее — стоявшим за его спиной мудрым женщинам) шанс удержать улусы под своей рукой. Орда Батыя, ненавидевшего Гуюк-хана, находилась под особым контролем. Если Ярослав Всеволодович был первым среди князей Руси признан Батыем и утверждён великим князем, то не исключено, что он мог служить укреплению независимости Западного улуса.[151]
Значит, утверждение Ярослава Всеволодовича великим князем Северо-Восточной и Киевской Руси следовало отменить. Ханша Туракина добилась этого без всяких споров, простым и надёжным способом: она просто его отравила. "Той же осени, — свидетельствует Лаврентьевская летопись, в которую был казнён Михаил Черниговский, Ярослав князь сын Всеволода, преставился в иноплеменниках, идя от ханович, месяца сентября в 30 день на память святого Григория"[152].
Папский посланник, погружённый в Каракоруме в энергичную агентурную работу, в связи с подробным рассказом об убийстве великого князя, счёл необходимым подчеркнуть, что лишь "после смерти Ярослава, если только мы хорошо помним время, наши татары отвели нас к императору". То есть что он здесь, вроде бы, и ни при чём.
"В то же время, — пишет Карпини, — умер Ярослав, бывший великим князем в некоей части Руси, которая называется Суздаль. Он только что был приглашен к матери императора, которая, как бы в знак почета, дала ему есть и пить из собственной руки; и он вернулся в свое помещение, тотчас же занедужил и умер спустя семь дней, и все тело его удивительным образом посинело. Поэтому все верили, что его там опоили, чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землею. И доказательством этому служит то, что мать императора, без ведома бывших там его людей, поспешно отправила гонца в Руссию к его сыну Александру, чтобы тот явился к ней, так как она хочет подарить ему землю отца. Тот не пожелал поехать, а остался, и тем временем она посылала грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца. Однако все верили, что если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену".
Для мести великому князю, чьи полки разгромили крестоносцев, и в видах освобождения пути к великому княжению для склонного слушать увещевания Рима Даниила Галицкого, ждавшего вестей в Сарай-Бату, довольно было намекнуть Туракине, что Ярослав — ставленник её врага Батыя. Но расправиться с самим Ярославом было мало: ведь за плечом отца уже вырос и прославился победами его сын Александр. Карпини был убеждён, что теперь-то Александр точно умрёт. "Других же, — писал папский посланник о владыках завоёванных земель, — которым они позволяют вернуться, они требуют их сыновей или братьев, которых больше никогда не отпускают, как было сделано с сыном Ярослава, неким вождем аланов и весьма многими другими. И если отец или брат умирает без наследника, то они никогда не отпускают сына или брата; мало того, они забирают себе всецело его государство".
Однако Батый не любил, когда нарушались его планы и его воля. "При возвращении в землю бесерминов, — пишет в конце своего сочинения Карпини, — в городе Лемфинк, мы нашли Угнея, который, по приказу жены Ярослава и Бату, ехал к вышеупомянутому Ярославу", как полагает знаменитый биограф Александра Невского В.Т. Пашуто, предупредить о готовящемся отравлении. Супруга Ярослава скончалась в том же 1245 г., когда он выехал в ставку Батыя; не исключено, что гонец вёз лишь известие о её смерти (татары, надо отдать им должное, относились к своим женщинам и жёнам видных союзников с величайшим уважением). Но в главном Пашуто был прав: Бату-хан решил не сдавать самого славного сына Ярослава Каракоруму, пока там правят хан Гуюк и его коварная мать.
Александр не захотел принять бесславную смерть от яда, а Батый не отправил знаменитого воина к великому хану. Узнав об этом на обратном пути, Карпини вернулся к папе Иннокентию IV уже с новой агентурной разработкой. Представившись добрым другом покойного Ярослава Всеволодовича, буквально не отходившим от ложа умирающего великого князя, Карпини выдвинул версию, что отец Александра на смертном одре якобы склонился к покорности папе!
22 января 1248 г. папа римский положил эту версию в основу грамоты, адресованной князю Александру, с целью совратить его в католицизм. Смесь наглости и лицемерия этого текста достигает такого градуса, что читатель не поверит мне, если не привести текст этого документа целиком.