Например, потомки уже упомянутого выше знаменитого витязя князя Александра, Гаврилы Алексича, происходившего из новгородского боярства, бывшего предком рода Пушкиных и еще по меньшей мере 52 дворянских родов России, верно служили сыновьям Невского, его внукам и правнукам, покинув Новгород и обосновавшись сначала в Городце у сына Александра князя Андрея, затем перебравшись ненадолго к тверским князьям, а при Иване Калите осели в Московском княжестве, где их древнейшие поместья носят и до сих пор имя предка Пушкиных, правнука Гаврилы Алексича — Григория Пушки. Достаточно вспомнить Пушкино на реке Уче в тридцати километрах от Москвы на северо-восток по Ярославской дороге.
И здесь мы, по необходимости забегая вперед, должны сказать о начале того сложного и многогранного процесса созидания московской служилой аристократии, ставшей в итоге опорой царского трона Москвы, процесса, начавшегося или, скорее, начатого при Александре Невском, процесса окончательного собирания лучших русских родов вокруг одного княжеского дома, вокруг одного стольного града, вокруг будущего Третьего Рима. Необходимо сразу сказать о дружинном слое князя, который, несомненно, неуловимо для исторических документов не мог не оказывать своего влияния на Александра в вопросах войны и мира, внешней политики. Основным источником для данного предположения может быть и фактически таковым является Житие князя. Отмеченная в Житии Александра Невского «дружина» была сложным организмом, симптоматично определяя своей новизной и сложностью переломную эпоху русской государственной истории. «Ни о каких “Старшей” и “младшей” ее частях здесь не упоминается. Принципиальные разграничительные линии среди этих людей здесь собственно две: с одной стороны, между новгородцами и людьми князя, пришедшими с ним в Новгород, а с другой — между знатью (боярами) и остальными людьми. Впрочем, различие между новгородцами и неновгородцами имеет более или менее относительное значение. Оно было подчеркнуто только в данном случае, и то непоследовательно — в списке героев (Жития. — Авт.) новгородцы не отделены совершенно от княжеских людей (Яков, ловчий князя, “вклинился” между Сбыславом Якуновичем и Мишей). Между тем мы знаем, например, что потомки Гаврилы Олексича (а может быть, и Миши — в зависимости от того, с какими лицами, известными из других источников, отождествлять его и род Мишиничей) состояли не только в числе новгородской знати, но и дали ветвь, которая закрепилась при дворе московских князей. И естественно, такое различие между “туземцами” и “чужаками” не было исключительной особенностью Новгорода. Ведь большинство князей домонгольской Руси никогда не сидели на одном “столе”, а переходили из одной земли и “волости” в другую, и наличие у них на службе людей “местных” и “пришлых” было нормальным явлением. О том, что происхождение княжеских людей могло быть самым разным, говорит в данном случае замечание Жития, что ловчий Александра происходил из Полоцка». Разбор данных Жития о социальном составе окружавших князя людей позволяет нам сделать заключение, что под словом «дружина» в данном памятнике имеется в виду не просто войсковая единица, более или менее устойчивая по своему составу в прежние века, но именно специфическое окружение князя, которое, раз сложившись, переходит по наследству к потомкам Невского. Не случайно и потомки Гаврилы и Миши становятся самой знатной московской аристократией раннего периода возвышения Москвы и верно служат потомкам князя Александра. Мы можем уверенно говорить, что феномен служилого аристократического сословия, ставшего крепким основанием для построения централизованного государства, был положен именно «социальной» политикой по отношению к знатным родам князя Александра и его потомков, нашедшей отражение в его дружине, внутренне довольно сложно структурированной, но с явной тенденцией перерастания в самое ближайшее время в новую социокультурную формацию, которую весьма условно, но не совсем необоснованно можно уже назвать «дворянством».
К новгородской и полоцкой аристократии в составе дружины необходимо прибавить и митрополита Кирилла, пришедшего к Александру от Даниила Галицкого из Галицкой Руси. У ближайших потомков Александра мы увидим на службе знатных бояр Киевской и Черниговской земель. А святой митрополит Петр приходит в Москву к потомку Александра Невского с Волыни. Так, со всей разгромленной татарами Руси потянулись к княжескому роду, духовной главой и небесным заступником которого стал князь Александр, лучшие представители домонгольской Руси, знаменуя собой нерушимую связь Руси Киевской, Владимирской и Московской.
В 1233 г. Александр пережил страшное испытание, которое для молодости не проходит бесследно. В самый канун своей свадьбы его старший брат Федор скоропостижно скончался. Александр участвовал в погребении брата в Георгиевском соборе Юрьева монастыря.
Невеста брата Александра Феодора — Евфросиня, дочь святого князя Михаила Всеволодовича Черниговского. Ей предстоит еще одно страшное потрясение — смерть отца в Орде. После смерти жениха, постригшись в монастырь, Евфросиния стала его игуменьей. Под впечатлением смерти князя Федора она начала врачевать в монастыре больных. Евфросиния прославлена в лике святых нашей Церкви. Житие княжны дает интересные подробности ее жизни. Оказывается, она была поклонницей античной культуры. Читала книги Вергилия, Аристотеля, Гомера и Платона. Доступность этой литературы в то время на Руси позволяет нам говорить о том, что труды классиков античной древности были, вероятно, известны и князю Александру.
В Новгороде в это же время на Владычном дворе Александр участвует в закладке храма святого Федора вместе с архиепископом Новгородским.
В 1234 г., спустя год после смерти брата, зимой Александр участвует в кампании своего отца Ярослава против немцев в Прибалтике, захвативших русский город Юрьев, переименовав его в Дерпт. Ярослав отправил войско к Юрьеву-Дерпту. Русские окружили город и стали разорять предместья. Это вынудило немцев выйти из укреплений и принять открытый бой. Здесь впервые произошло сражение с рыцарями, в котором принял участие Александр. Немцы были разбиты у реки Эмайыги и бежали под защиту стен замков в Дерпт и Оденпе.
Итак, в свои 14 лет Александр Ярославич получил первый опыт ведения военной кампании с западным соседом. Нет никаких сомнений в том, что агрессия католической Европы напрямую связана с татарским нашествием, поставивший Русь на грань жизни и смерти. Но даже в таком не просто ослабленном, а в полуживом состоянии новгородские дружины, защищая Русь с Запада, успешно противостояли набегам немцев, шведов, датчан, литовцев, эстов и финских племен сумь и емь.
Это ли не чудо русской истории, это ли не загадка русского духа! И достаточно сказать, что все эти победы совершены в основном под руководством Александра, чтобы изумиться перед воинским гением святого князя.
Не успели отзвенеть мечи в земле чуди, как литовцы неожиданно ворвались на посад города Русы (Старой Руссы) и увели полон. Александр с отцом нагнали «литву поганую» в 120 километрах от города и наголову разбили. В качестве трофея новгородцам досталось триста груженных русским добром коней.
Ярослав Всеволодович пробыл в Новгороде до 1236 г. Уходя в Русь, как тогда говорили, то есть в Киев, он оставляет Александра в Новгороде князем-наместником. Вероятно, Александру торжественно на вече вручается меч — символ княжеской власти. Началась его самостоятельная политическая жизнь в древнем городе славянской вольницы!
Еще раз отметим, что это был последний мирный год уходящей за исторический горизонт Руси князя Владимира.
1237 год для России — начало страшнейших, невиданных испытаний. Татары врываются в рязанские земли. Разорена Рязань и грады рязанские, люди побиты, татары идут к стольному Владимиру.
Александр Ярославич в свои 18 лет стал свидетелем распада привычного мира Руси домонгольского периода. Рухнула вся система отношений между княжествами и династическими линиями Рюриковичей. Фактически рухнула вся государственная система, которая в глазах русских людей и того и последующих веков была неделимым конфессионально-политическим и национальным целым — Русской землей.
Нам невероятно трудно представить то психологическое состояние русского человека того страшного века, пережившего нашествие. Археологи, раскапывая русские города, разрушенные татарами, поражаются разгрому. В Киеве многие жертвы нашествия были даже не захоронены впоследствии. Целые семьи лежали непогребенными в своих домах. На улицах города — трупы павших в уличных схватках. Во Владимире многие жертвы, в том числе дети, свалены в одну яму. Черепа русских воинов находят без тел, с явными следами сабельных ударов на шейных позвонках, что является свидетельством казни израненных русских ратников. Такая же жуткая картина открывается археологам в Рязани. Даже более чем 700 лет спустя после нашествия эта трагедия не может болью не отзываться в сердцах потомков. Что творилось в душе юного князя в тот черный год, нам остается только гадать. Но безусловно, психологическая травма нашествия, оставившая шрам в русской душе на все последующие столетия нашего национального бытия, не могла не оставить такого же глубокого следа и в душе Александра.
Под 1239 г. летопись сообщает о женитьбе князя Александра Ярославича на дочери полоцкого князя Брячислава. Свадьба состоялась в Торопце.
В отношении жен князя Александра существует ряд вопросов.
Двух жен Александра Невского упоминает Степенная книга — памятник середины XVI века (завершен в 1563 г.). В ней при упоминании основанного женой Всеволода III Марией Шварновной владимирского Успенского Княгинина монастыря приведено описание древних гробниц, находящихся в Успенском соборе монастыря: «В манастыри же ся в пределе Христова Рожества от юга на правой стране положена быша великая княгини Александра да Великаа княжна Евдокиа. А на левой стране велика княгини Василиса. А в приделе Благовещениа от севера на правой стране велика княгини инока Марфа Шварновна да велика княгини Анна. А на левой стране мученик Аврамий». Данная статья Степенной книги нуждается в комментарии. «Великие княгини Александра и Василиса (иногда ее называли Вассой) — это и есть две жены Александра Невского, о чем сообщают краеведческие труды XIX в. Из профессиональных историков первым о двух женах Александра Невского, Александре и Вассе, писал Карамзин. Он считал первой женой Александру, а второй — Вассу. Эту информацию историк почерпнул из надгробных надписей Княгинина монастыря, как они читались в его время». Вот как об этом сообщает сам Карамзин: «Там стоят три гроба: первый (как означено в надписях) великия княгини Александры, супруги благоверного князя Александра Невского; вторый дщери его княжны Евдокеи; а третий (на левой стороне) благоверныя княгини Вассы, вторыя супруги Александра Невского». Сведения о двух женах Александра Невского стали популярны в научной и художественной литературе. Впрочем, споры об этом не умолкают. Одни считают, что Васса — это монашеское имя Александры. Другие склонны видеть в нем монашеское же имя дочери рязанского князя Изяслава Владимировича Дарьи, на которой якобы Александр Ярославич женился в 1252 г. Еще одно имя жены Александра Невского находим в «Истории Российской» В.Н. Татищева: «Того же лета в Новеграде женися князь Александр Ярославич, внук Всеволож, у полоцкого князя у Брячислава поят княжну Прасковию». Татищев дает известную по другим летописям информацию, однако переносит место действия из Торопца в Новгород и дает нам имя княжны. Многие современные историки относятся с недоверием к этой информации «Истории» Татищева. Наиболее ранним источником, в котором встречается имя жены Александра Невского, являются описи древних гробниц города Владимира. Первые из них были составлены еще в XVI веке, хотя и дошли в списках более поздних, XVII века. И