— Эй... вы... Отоприте ворота!..
— Позовите сюда воеводу Заячью Шкурку!.. — крикнул другой. — Пусть идёт на совет... Народ просит его.
— Пусть даст нам, копей и мечей, и мы сами прогоним половцев.
— И без дружины обойдёмся!
Толпа всё росла и росла.
Людомира послала отрока к окну в частоколе, велев сказать, что воевода уехал на княжеский двор.
— Неправда! — крикнули за воротами. — Мы видели, как отсюда выходил тысяцкий из Берестова. Значит, воевода дома!
— Вышатич не застал воеводы, — прокричал в ответ отрок.
— Так мы найдём его... Если он воевода, пусть ведёт рать на половцев, а не сидит дома, словно заяц в лесу.
— Пойдём к князю! — послышались голоса.
— Пойдём!
— Нам не таких надо князей!
Вдруг из толпы выехал один всадник и громко закричал:
— Братцы, разделимся! Пусть одна половина идёт на княжий двор и требует от князя коней и мечей, а другая — к темнице, в которой заперт князь Всеслав... Если Изяслав не хочет княжить, то мы освободим Всеслава и посадим его на княжий престол. Пусть княжит и защищает нас!
Речь эта понравилась толпе, и она быстро разделилась на две половины. Одна двинулась за двор Брячислава через мост и ворота Святой Софии к Княжескому концу, а другая повернула назад и отправилась к месту заключения князя Всеслава.
Изяслав знал о волнении народа, но, имея при себе дружину, не боялся его.
На всякий случай он послал воеводу Коснячку к митрополиту Георгию с просьбой поспешить на княжеский двор и помочь усмирить народ.
Едва воевода успел уехать, как перед воротами княжеского двора стала расти толпа.
Великокняжеский двор был обнесён таким же частоколом, как и хоромы воеводы Коснячки; фасадом он был обращён к Десятинной церкви и Бабьему Торгу, а задней частью примыкал к каменным стенам, окружавшим Гору.
Изяслав сидел со своей дружиной в сенях, когда услыхал какой-то шум на дороге. Один из бояр выглянул через окошечко в частоколе и отскочил с испугом. Казалось, что внизу и на площади вокруг Десятинной церкви собрался весь Киев.
— Княже! — сказал он со страхом. — Народ пришёл с веча!
Изяслав, окружённый дружиною, вышел из сеней, чтобы подойти к калитке. Ему загородил дорогу сын Мстислав.
— Негоже тебе держать речи перед бунтовщиками, — сказал он. — Останься с дружиной, а я пойду к ним...
— Да, останься, князь, — поддержали его дружинники.
Мстислав выглянул через форточку в частоколе и обомлел: княжеский двор казался окружённым огромной толпой со всех сторон.
Кто-то из толпы заметил Мстислава, выдвинулся вперёд и крикнул нахально:
— Княжич! Половцы почти каждый день делают набеги на наш город, и никто не защищает его.
— А разве мой отец не ходил на половцев? — спросил Мстислав.
— Ходить-то ходил, да толку никакого. Не князь победил половцев, а они — князя. Он вернулся домой, а они за ним...
— Князь держит дружину не для нас, а для музыкантов и плясунов, — громко пошутил кто-то.
Мстислав побагровел.
— Чего разорались, бараньи головы... Не вам, дубье, приказывать князьям!
Разгневанный княжич ни с чем вернулся к отцу.
Мятежники, не получая никакого ответа от Изяслава, неистовствовали и начали напирать на ворота княжеского двора.
— Дело принимает скверный оборот! — заметил князю его приближённый Чудин.
Изяслав посмотрел вперёд и заметил новую громадную толпу, приближавшуюся к Княжескому концу.
— Ну, вот и митрополит с крестом! — радостно проговорил он.
А народ всё громче ревел:
— Князь, давай коней и оружие или иди вместе с нами на половцев!
Плохо, князь, — продолжал Чудин. Пошли людей в темницу и прикажи им убить Всеслава!.. Он — причина всего зла.
Толпа, замеченная Изяславом, постепенно приближалась к воротам. Впереди ехал всадник в грязном выцветшем кафтане, с густой бородой и длинными усами.
Изяслав вгляделся в толпу и вдруг нахмурился и покраснел.
— Это не митрополит! — воскликнул он. — Это Всеслав!
Народ, увидев приближавшуюся толпу с Всеславом во главе, забурлил ещё больше и начал сильнее напирать на ворота.
Князь и дружина отошли в глубину двора, а вместо них выступили вооружённые гридни и отроки, готовые сразиться с народом.
Это был маневр, задуманный князем для бегства. В саду уже стояли осёдланные кони, и Изяслав, сев на них с дружинниками, скрытно выехал через заднюю калитку, ведшую в Берестово, и по Крещатой долине помчался в Василев.
Толпа, шедшая с Всеславом, тем временем приблизилась к великокняжескому двору.
— Ты правь нами! — раздались голоса, обращённые к Всеславу. — Не хотим Изяслава!
Ворота под сильным напором массы людей подались и раскрылись, в минуту весь княжеский двор заполнился бурлящей толпой. — Раздались крики, когда обнаружилось, что князя нигде нет.
— Бежал, заячий хвост!
— Бежал от нас, как от половцев!
— И пусть бежит, да не оглядывается!
Вдали показался небольшой отряд дружины Ярослава с воеводой Коснячкой, митрополитом Георгием и духовенством.
Пока отряд воеводы доехал, княжеские хоромы были уже разграблены.
Все, сняв шапки, низко поклонились митрополиту, державшему крест в руке, и начали прикладываться к кресту.
Затем вперёд выдвинулся Варяжко, посадник белгородский, и начал жаловаться митрополиту:
— Мы просили князя Изяслава дать нам коней и оружие или самому защищать нас от половцев, но он не хочет. А если не хочет или не умеет, так пусть и не княжит. Знать, он и сам так думал, потому что бежал, и теперь у нас нет князя... Благослови, святой владыка, Всеслава на великокняжеский стол, и пусть он княжит во славу Божию и народа.
Народ расступился, и к митрополиту подошёл весь бледный, грязный и растрёпанный Всеслав. Митрополит не колебался и, подняв крест, опустил его на голову нового народного избранника, не успевшего ещё прийти в себя от всего происшедшего.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь! — произнёс митрополит. - Воссядь, сын мой, на великокняжеский стол Ярослава Мудрого, который предназначен тебе Богом, княжи и правь народом отечески и не давай на расхищение твоих городов и имущества нашим врагам.
Народ обнажил головы. Всеслав осенил себя крестным знамением и дважды поцеловал крест, а затем стал рядом с митрополитом, окружённый киевлянами, и обратился к народу:
— По воле народа и Божией милостью сегодня я занял киевский престол, оставленный Изяславом. Господь видит, что я занял его нс по собственной воле. Изяслав, целуя крест со своими братьями и клянясь, что они не сделают мне зла, не сдержали своего слова. За это Господь их наказал. Да поможет же Он мне служить Ему и вам с честью и пользой!
Толпа киевлян окружила Коснячку и благодарила его, что он не участвовал в борьбе Изяслава с народом и встал на сторону обиженных.
Всеслав, желая воспользоваться опытностью Коснячки, предложил ему остаться по-прежнему воеводою и руководить дружиной, но воевода отказался, сославшись на старость.
Всеслав не настаивал, и вскоре воевода уехал домой. Возвращаясь из Княжеского конца, он издали заметил, что у ворот его дома стоит вооружённый конный отряд, и забеспокоился. Он пришпорил коня и придержал его лишь тогда, когда разглядел, что отряд состоит из приближённой стражи тысяцкого из Берестова.
Когда воевода приблизился к воротам своего дома, к нему подъехал один из отряда Вышатича и спросил:
— Ваша милость позволит нам уехать?
— С Богом, — сказал воевода. — Спасибо вам за услугу... Поблагодарите от меня тысяцкого за внимание.
Ворота, задвинутые дубовым засовом, были открыты, и воевода въехал во двор.
Не успел он слезть с лошади и отдать поводья челядинцу, как Людомира выбежала из терема и бросилась в отцовские объятия.
— Что ты так долго? — спросила она.
— Раньше нельзя было, — не вдаваясь в подробности, ответил старик.
— Где же ты был целый день?.. Я так беспокоилась о тебе... Когда ты уехал на княжий двор, Вышатич искал тебя...
Воевода поцеловал дочь и сказал:
— Славный молодец этот Вышатич…
Люда, казалось, не обратила внимания на его слова.
II. СВАТЫ И ГАДАНЬЕ
Немного киевляне имели пользы от Всеслава. Хотя он и двинулся на половцев, но ничего не сделал им, потому что настала зима и половцы ушли сами. Воцарилось временное спокойствие, но это не удовлетворяло ни киевлян, ни Всеслава. Половцы, побеждённые стужей, а не оружием, могли вернуться весной. Но, что хуже всего, и Изяслав мог вернуться; ходили слухи, что он бежал в Польшу и оттуда собирается весной вернуться на Русь. Это очень беспокоило и киевлян, и их князя.
Вот гак, среди общей неуверенности, и настала зима.
Однажды в морозную звёздную ночь от дома тысяцкого в Берестове отъехало двое саней, в которых сидело по два человека.
Миновав Печерский монастырь, они свернули в густой лес и по узкой крутой тропинке спустились к Подолу, а там повернули на Боричев въезд; видно было, что путники пробираются на Гору.
Въехав через ворота в город, путники миновали княжий двор, Десятинную церковь и Бабий Торг, проехали через другие ворота и вскоре остановились у хором воеводы Коснячки.
В доме было спокойно и тихо. Старый воевода ходил по гриднице, как вдруг вошёл отрок и доложил:
— Гости к вашей милости из Берестова.
— Отопри ворота, — удивившись, сказал воевода.
Едва он взглянул на входивших гостей и на их праздничные наряды, как сразу догадался, кто они и зачем приехали. Это были сваты от Вышатича.
Впереди шёл старик с большою седою бородою, в собольей шубе, которую получил в дар от Ярослава Мудрого. Это был старый Варяжко, знакомый и друг воеводы, посадник белгородский, родственник Вышатича. За ним вошло ещё несколько человек.
Войдя в гридницу и остановившись посередине, сваты перекрестились на образа, каждый из них поклонился воеводе в пояс и все вместе сказали: