Я хоть и без хозяйки теперь, а всё же кое-что найдётся.
— Нет, спасибо тебе, родимый, за ласку и привет, а мне домой пора, недосуг, я только и пришёл на тебя поглядеть.
Оставшись один, Всеволожский задумался; какая-то мысль сильно занимала его. Наконец он улыбнулся и быстро вышел в сад. Ему стало страшно даже стен, он боялся, что они узнают его мысли и выдадут его тайну.
— Да, только бы посрамился он, не станут тогда они кичиться своим неодолимым князем. Только кого послать? Боязно верить теперь людям. Вон родич и тот за ворога стоит. Самому лучше. Оно и кстати: скажу, жену пропавшую поехал разыскивать, и сам тем временем успею шведам сообщить что нужно. Пусть его разобьют хорошенько. А пока он доберётся до Невы, я и назад успею вернуться. Так, значит, и надо сделать!
VII. ОСВОБОЖДЕНИЕ
Рано собрались гости к боярину Симскому на другой день после отъезда князя; в числе гостей находился и Солнцев. Все были веселы, довольны. Старая, враждовавшая с князем партия была уничтожена; оставшиеся, может быть, и не искренно, но всё-таки примкнули к князю. Опасаться было нечего: настало старое, доброе, покойное время.
Один только Солнцев был мрачен; веселье не шло ему на ум. Вот уже три дня прошло с тех пор, как он не виделся с боярыней и не имел об ней никакой весточки. На другой же день стало ему известно, что Всеволожский остался жив, но что делалось у него в доме, ему было неизвестно.
«Два раза оживает, проклятый, ну в третий раз уж не увернётся! И как это не пришиб я его! Ведь теперь замучает он мою голубку, житья ей не даст; а я ещё сказал, что не вернётся он больше! Повидать бы её хоть на минутку, поговорить с ней; да как теперь проберёшься к ней, чай, одной стражи наставил невесть сколько».
И всё пуще и пуще сжимается его сердце, всё глубже и глубже зарывается грусть-тоска постылая, гложет она сердце, сосёт его, словно змея лютая. Угрюмо глядел дружинник на весёлых, пирующих гостей; их веселье ещё более растравляло его тоску.
В покой вошёл ещё один боярин.
— Чудеса у нас стали твориться, — заговорил он после приветствий, присаживаясь к столу.
— Что такое? Аль вести какие? — посыпались вопросы.
— Уж на что лучше! То мёртвые из гробов встают, а то ещё и лучше бывает.
— Да не томи, говори, что такое?
— Всё, Всеволожский наш!
При имени Всеволожского Солнцев вздрогнул и поднял голову.
— Аль начудил чего?
— Чего начудил, над ним начудили!
— Как так?
— Да так, какой-то дружинник у него жену украл!
Симский взглянул на Солнцева; тот сделался бледнее стены. Он вскочил с места и, задыхаясь, спросил:
— Кто тебе это говорил, боярин?
Все с удивлением смотрели на Солнцева: для них непонятно было его волнение.
— Кто говорил-то? Да родич его Мунин.
— Когда же украли её? — дрожащим голосом продолжал спрашивать Солнцев.
— Да в тот самый вечер, как он воротился домой. Пришёл он ночью, а жены его и след простыл.
— Врёт Мунин! — сорвалось невольно с языка у Солнцева.
— Вот те и раз! Да ты откуда знаешь, что он врёт?
— Кабы кто из дружинников украл его жену, мне было бы ведомо это! А коли пропала его жена, так он сам над ней что-нибудь злое учинил!
— И мне тоже сдаётся, — согласился Симский.
— Да что вы, бояре?! Кабы что-нибудь он над ней сделал, так постарался бы концы в воду схоронить, а то теперь, чай, двор у него на запоре; всех своих холопов разогнал на поиски и сам вчера же куда-то ускакал на розыски.
Солнцев заметался, отыскивая шапку. Симский схватил его за руку и отвёл в сторону:
— Ты что это мечешься как угорелый?
— Пойду искать её, живую или мёртвую!
— Да где же будешь искать-то?
— Пока и сам не знаю! А чует моё сердце, что найду её, только какою найду-то, может, мёртвою?
— Полно тебе, что выдумаешь!
— Где же ей деваться-то? Ведь я тебе рассказывал всё! А вон говорят, будто он и не видал её.
Симский задумался. В это время вошёл холоп.
— Тебе что? — быстро спросил его боярин.
— Посадника тут нетути?
— Чай, сам знаешь, что нет! Тебе зачем его?
— Да там холоп какой-то пришёл, говорит, нужно очень, дело какое-то важное есть до него.
— Так пускай и идёт к нему, чай, дорогу знает.
— Был у него, дома нетути; у других бояр был, и там не нашёл, уж сюда пришёл. Коли, бает он, и здесь нет посадника, так предоставь меня, бает, перед очи какого ни на есть боярина.
— Что за чудо? Погоди маленько, — обратился Симский к Солнцеву, — я ту же минуту ворочусь.
Наконец дверь отворилась и вошёл Симский. Лицо его было бледно; он был сам не свой.
— А какой это там холоп приходил? — спросили его.
— Делать ему нечего, он и тревожит, вишь, со шведом ему драться захотелось, так позволения пришёл спрашивать идти за дружиной следом!
Гости рассмеялись. Солнцев нетерпеливо посматривал на Симского; он заметил перемену в его лице и понял, что вызывали боярина именно по делу, его касавшемуся. Он схватил шапку и начал отвешивать поклоны гостям. Симский его не удерживал, но едва только Солнцев скрылся за дверью, как он догнал его:
— Постой, погоди!
Тот остановился.
— Дело есть, останься, обожди вон хоть в этом покое, пока все не разбредутся.
— Да какое дело-то?
— Эх ты какой! Ну, боярыню твою разыщем, знаю, где она.
Затрясся Солнцев, еле на ногах устоял.
— Правду ль ты молвишь? Жива ли она?
— Жива, у себя в дому, понял? Ну, а теперь сиди и жди!
— Да ведь они, дьяволы, до поздней ночи не уйдут!
— Да раньше ночи мы ничего и не поделаем; сиди ты только спокойно, всё сделаем!
Скрепя сердце остался Солнцев. Хозяин пошёл к гостям. Те, видя боярина расстроенным, начали расходиться. Симский их не задерживал. Позвав холопа Всеволожского, Петра (а это он приходил), Симский вместе с ним вошёл к истомившемуся Солнцеву.
— Ну, вот он тебе всё расскажет, — проговорил Симский, указывая на Петра.
Пётр рассказал всё, что происходило в доме Всеволожского. Дружинник застыл от ужаса при этом рассказе.
— Что ж, наше дело подневольное, — продолжал Пётр. — Я было заикнулся, так он, боярин-то, чуть не убил меня там же на месте. Как ушли мы от него, так он за нами вдогонку чуть не всю челядь свою послал. Я-то убежать успел, а товарища на дерево вздёрнули. На душе у меня так тяжко было, что самому было впору петлю на шею надеть. Господь с ним и с его деньгами-то! Вот как открылся вам, так словно и полегчало на душе.
— Что же мы сидим-то, что сидим? — чуть не застонал Солнцев. — Она, может, помирает теперь аль и совсем померла, а мы тут побасёнки разводим!
Симский невольно взглянул на окно начинало темнеть.
— Погоди маленько, — проговорил он. — Сам знаешь: теперь нельзя разгром делать: светло ещё; вот маленько потемнеет, тогда и пойдём.
— Можно с Волхова подъехать к саду, дорогу я знаю, никто не увидит.
Симский задумался.
— Твоя правда. Погоди, сейчас холопов кликну, — проговорил он, выходя из покоя.
Не более как через полчаса две лодки отчалили от сада Симского. В первой сидели: Симский, Солнцев и Пётр, а в другой пять человек холопов. Солнцев сам работал вёслами; лодка неслась как стрела, но ему казалось, что она еле двигается. Наконец подъехали к густым, купающим свои ветви в Волхове ивам. Лодка ткнулась в берег, и почти в то же мгновение Солнцев очутился в саду. За ним выскочили остальные; в руках холопов были заступы, ломы, за поясами торчали ножи и топоры.
— Ну, веди теперь! — обратился Солнцев к Петру.
Тот пошёл вперёд, за ним двинулись остальные. Мёртвая тишина господствовала на когда-то шумном дворе боярина Всеволожского. Словно замер дом; только собака, услышав шаги, лениво тявкнула и спряталась в свою конуру. Пётр вошёл в хоромы. Душа у него была не на месте; он боялся встречи со Всеволожским. Но в доме царила та же мёртвая тишина. Пётр робко подошёл к подвальной лестнице. В последнем покое, как привидение, стояла перепуганная насмерть старуха. Она хотела крикнуть, хотела бежать, но ноги не повиновались, не хватало голоса; она только с ужасом глядела на вошедших.
— Уберите-ка ведьму! — приказал Симский холопам, указывая на старуху.
Те бросились на старуху, повалили её на пол и скрутили ей ноги и руки кушаками. Старуха от страха не пикнула.
— Ну, теперь дальше! — торопил дружинник.
— Без света туда нельзя идти! — заявил Пётр.
— Что же ты раньше не сказал? — вскипел Симский. — Мы дома бы взяли свечей, а здесь где их искать?
— Вон небось ведьма-то знает, — проговорил Солнцев, указывая на небезызвестную ему старуху.
— В поставце! — еле проговорила та.
В поставце нашли свечи, зажгли и начали спускаться по лестнице. Гул шёл под сводами коридора от шагов вошедших. Пётр внимательно всматривался в стену.
— Вот здесь, кажись.
— Ну, ребята, принимайтесь за работу! — скомандовал Симский.
Грузно ввалился лом в стену. В один миг с грохотом посыпались кирпичи. Стала видна дверь, и из-за неё послышался не то задавленный крик, не то тяжёлый стон.
Этот тяжкий звук, однако, вернул Солнцева к жизни.
— Жива! — крикнул он, осеняя себя крестом.
Дверь, однако, была заперта. Дружинник, выхватив у холопа топор, принялся за работу. Искрами летели щепки; не прошло десяти минут, как дверь рухнула. Схватив в руки свечу, Солнцев бросился в подвал. В углу, с широко раскрытыми глазами, в одной изодранной сорочке, с обнажёнными плечами и грудью, протянув руки вперёд, как бы защищаясь, стояла боярыня. Она была словно поражена параличом. Она узнала Солнцева и, принимая его за привидение, пришла в ужас.
— Миша! Михайло?! — шептала она в страхе.
— Я, я, родимая, солнышко моё красное! — задыхаясь, бросился Солнцев к боярыне.