После смерти Александра I наследником его являлся Константин. Но, женившийся на особе нецарской крови, он еще несколько лет назад вынужден был отречься от престола.
Отречение, как и манифест Александра I, составленный на его основе, держали в тайне.
А согласно манифесту, свободное отречение великого князя Константина Павловича от права на российский престол император Александр I считал «твердым и неизменным». Акт отречения решено было сохранить до поры необнародованным в большом Успенском соборе и в трех высших правительственных местах: Святейшем Синоде, Государственном совете и Правительствующем Сенате. Наследником признавался второй великий князь — Николай Павлович.
Об этом знал лишь узкий круг близких к трону людей.
Наследником престола считали Константина. 27 ноября состоялась присяга на верность ему. В продаже появились портреты, монеты с изображением нового императора. Члены же царской семьи ждали от польского наместника нового отречения, но он с этим не спешил.
Началось междуцарствие…
Не дожидаясь формального отречения брата, Николай назначил переприсягу на 14 декабря. В правительстве и народе царила полная неразбериха.
Члены Северного тайного общества решили этим воспользоваться и выступить. Тем более стало известно о доносах Шервуда и Майбороды, а в самый последний момент и Якова Ростовцева. Рылеев, узнав о предательстве поручика, намеревался убить его.
Несмотря ни на что, по словам А. Бестужева, они «так твердо были уверены, что или. мы успеем, или умрем, что не сделали ни малейших сговоров на случай неудачи…».
Донос Я. Ростовцева имел тяжелые последствия. По всей видимости, именно из-за него присягу в гвардейских полках «учинили порознь», что «уничтожило единодушие в восстании». По той же причине Сенат присягнул новому государю в необычно раннее время, что спутало все расчеты восставших.
Квартира Рылеева стала штабом тайного общества. План выступления был разработан следующий…
Диктатор восстания — полковник Сергей Трубецкой. В день переприсяги революционные войска выходят на Сенатскую площадь. Необходимо не допустить сенаторов до присяги, объявить правительство низложенным и выпустить Манифест к русскому народу, коим уничтожалось бы бывшее правление и учреждалось Временное революционное правительство. Крепостное право ликвидировалось: граждане становились равными перед законом; вводились свобода печати, вероисповедания, гласный суд присяжных; уничтожалась рекрутчина, вводилась всеобщая воинская повинность, организовывалась «внутренняя народная стража» и т. д. На место правительственных чиновников предполагались выборные лица…
Вести с Сенатом переговоры должны были Рылеев и Иван Пущин. В это же время гвардейский морской экипаж, Измайловский полк и конно-пионерный эскадрон захватывают Зимний дворец и арестовывают царскую семью. Затем созывается Великий Собор — Учредительное собрание, которое примет окончательное решение о формах ликвидации крепостного права, государственного устройства России и др. Великому Собору предстоит решить: быть России республикой или конституционной монархией.
Войсками, что захватывают Зимний дворец, командует Якубович, а что Петропавловскую крепость — полковник Булатов.
Каховский с согласия Рылеева намеревался убить Николая. С наступлением утра он отказался от своего замысла, не желая стать террористом-одиночкой. Затем последовал отказ Якубовича.
План рушился, но промедление грозило верной смертью.
Или — или… Другого выбора не было.
И они сделали его!
«Одоевский служил в конногвардейском полку и на 23-м году жизни был сослан со мною в Сибирь в одной категории. Не ребячество, а любовь к отечеству и стремление на развалинах деспотизма, самого самодурного, самого пагубного для общества [построить] благо России. Молодое увлечение увлекло Одоевского, подобно многим другим молодым людям…»
Тринадцатого декабря он заступил в суточное дежурство на карауле в Зимнем дворце и потому на последнем заседании у Рылеева не был.
А оно проходило очень шумно. Все присутствующие на собрании находились в каком-то лихорадочном состоянии. Тут и там слышались отчаянные слова, фантастические предложения… Рылеев, первенствующий в этот вечер, был особенно прекрасен: начал говорить путано, но лишь коснулся его разговор любви к родине, лицо его оживилось, глаза заблестели, а речь потекла плавно и горячо…
Одоевский знал об этом совещании — тревожные мысли не покидали его весь день. Что там и как?..
Зимний дворец лихорадило: ожидали великого князя Михаила, посланного в Варшаву к Константину, чье отречение только что пришло в Петербург. Государственный совет готовился к вечернему секретному заседанию. Великий князь Николай Павлович прочел на нем манифест о своем вступлении на престол вместо отрекшегося Константина.
Наступила ночь…
Утром войска должны были узнать о новом императоре и присягнуть ему. Николай Павлович эту ночь не спал: страх не покидал его… Что будет завтра? Успеет ли гвардия присягнуть? Доносы Шервуда и Майбороды, найденные в бумагах покойного Александра, давно уже дали ему понять о существовании в стране сильных тайных обществ.
И наконец последнее известие, потрясшее его, — письмо адъютанта начальника гвардейской пехоты генерала Бистрома, поручика Я. Ростовцева…
«Всемилостивейший государь!
Три дня тщетно искал я случая встретить Вас наедине, наконец, принял дерзость писать к Вам… Для Вашей собственной славы погодите царствовать. Противу Вас должно таиться возмущение; оно вспыхнет при новой присяге, и может быть, это зарево осветит конечную гибель России!..»
Он принял этого экзальтированного и обливающегося слезами заику-офицера, расцеловал его и написал в Таганрог начальнику штаба армии И. И. Дибичу: «Послезавтра поутру я или государь, или без дыханья…»
И вот эта страшная ночь накануне еще более страшного утра!..
Услышав грохот и звон шпор возле своей спальни, он, похолодев, вскочил и, подкравшись к дверям, осторожно приоткрыл их.
— В чем дело? — испуганно спросил он у отдававшего приказания гвардейского офицера. — Что за шум?
— Смена караула, ваше величество! — ответил тот.
— Могли бы и потише! — недовольно пробурчал Николай. — Как в Петербурге, все ли тихо?
— Так точно!
— Ваша фамилия?
— Корнет князь Одоевский!..
Николай кивнул и плотно прикрыл за собой массивные двери.
Фамилию этого дежурного офицера он еще вспомнит на следствии. И этот ночной случай повлияет на жестокость приговора князю Александру.
«Ведь мог решиться, да и…» — мелькнет ужасная мысль в голове новоиспеченного императора.
Николай не спал этой ночью… Он сознавал, чем грозит ему малейшее промедление. Не дожидаясь рассвета, он собрал во дворце командиров гвардейских полков.
Предупрежденный Ростовцевым, Николай I опередил деятелей тайного общества. Пока они лихорадочно готовились к выступлению, совещаясь и разъезжая по казармам, Сенат в 7 часов 20 минут присягнул новому императору.
Приехавший в Зимний дворец генерал-губернатор Петербурга Милорадович заверил его, что в городе все спокойно.
Но это было спокойствие перед бурей.
Перед солдатами лейб-гвардии Московского полка уже выступал с горячей речью Александр Бестужев. «Я ожидал, что кончу жизнь на штыках, не выходя из полку, ибо мало на московцев надеялся и для того избрал это место, как нужнейшее».
Полк отказался от присяги. Командира его, барона Фредерикса, мешавшего выходу солдат из казарм, князь Щепин-Ростовский положил ударом сабли. Он же ранил и полковника Хвощинского.
Развернув знамена, с барабанным боем полк двинулся по направлению к Сенатской площади. Командовали им три гвардейских штабс-капитана: Дмитрий Щепин-Ростовский, Александр и Михаил Бестужевы…
Площадь была пуста.
Московцы выстроились в каре (боевой четырехугольник. — В. Я.) между Сенатом и монументом Петру I. К ним присоединился и штатский — Иван Пущин.
11 часов утра… Обстановка накалялась.
Конно-пионерный эскадрон выступить отказался.
Диктатор Трубецкой исчез.
Во дворец прибыл командующий гвардейской артиллерией «с известием, что артиллерия присягнула, но в гвардейской конной артиллерии офицеры оказали сомнение в справедливости присяги… Многие из сих офицеров до того вышли из повиновения, что генерал Сухозанет должен был их всех арестовать» (из «Записок» Николая I).
Лейб-гвардии Гренадерский полк присягнул новому императору. Члены общества поручики Сутгоф и Панов, находясь в полном неведении о сложившейся обстановке, самостоятельно действовать не решились.
Московский полк по-прежнему стоял на площади в каре…
— Ваше величество! — испуганно сообщил примчавшийся в Зимний дворец начальник штаба гвардейского корпуса генерал Нейдгарт. — Московцы в полном восстании, Шеншин и Фредерикс тяжело ранены!..
— Конной гвардии седлать лошадей! — сглотнув подступивший к горлу комок, приказал Николай. — Первому Преображенскому полку строиться на Дворцовой площади. Я поведу роту финляндцев, стоящих на карауле…
Отказался присягать Гвардейский морской экипаж.
Вышедший из дворца император пытался прочесть собравшейся толпе манифест о своем вступлении на престол.
А что же Одоевский?.. Сменившись с караула, он, верный своему слову, пытался помешать конногвардейцам присягнуть, сказав, «чтобы они шли домой, а ему не время их вести». Но конногвардейский полк еще рано утром принял присягу.
У адмиралтейства Одоевский столкнулся с Вильгельмом Кюхельбекером, который возвращался от Рылеева, «объявившего о преднамеренном возмущении». Вдвоем они зашли на квартиру Одоевского и, взяв с собой пистолеты, направились к Рылееву. Вскоре Вильгельм укатил в Гвардейский экипаж, а Александр в Финляндские казармы…
Сам он так рассказал о событиях этого дня:
«По утру в день произшествия пошел я к Рылееву, который сказал мне дожидаться на площаде доколе придут войска. Я пришел на площадь, не найдя на оной никого, пошел домой и у ворот встретил Ринкевича коего взял сани, поехал чрез Исаакиевский мост в Финляндский полк дабы узнать приняли ли присягу, здесь встретил я квартемистерского офицера, котораго видел у Рылеева, и который известил меня что Гранадерский полк не подымается и звал меня ехать к оному. Прибыв туда, нашел некоторых офицеров на галереи от коих узнал что полк присягнул, но что Кажевников арестова