— Давай вечером посидим где-нибудь, расслабимся, — предложил законник, — о делах наших скорбных поговорим. В Москве теперь такое заворачивается… Этот, который с птичьей фамилией, что в президенты баллотировался, к власти пришел — в курсах? Теперь в Совете Безопасности вроде как самый главный. Обещал за два месяца очистить столицу от криминала. Нелегкие времена настали, нелегкие. Менты совсем озверели, пацаны в ужасе, дела стоят, работать совсем невозможно. Может, и хорошо, что Лукины до сегодняшнего дня не дожили: со своими беспредельными замашками первыми под ментовский нож пошли бы…
Свеча не мог удержаться от вздоха облегчения. По последней фразе можно было предполагать — Крапленый на него не в обиде, братья ему сами поперек горла стояли, а это значит, что бригадиру можно не беспокоиться насчет взрыва в Сусальном переулке…
Серьезный разговор проходил в кафе «Ореанды», что на первом этаже гостиницы. Посетителей было немного, и прислуга, обрадованная тем, что в отеле осталась только солидная и респектабельная публика, стала еще предупредительней и вежливей. Свечников хотел было сделать богатый заказ, но Крапленый попросил не брать спиртного: только по этой детали можно было догадаться, что разговор будет непростой.
Вор выжидательно молчал, и Свеча, предугадав первые, самые щекотливые вопросы, начал разговор сам. Признался, что ликвидация Лукиных его рук дело, но братья сами виноваты: зачем его и пацанов на той «стрелке» подставили? Да еще Чижа, чистильщика долбаного, к нему домой подсылали. Что он после этого должен был сделать? Оставалось одно — первым нанести удар…
Крапленый слушал его молча, лишь иногда кивал в ответ. По его лицу нельзя было понять реакции.
— Ладно, об этом чуть погодя. Помнишь свой день рождения?
Свечников кивнул, уже зная, о чем пойдет разговор.
— Да.
— А слова свои помнишь?
— Я за свои слова всегда отвечаю, — с несколько большей поспешностью, чем следовало, произнес в ответ бригадир. — Обещал Солоника найти — найду, бля буду! Для того и в Курган мотались, думали, кого-то из его свояков в заложники взять. Хорошего пацана в этом деле потеряли, а второй ссучился, раскололся. Да что говорить — сам все знаешь. Только пойми правильно: как я могу теперь его искать? Он ведь наверняка где-то далеко. И пробить не через кого. Я уже думал, может, ментов каких купить, через них чтобы…
— Вот об этом я с тобой как раз и хочу поговорить, — размяв желтыми от никотина пальцами сигарету, Крапленый взглянул не на собеседника, а поверх его головы. — Македонский недавно засветился…
Свеча вскочил, едва не перевернул столик.
— Где? Как?
— Он теперь в Греции, в Афинах, — с усмешкой ответил вор. — Ты Вахтанга, Вахо, — не знал такого? — законник назвал довольно известного кавказского вора, с которым в свое время сидел в печально известном Владимирском централе. — Так вот я с ним встречался недавно. Сам мне «стрелу» кинул по этому самому делу. Так вот, Вахо рассказал мне следующее…
Спустя полчаса Свече было известно все: и о грузинском «апельсине» Резо, которого короновал этот самый Вахтанг, и о случайном знакомстве Резо с Солоником, и о том, что Резо вроде бы как уже вычислил местонахождение Македонского.
— А этот Резо не мог ошибиться? — спросил Свечников, явно недовольный тем, что кто-то нашел Солоника раньше его.
— Вроде бы нет. По описанию он, сходится. Да и через своих мусоров наши жулики пробивали: такое очень даже возможно, чтобы он в Грецию свалил.
— Так мы в эти самые Афины хоть завтра! — воодушевился Свеча.
Кто знает, что такое этот Резо. Если человек неглупый, сам поймет убийство знаменитого киллера принесет ему не только авторитет, но и деньги. По слухам, за голову Македонского деньги назначены немалые.
Крапленый помолчал и, пожевав сигаретный фильтр, произнес веско:
— Свеча, ты ведь нормальный пацан. Ну, вышел с братьями Лукиными рамс, вальнул ты их — так они того сами заслужили. Я тебе еще вчера, когда из Симферополя ехали, намекнул.
У Свечникова после этих слов окончательно отлегло от сердца. Вор говорил совершенно искренне, и это не вызывало сомнений.
— Мы в Москве рассудили — поступил ты правильно. Думаю, что и тогда, на дне рождения, ты не напрасно метлой махал. Короче, отдохни тут еще с недельку, возвращайся с пацанами в Москву, не спеша оформляй документы и — в Грецию. За братана своего кровнику отомстишь, слово свое пацанское сдержишь…
Больше о делах не говорили. Лишь через два дня Крапленый как бы между делом завел разговор об оставшихся в столице урицких.
— Лидера теперь нет — вот что плохо, — сказал он задумчиво и печально. — Теперь главное, чтобы ваши пацаны не разбежались, не раздробились. Нужен такой человек, который бы всех авторитетом держал, а не страхом. Понимаешь мою мысль, Свеча? — спросил законник и выразительно взглянул на собеседника.
Нет ничего хуже, чем ждать и догонять — с этим утверждением офицер столичного РУОПа Олег Иванович Воинов был согласен на сто процентов.
Впрочем, догонять, задерживать, сажать в следственный изолятор, шить дела — эти профессиональные занятия руоповца все-таки были немного проще: сказывался богатейший опыт.
А вот ждать… Воинов умел и ждать. В отличие от многих коллег, он никогда не стремился к дешевым, сиюминутным победам, о которых забывают на следующий же день, предпочитая вдумчивую, кропотливую работу, которая рано или поздно оборачивается серьезным успехом. А такая работа невозможна без ожидания.
За Свечниковым и его быками продолжали следить. Правда, урицкие спешно выехали из Москвы, но прослушка телефонов родственников и знакомых позволила быстро вычислить их местонахождение. Не рискуя появиться в столице, бандиты сидели в Ялте, ожидая, как будут разворачиваться дальнейшие события.
Вчера стало известно: Виктор Гольянов, один из самых приближенных к Свечникову людей, известный в группировке под кличкой Мустафа, звонил своей московской подружке и в разговоре между делом сообщил, что сегодня утром прилетает в столицу. Воинов сразу же распорядился выслать в Домодедово «наружку» для наблюдения.
Топтуны вели Мустафу несколько дней, и за это время вот что выяснилось. Гольянов побывал в нескольких туристических фирмах и во всех интересовался турами в Грецию.
Интуиция подсказала Воинову: эта поездка прямым или косвенным образом связана с Солоником. Дождавшись возвращения из Ялты Свечи с остальными бандитами, он отдал приказ…
Конец ноября выдался в Москве хмурым, холодным и дождливым. С самого утра накрапывал мелкий дождик, порывистый ветер морщил лужи, и толпы пассажиров, мерзшие на остановках юго-западной окраины столицы, прятались в ожидании транспорта под навес.
Впрочем, невысокому, чернявому — похожему на татарина — молодому человеку долгое ожидание общественного транспорта не грозило: его автомобиль — длинная, зализанная «Тойота-Кэмри» — гарантировал максимум удобств и комфорта в любую погоду.
Выйдя из подъезда, он привычным движением нащупал в кармане кожанки ключи и двинулся по направлению к паркингу. Неожиданно перед ним вырос высокий, плечистый мужчина.
— Виктор Гольянов?
Владелец «Тойоты», едва взглянув на подошедшего, инстинктивно сунул руку в карман, но в это самое время двое точно таких же мужчин профессионально заломили ему руки за спину, щелкнув на запястьях наручниками, а четвертый, взявшийся невесть откуда, как чертик из табакерки, сунув под нос красную корочку, произнес суконным голосом:
— Ну что, Мустафа, добегался? Московское Региональное Управление по борьбе с организованной преступностью. Ты задержан по подозрению в связях с организованной преступностью и потому веди себя спокойно.
Спустя минут пять порученец Сергея Свечникова в наручниках сидел в салоне ментовского джипа. С обоих боков его подпирали плечистые оперативники. На переднем сиденье, рядом с водительским, восседал достаточно немолодой мужчина с редкими желтыми зубами и короткой стрижкой. Судя по всему, он и был среди оперов главным.
— Гражданин Виктор Гольянов, уроженец Казани, одна тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, временно не работающий, прописанный по адресу: Москва, улица Могилевская, дом… квартира… это вы?
Тот, кого желтозубый назвал Виктором Гольяновым, промолчал.
— Зря отмалчиваешься, Мустафа, — вздохнул главный опер. — Тебя ждут очень крупные неприятности. Двести восемнадцатая на тебе уже висит. Достав из кармана только что изъятый браунинг, он предусмотрительно извлек обойму, передернул затвор и, повертев оружием перед носом задержанного, снова спрятал его в карман. — Организовать тебе семьдесят седьмую статью тоже несложно. Короче, у меня есть все основания для возбуждения против тебя уголовного дела. А теперь все по порядку: меня зовут Олег Иванович Воинов, я — офицер московского РУОПа. Больше тебе обо мне ничего знать не надо. Зато мы о тебе наслышаны. Ты один из боевиков так называемой урицкой преступной группировки. Или я неправ?
— Не бери на понт, начальник, — наконецто оправившись от первоначальной растерянности, процедил Мустафа сквозь зубы. — Стволто вы мне сами подкинули. Понятых не было, протокола тоже. А пальчики-то мои вы в запарке затерли. И вообще: любой базар — только в присутствии адвоката. Почитай как-нибудь Уголовно-процессуальный кодекс — интересная книга.
Нехорошая улыбка скривила лицо Воинова.
— Ну зачем же так: «пальчики», «понятые», «протокол»… И Уголовно-процессуальным кодексом меня пугать не надо. Читал, знаю. Только теперь в Москве другие времена, можно и без формальностей. Гражданин Гольянов, вы, кроме УПК, газеты читаете?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Мустафа не нашелся с ответом.
— И телевизор тоже не смотрите? — продолжал руоповец откровенно издевательски. — А зря, зря… Надо быть в курсе событий. Вы ведь не в лесу живете. — Неожиданно голос мента окреп, зазвучав металлом. — Так вот, поясню: в свете последних событий председатель Совета Безопасности дал нам неограниченные полномочия в борьбе с организованной преступностью. Подчеркиваю: не-о-гра-ни-чен-ны-е, — по слогам повторил он. — Теперь мы не нуждаемся даже в формальном обосновании наших действий. И ты, скотина, сейчас в этом убедишься… Поехали, — скомандовал он водителю.