Суворов частенько выражался аллегорично. «И в низшем звании бывает герой» – кому, как не Суворову и Потёмкину, знать о мужестве русского солдата? С горькой иронией Суворов намекает на снобизм многих аристократов того времени, которые надменно относились к «мужикам», к своей Родине, да и храм Божий посещали нечасто. Потёмкин с полуслова понял Суворова и наградил Новикова как героя.
Для дочери, для любимой Суворочки Наташи, суровый генерал сочинял письма сказочные, захватывающие:
«Ты меня порадовала письмом от 9 Ноября; больше порадуешь, как на тебя наденут белое платье; и того больше, как будем жить вместе. Будь благочестива, благонравна, почитай свою матушку Софью Ивановну; или она тебе выдерет уши да посадит за сухарик с водицею. Желаю тебе благополучно препроводить Святки; Христос Спаситель тебя соблюди новой и многие годы! Я твоего прежнего письма не читал за недосугом; отослал к сестре Анне Васильевне. У нас были драки сильные, нежели вы деретесь за волосы; а как в правду потанцевали, в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку отстрелили: насилу часов чрез восемь отпустили в театру в камеру. Я теперь только что возвратился; выездил близь пятисот верст верхом в шесть дней и не ночью. Нам же весело на Черном море, на Лимане! Везде поют лебеди, ушки, кулики; по полям жаворонки, синички, лисички, а в воде стерляди, осетры: пропасть! Прости, мой друг Наташа, я чаю, ты знаешь, что мне моя матушка Государыня пожаловала Андреевскую ленту за веру и верность».
«Смерть моя – для Отечества, жизнь моя – для Наташи» – это не пустые слова.
В те дни все любили Суворова, и он, кажется, любил всех. В пространном письме Екатерине Потёмкин хлопотал о награждении Суворова, описывая впечатляющую битву в красках: «На тесноте сперлось множество конницы и пехоты, и, смешавшись с неприятелем, сделали кучу, которую было уже трудно в строй привести. Он своим постоянным присутствием в первых всегда рядах удержал людей на месте. Солдаты сами повторяли бегущим: «Куда вы? Генерал впереди!». Талантливейший администратор и реформатор армии, Потёмкин сумел по достоинству оценить Суворова после кинбурнской победы: «Кто, матушка, может иметь такую львиную храбрость? Генерал-аншеф, получивший все отличности, какие заслужить можно, на шестидесятом году служит с такой горячностью, как двадцатипятилетний…». Императрица откликнулась благосклонно: «Победа совершенная, но жаль, что старика ранили». Через Потёмкина Екатерина послала Суворову собственноручно написанный весьма лестный рескрипт. Особенно брали за душу слова монархини: «Чувствительны нам раны ваши». Старый солдат растрогался до слёз.
По эмоциональному представлению Потёмкина императрица «решилась к нему послать за веру и верность Святого Андрея» – высший орден империи, не считаясь со «старшинством» генерал-аншефов Долгорукого, Каменского и Миллера. Суворов благодарил Потёмкина в самых цветастых выражениях: «Цалую ваше письмо и руки, жертвую вам жизнию моею и до конца дней». Да и сам князь Таврический в те дни в переписке с Суворовым даже превысил меру галантного века, выражая свою благодарность: «Не нахожу слов изъяснить, сколь я чувствую и почитаю вашу важную службу; я так молю Бога о твоём здоровье, что желаю за тебя сам лучше терпеть, нежели бы ты занемог».
Кинбурнская победа позволила Потёмкину приступить к более активным боевым действиям у стен Очакова, продолжая свою «осаду Трои», как иронически называл Очаковское стояние отодвинутый в тень Пётр Александрович Румянцев – приболевший, погрузневший.
Под Очаков прибыл и Суворов, уже составивший для Потёмкина план генерального штурма. Суворову вверили четыре гренадерских батальона на левом крыле русских сил: не более 2500 человек.
Отражая вылазку двухтысячного турецкого отряда в русский лагерь, Суворов с Фанагорийским гренадерским полком, нарушая планы главнокомандующего, ворвался на позиции турок, надеясь на поддержку других русских войск, на штурм Очакова.
Казалось, близка победа, правда, поддержки Суворов не дождался. Атаку фанагорийцев турки отбили, и герой покинул поле боя с тяжёлой раной: в шее застряла пуля. Рана воспалилась, Суворов тяжело и долго болел, но ещё неприятнее вышли объяснения с Потёмкиным, писавшим Екатерине об Очаковском инциденте в откровенном личном письме: «Перед приходом капитан-паши Александр Васильевич Суворов наделал дурачества немало, которое убитыми и ранеными стоит четыреста человек…».
В солдатской памяти осталось мужество раненого героя, стремившегося на поле боя, несмотря на боль. Об этом сложили песню «Суворов ранен»:
Да лежал русской больно раненой,
Вскричал да Суворов-князь:
«Ай-я, вы слуги, вы слуги мои,
Да слуги вы вот мои верные!
Ай вот вы подайте, вы слуги мои,
Да подайте пару вороных да коней!»
Полгода он приходил в себя, залечивая раны, а в 1789 году Суворова перевели в армию фельдмаршала Румянцева. Вскоре Румянцев попросился в отставку, общее командование осталось за Потёмкиным, но Александр Васильевич продолжал отдавать рапорты и отставленному Румянцеву, проявляя ученическую верность и свободный дух.
Пристрастно строгий к Суворову Казимир Валишевский пересказал исторический анекдот, относящийся к этому времени: «Раненый сам при Очакове во время неудачного приступа, он заперся в палатку и отказывался от всякой помощи. На убеждения французского хирурга, посланного к нему Потемкиным, он отвечал только качанием головы, повторяя с видом отчаяния: «Тюренн! Тюренн!». Он признавал лишь трех великих полководцев в военной истории новейшего времени: Тюренна, Лаудона и себя. Доктор Массо, выйдя из терпения, сказал, наконец: «Так слушайте же! Тюренн, раненый, позволял делать себе перевязки!» – «А!». Он тотчас бросился на постель и покорно отдался в руки хирурга».
Фокшаны и Рымник
Начиналась кампания 1789 года, в которой в войну с турками вступила ещё одна империя – Священная Римская. Однако на севере России пришлось воевать со Швецией… Вместе с русскими войсками в районе реки Серет отныне действовал австрийский корпус фельдмаршала и принца Фридриха Кобурга. Дивизия Суворова размещалась по соседству – между Серетом и Прутом. В этой кампании Суворову было суждено энергично взаимодействовать с цесарскими войсками. Старинные военные традиции Священной Римской империи Суворов уважал, с детства знал о них по книгам. При этом к боевым качествам современной австрийской армии Александр Васильевич, как новатор и автор собственной военной системы, относился скептически. Теперь ему предстояло заслужить австрийские ордена и чины, предстояло воевать плечом к плечу с союзниками, среди которых найдётся несколько подлинных героев. Их Суворов будет уважать за храбрость, распорядительность и благородство. Австрийцы, в свою очередь, восхищались быстрыми переходами русских, выносливостью пехоты, техникой штыкового боя. А вот русскую кавалерию уважали куда меньше.
К лету 1789 года Суворов определился с тактикой ведения боя против турок, изучив ошибки русских командиров в текущей кампании: «Храбрый Дедович переходит реку, располагает пикеты тактически; варвары обрушиваются на отряды, рубят их один за другим. Дедовича больше нет. Никогда не посылать ни такие отряды, ни крупные патрули, которые надо сменять; ничего кроме нескольких смельчаков, которые в случае чего могут отступить крупным галопом». Поспешная разведка, работа с агентами не раз становилась источником неверных решений. Суворов писал:
«Сведения о неприятеле получают через других, более надежных агентов. Надо уметь бить, а не царапать. Не будем терять на эти мелочи самых храбрых, которые в другом случае полили бы поля кровью варваров с более несомненной пользою. Аванпосты иметь сближенные, поменьше ночных караулов, но надежных; не развлекаться мелкими стычками, наносить сильные удары, проходить массами через дефиле, атаковать стремительно, бить с быстротой».
Снежный спуск с Паникса. О. В. Калашникова «Альпийский поход»
И у Фокшан Суворов будет бить, а не царапать – это принципиально важно!
В низовьях Дуная расположились многочисленные турецкие силы под командованием великого визиря Юсуф-паши. Тридцатитысячный корпус сераскира Мустафы-паши Юсуф двинул на Фокшаны, где располагались полки принца Кобургского. Принц отправил к Суворову гонцов с просьбой о немедленной помощи. Суворов со своей дивизией без промедления двинулся на соединение с австрийцами.
16 июля в 6 часов пополудни из Бырлада с Суворовым выступили следующие части:
«Гренадерские баталионы 1,2,3 и 6; егерские 1, 3; мушкатерские 4 полков Ростовского и Апшеронского, от кавалерии Рязанского, Черниговского, Стародубовского по 3 эскадрона карабинер; казачьи Ивана армии подполковника и Григория Грековых; арнауты при премьер-майоре Соболевском и иных начальниках 800; при генерал-порутчике и кавалере Дерфельдене, генерал-майорах: князе Шаховском, Позднякове, бригадирах от кавалерии Бурнашеве и Вестфалене; от пехоты – Левашове».
Если точнее, казачий полк Ивана Грекова присоединился к дивизии только через десять вёрст похода, там, где казаки стояли на форпостах «при речке Тутове».
За 26 часов дивизия прошла около сорока вёрст, без потерь и проволочек форсировала Серет. 19 июля под прикрытием отряда полковника Карачая союзники выступили маршем: правую колонну вёл принц, левую – Суворов. При подходе к Путне казачий отряд инженер-майора Воеводского (восемьдесят сабель), посланный Суворовым на разведку, встретился с отрядом из двухсот турок. Первый бой в этом походе! Воеводский, отходя, дал возможность казачьему полку Грекова атаковать неприятеля. Казаки налетели стремительно – с гиканьем и посвистом. Турки отступили, получили подкрепление. Их атаковал полк другого казака Грекова – Григория, который гнал врагов две версты.
Теперь перед войсками стояла Путна – и новые силы турок, предстояла схватка с трёхтысячным отрядом отборной неприятельской конницы под командованием двухбунчужного Осман-паши, решительного и честолюбивого полководца, в суворовском вкусе. Суворов подкрепил Грековых и Воеводского дивизионом австрийских гусар майора Кимеера – и сражение завязалось. Несколько атак турецкой конницы удалось отбить практически без потерь. Сперва – стойкость, а после – разящая атака. В итоге турок отбросили за реку и оттеснили к лагерям, в деревню Сасы. Осман попытался предотвратить наведение переправы, но авангард Карачая, поддержанный русскими егерями, прикрыл возведение понтонных мостов. Первыми переправились русские войска, за ними – запыхавшийся Кобург. Турецкий лагерь оказался в руках Суворова! Союзники захватили первые серьёзные трофеи. Авангардный бой турки проиграли.