Кинбурнский комендант – полковник Тунцельман содержал во все время крепость в оборонительной исправности, и под его дирекцией крепостная артиллерия потопила два неприятельских судна.
«Суворочке» после боя отец написал о своей победе кратко: «У нас была драка посильнее той, когда вы друг друга дерете за уши. И как мы танцевали! У меня в боку картеча, на руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку оторвало. То-то была комедия, насилу через восемь часов с театра отпустили».
За победу на Кинбурнской косе Суворов получил высший орден Российской империи – Святого апостола Андрея Первозванного. Орден этот входил в число царских регалий.
Турецкий флот ушел восвояси, чтобы весной вернуться под стены Очакова. Крепость все так же грозно возвышала свои стены и башни над крутым двадцатисаженным обрывом берега, с моря и лимана она была недоступна.
Вскоре после сражения Екатерина II писала Потёмкину: «Важность Кинбурнской победы в настоящее время понятна, но, думаю, с той стороны не можно считать за обеспеченную, донеже Очаков не будет в наших руках».
Несмотря на прямое указание, Потёмкин не решался атаковать Очаков. Половина лета 1788 года прошла в удачных действиях Суворова против турецкого флота. Батареи, установленные Суворовым на берегу лимана, при поддержке легких русских кораблей потопили 15 турецких судов. Потёмкин только в начале июля приступил к Очакову, чтобы начать осаду.
По солдатскому рассказу, дело обстояло так.
«Царица Катерина пишет Потёмкину: „Жалко, старика ранило, а то бы он со своими солдатами и Очаков взял“. Каково Потёмкину такое письмо читать? Пригнал он всю армию к Очакову, обложил кругом, думает: „Турки теперь испугались, без боя крепость сдадут“. А турки и в ус себе не дуют, сидят в Очакове в сухости и тепле. Всего у них много, запаслись на два года. А мы – в землянках сырых. Дров нет. Пищи нет. Фуражу нет. Мрет народ. Кони падают. Суворов говорит: „Надо Очаков штурмом брать, а так вся армия погибнет. Одним гляденьем крепость не возьмешь“. Потёмкину Суворова послушать?! Да ни за какие деньги! Сидит Потёмкин в роскошном шатре, пирует, веселится. На Очаков в подзорную трубу глядит.
Турки осмелели. Делают из крепости вылазку. Суворов смекнул да весь свой корпус – на них. Прогнали мы турок. Они выводят резервы. Мы напираем. Добрались до вала. Суворов просит у Потёмкина: „Подсоби, ударь на крепость со всех сторон. Возьмем Очаков“. И все генералы тоже. Один генерал даже на колени стал перед Потёмкиным. А он от злости инда заплакал: вдруг да Суворов самосильно Очаков возьмет! Посылает к Суворову одного офицера – капитана, второго – премьер-майора, третьего – полковника: „Прекратить дело!“ А как его прекратить, коли турки чуть не весь гарнизон в поле вывели!
Суворова опять ранило. Сидит он на камне, лекарь ему рану смотрит. Скачет от Потёмкина четвертый курьер – генерал. „Как вы, – говорит, – сударь, осмелились такое важное дело самочинно завязать?“ А Суворов ему: „Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу!“ Поскакал генерал обратно с ответом. А мы турок тем временем уже назад в крепость загнали. Потёмкин зовет Суворова к себе и начал его при всех пушить. Суворов ему: „Дозвольте уехать для лечения“. Потёмкин рад. Суворов уехал!..»
Настала осень. Осада Очакова продолжалась. Ненастная погода прогнала из ставки Потёмкина охотников веселиться. Пиры и балы у него прекратились.
Потемкин делался все мрачнее: осадной армии предстояла зимовка в сырых землянках. А зима, как на грех, наступила лютая, с крепкими морозами, сильными буранами и глубоким снегом. Не было топлива. Открылись болезни: цинга, тиф. В обозе и кавалерии лошади падали от бескормицы. Солдаты наконец начали роптать, и когда Потемкин явился осматривать лагерь, понял, что надо штурмовать.
Потёмкин решился и 6 декабря 1788 года отдал приказание штурмовать Очаков. Штурм продолжался всего час. Солдаты ворвались в крепость и истребили почти весь гарнизон Очакова, который насчитывал 15 тысяч человек. Потери русских при штурме были ничтожны в сравнении с теми, что понесла огромная армия от морозов и болезней осенью и в начале зимы. Если бы Потёмкин послушал вовремя Суворова, этих потерь могло бы не быть.
Турки начали новую кампанию наступлением против австрийцев. Австрийская армия левым крылом соприкасалась с русской армией Румянцева.
Перед наступлением в турецкой армии разнесся слух, что у русских снова появился грозный Топал-паша, то есть «хромой генерал», – так в турецкой армии прозвали Суворова: он ходил, припадая на раненую ногу. Турки хорошо знали Суворова: где русскими командовал Топал-паша, там турки неизменно терпели поражение. После раны под Очаковом Суворов исчез с театра войны, и турки считали его убитым. Так думал и турецкий главнокомандующий, начиная наступление на австрийцев. Первая же битва показала, что Топал-паша жив, находится в армии и стал еще грозней.
Австрийцами командовал принц Кобург, мягкий, робкого склада человек. Он просил у Суворова помощи. Ничего не отвечая, тот выступил. За 28 часов Суворов прошел со своим корпусом около 80 верст и ночью присоединился к австрийцам. Кобург, не веря, что такой быстрый переход возможен, захотел тотчас увидеть Суворова. Ему ответили, что Суворов спит в солдатской палатке. На следующий день принц напрасно добивался свидания с Суворовым, а ночью получил от него коротенькую записку на французском языке.
«Войска выступают тремя колоннами; среднюю составляют русские. Неприятеля атаковать всеми силами, не отвлекаясь мелкими поисками вправо и влево. Говорят, что перед нами турок тысяч 50, а другие 50 стоят дальше. Жаль, что они не все вместе: лучше бы покончить с ними разом».
Принц Кобург подчинился распоряжению Суворова.
У городка Фокшаны 21 июля 1789 года произошла битва. Бой продолжался десять часов. Турки, разбитые наголову, бежали. Только после окончания боя Суворов и Кобург встретились.
Турки решили повторить удар в стык русской и австрийской армий: фокшанский урок не пошел им впрок. На этот раз они с огромными силами в начале сентября перешли Дунай под предводительством самого великого визиря[139].
Суворов опять действовал совместно с австрийскими войсками Кобурга. Силы турок в четыре раза превышали объединенные силы русских и австрийцев. Суворов предложил атаковать турок. Кобург заметил, что у них огромный перевес сил и атака рискованна.
Русский полководец возразил, что именно поэтому быстрая, смелая атака обещает успех. «Все же их не столько, чтобы заслонить солнце», – прибавил он. Кобург не соглашался. Суворов в раздражении заявил, что атакует турок один и разобьет их, – так он был уверен в своих солдатах.
Солдаты Суворова в ту пору уже сложили и распевали песню:
С предводителем таким
Воевать всегда хотим!
Угроза подействовала. Принц Кобург еще раз подчинился Суворову, согласился напасть на турок, вместо того чтобы ждать атаки с их стороны.
Суворов и на этот раз оказался прав. 11 сентября 1789 года 100-тысячная турецкая армия была при Рымнике полностью разгромлена. А турецкий визирь, два раза разбивший в прошлом году австрийцев, так был уверен в победе, что приготовил заранее цепи для заковывания пленных. Цепи эти попали в руки победителей.
У турок отбили 100 знамен, 80 орудий, несколько тысяч повозок с разным добром, большие стада скота и множество коней.
Суворов приказал своим солдатам украсить шляпы зелеными ветками и произнес речь.
– Чудо-богатыри, – сказал он, – мы пойдем туда, где растут лавры! Победа! Слава! Слава!
Теперь к прозвищу Топал-паша прибавилось новое. Австрийские солдаты прозвали Суворова «генерал Форвертс» – «генерал Вперед».
Екатерина II наградила Суворова титулом графа Российской империи со званием «Рымникский». Он получил орден Святого Георгия первой степени. Австрийский император также возвел его в звание графа.
Глава тринадцатая
В 1790 году русские войска осадили Измаил – самую большую и самую сильную турецкую крепость на Дунае. Русскими войсками под Измаилом командовали генерал-поручики Никита Самойлов и Павел Потёмкин (двоюродный брат «светлейшего»). Главного начальника фельдмаршал Потёмкин не назначил. Генералы совещались, спорили, препирались между собой, не зная, на что решиться. А от фельдмаршала ясных указаний не было.
Настала осень, близилась зима. В русском осадном корпусе появились болезни. Продовольствие кончалось, топлива не заготовили. Солдаты хворали в сырых землянках. В конце ноября генералы собрались на военный совет и решили снять осаду крепости.
Суворов стоял со своим отрядом в Бырладе, в ста верстах от Измаила, и томился бездействием.
23 ноября был день памяти Александра Невского и именины Александра Васильевича. Своим патроном, или «ангелом», Суворов избрал Александра Невского сам. По семейному преданию, это случилось так.
Суворов появился на свет 13 ноября 1729 года полуживым: не дышал, не открывал глаз, не шевелился, не кричал. Повивальная бабка прибегла к испытанному средству – нашлепала младенца. Он ожил, открыл глаза и басовито крикнул: «А!» В первом взгляде ребенка повитуха прочла радостное изумление, о чем не замедлила поведать отцу, показывая ему новорожденного после купания. К удивлению бабки, младенец, родившийся полуживым и недвижимым, непрестанно шевелился, двигал руками и ногами, крутил головой. Бабка принесла его показать Василию Ивановичу.
«Настоящий перпетуй-мобиль!» – сказал, смеясь, отец. Это прозвище с первого часа жизни пристало к ребенку. Отец утром справился: «Ну, как наш перпетуй… а?» – «Да слава богу, – отвечала повитуха. – Одна беда: не хочет пеленаться». И точно: новорожденный не терпел свивальника и, когда его туго повивали, превращая в «пеленашку», орал не переставая, пока его не освобождали. Освободясь, он успокаивался и начинал шевелиться и ворочаться. «Ясно, перпетуй-мобиль! – повторял отец. – Не пеленайте его, пусть так и живет!» И мать и повитуха ахнули, но подчинились. А чтобы ребенок не исцарапал себе лицо, Василий Иванович велел сшить и надеть ему на руки холщовые рукавички. Так наследник Суворова завоевал себе в первые же дни свободу.