замолчал, не договорив фразу до конца.
Лёнька проследил за взглядом секретаря, и, что-то прикинув, кивнул ему в сторону Нарышкиной, вокруг которой собралась самая большая группа на этом вечере.
— Идёмте, господин Скворцов. Самый лучший способ послушать, о чём так эмоционально говорит дама, — это выразить ей своё самое искреннее восхищение. — Быстро проговорил Крюков, отходя от колонны, которую в этот вечер подпирал.
— Постойте, — Илья его остановил, тронув за рукав. — Его величество прислал гонца с сообщением. Мне приказано вам передать, что скоро вы покинете столицу.
— Я знаю. Александр Семёнович мне говорил и даже представил бравого капитана, который составит мне компанию, — на этот раз Лёнька усмехнулся довольно иронично.
— Нет-нет, — Скворцов покачал головой. — Если я правильно понял, планы немного поменялись. Вы поедете в Баденское герцогство вместе с Александром Красновым, адъютантом его величества.
— Зачем? — Лёнька внезапно почувствовал, что у него вспотели руки.
— Я не знаю, — Скворцов покачал головой. — Полагаю, Краснов вам всё объяснит. Ну а теперь мы можем выразить своё глубочайшее почтение и восхищение Марии Антоновне, — и Илья первым направился к Нарышкиной. Лёнька же ругнулся сквозь зубы так, чтобы его никто не услышал, и быстро нагнал Скворцова. Ему и самому было любопытно послушать, что же привело признанную красавицу в такое негодование, в коем она сейчас пребывала.
К селу Анашкино мы подъезжали уже потемну. Нужно было только свернуть с тракта на неприметную дорогу, ведущую к этому селу. На свёртке стояла карета. Наш отряд ждали, видимо, чтобы показать, где именно сворачивать. Дорога на село была вычищена. Я только головой покачал. Если мне память не изменяет, то Скворцов говорил, что от свёртка до господского дома почти восемь вёрст. Расчистить такое расстояние с помощью лопат после налетевшей пурги было делом нелёгким. Ну что же, будем считать, что Бланкеннагель весьма целеустремлён и хочет произвести на меня хорошее впечатление.
Дверь кареты распахнулась, и оттуда выскочил сам отставной генерал. Ему было уже за пятьдесят, но двигался он весьма бодро, да и выглядел гораздо моложе своих лет. Зимин опознал его и пропустил ко мне, отведя своего коня в сторону. Если Бланкеннагель и удивился, когда Вася на коне перегородил ему дорогу, то вида не подал.
— Ваше императорское величество, — он раскланялся перед моим конём. Марс удивлённо посмотрел на Бланкеннагеля и попятился. — Я жду вас, уже и не надеялся, что вы приедете. Какая жуткая погода, — заговорил он очень быстро. Я с трудом его понимал.
— Ну что вы, Егор Иванович, у нас всё было договорено, как я мог отменить поездку, да ещё и не предупредив вас? — спросил я его, и, не дожидаясь ответа, добавил. — Егор Иванович, может быть, мы поедем уже? На дворе не лето, и вы правы, погода жуткая.
— Почему же вы верхом, ваше величество? — Егор Иванович всплеснул руками. — Это так… необдуманно в вашей стороны. — Он долго подбирал слово, чтобы сказать «безалаберно» более культурно. Я оценил. Усмехнувшись, указал ему на карету.
— Поехали, Егор Иванович. Нам всем хочется поскорее попасть в тепло. Выпить горячего чая, а потом уже поговорить о делах. — Сказал я и тронул пятками Марса.
— Может быть, ваше императорское величество всё-таки пересядет в карету? — в голосе Егора Ивановича прозвучали просящие нотки.
— Нет, — коротко ответил я, а Зимин первым начал движение.
Так получилось, что карета двинулась следом за нами, и к дому Бланкеннагеля мой отряд приехал раньше хозяина.
Встречать меня выбежали дворовые. Марса сразу же увели на конюшню, как только я соскочил на землю. На крыльце стояли несколько человек, среди которых я узнал Антона Ивановича Герарда. Генерал-майор Герард попросил у меня отставку по состоянию здоровья. Хотя мне он слишком больным не показался. Да и сейчас не кажется. Высокий, худощавый, чем-то он мне напоминал Бланкеннагеля. А вот стоящего рядом с ним невысокого, плотного господина я видел впервые в жизни.
— Ваше величество, проходите скорее в дом, — с крыльца соскочил дворецкий. — Неужто вы из самой Москвы вот так ехали?
— Нет, конечно, — я усмехнулся. — Мы останавливались несколько раз погреться и отдохнуть. В основном на станциях. А вы, Антон Иванович, погляжу, успешно лечите свою подагру в гостях у старого друга?
— Егор Иванович спросил меня, чем я хочу заниматься в отставке, — ответил Герард, заходя в дом следом за Бобровым, оттеснив Раевского. Кажется, Коля от такой наглости слегка охренел, но взял себя в руки, и ничего не сказал, чтобы не устраивать сцен в моём присутствии. — Я ему и рассказал, что сельским хозяйством займусь. Больно уж тема для меня благодатная и интересная. Думаю даже Московское сельскохозяйственное общество основать. Типографию при нём открыть, чтобы делиться с другими новинками и успешными прогрессивными диковинками.
— А заодно сахарный завод построить, — сказал я, освобождаясь от шинели. Её снова стянул с меня Чернышёв. Киселёв же стоял рядом с Раевским и больше слушал, о чём мы говорим.
— Почему же не построить. Тем более что свёклу нужно выращивать, да много. А она, зараза такая, может и не дать урожай. Вот и буду улучшать условия, чтобы как можно больше урождалась. Да и сорт хочу вывести, чтобы сахара в ней поболее, чем в других было. — Сказал Герард.
Я повернулся к невысокому господину, чтобы узнать уже, кто он такой, как дверь распахнулась и в дом ввалился хозяин.
— Уф, ваше величество, ну и резво вы скачите. Вот что значит молодость в жилах бурлит, — выпалил Бланкеннагель, пытаясь отдышаться.
— Что с вами, Егор Иванович? У меня складывается такое впечатление, что вы за нами бегом бежали, а не в карете ехали. — Я приподнял бровь, глядя на него.
— Проверял я, ваше величество, как коней обиходили, да перед этим на завод заехал, чтобы убедиться, что всё в полном порядке, — наконец, Егор Иванович отдышался. — Пойдёмте, ваше величество, я покажу вам вашу комнату. Чтобы вы могли отдохнуть с дороги. Да чай горячий выпили, или кофе.
В глубине дома словно ждали, когда он это скажет, потому что раздался зычный крик.
— Ванька! Ванька, сукин сын! Самовар тащи бегом в этот… как его… в будар!
Краснов в который раз за сегодняшний день зашёлся в гомерическом… кашле, конечно же, кашле.
— Саша, что-то ты кашлять начал сильно. Как вернёмся, я попрошу Мудрова осмотреть тебя, — сказал я, поворачиваясь к своему адъютанту.
Стоящий рядом с Красновым Розин кусал губы, чуть ли не в кровь, чтобы не последовать примеру друга, а Раевский улыбался. Зимин с Бобровым стояли с совершенно постным выражением на лице, а мальчишки — Киселёв с Чернышёвым, только растерянно оглядывались по сторонам.
— Не нужно беспокоить доктора, ваше величество, — сумел проговорить Краснов. — Я немного простыл по дороге, ничего больше.
— Ну, смотри, Саша, — протянул я с сомнением. — А, то есть у меня желание попросить Матвея Яковлевича новейшее лечение кашля к тебе применить.
— Какое, — Краснов сразу же стал серьёзным, а в его взгляде появилась настороженность.
— Клистирной трубкой, Сашенька, — ответил я.
— Простите, ваше величество, но мне нужно… срочно… — Выдавил из себя Розин и выскочил из дома на улицу.
— Иди помоги другу, — я махнул рукой, поймав умоляющий взгляд Краснова.
Саша сразу же вышел на улицу. Когда он открывал дверь, то до нас донёсся здоровый смех Филиппа.
— Простите их, ваше величество, — Раевский решил превентивно вступиться за этих охламонов. — Они ещё молоды, вот дурость и гуляет в голове.
— Егор Иванович, — я, покачав головой, повернулся к хозяину усадьбы. — Проводите меня уже в комнату. И, я надеюсь, при ней всё-таки нет будуара.
— Разумеется, ваше величество, — проговорил красный Бланкеннагель.
— Да, составьте мне компанию вместе с вашими гостями, сделайте милость, — добавил я, снова переводя взгляд на мнущегося неподалёку мужчину.
Через полчаса мы сидели в гостиной, и передо мной стояли несколько вазочек с сахаром. Сахарный песок, разной степени очистки, и кусковой рафинад. Тот невысокий господин, оказавшийся Есиповым Яковом Степановичем немного запинаясь, рассказывал мне о производстве. Как оказалось, это именно он придумал, как можно получить сахар из свёклы.
— И сколько сахара вы планируете получать в итоге, Яков Степанович? — спросил я, беря ложечку и пробуя каждый из представленных образцов. Особенно моё внимание привлёк совершенно белый песок, практически не содержащий примесей.
— По моим расчётам, ваше величество, можно в итоге получить три процента сахара-сырца от свекольной массы. — Ответил Есипов. Подумав, он добавил. — Я придумал, как осветлять свекольный сок. С помощью извести, — последнее он произнёс очень тихо.
— Хм, — я показал на белый сахар. — Вот это получается при осветлении?
— Да, ваше величество. Но нужно усовершенствовать производство. Расширить цеха. Завтра вы всё увидите. Я всё покажу. — И он сложил руки в молитвенном жесте.
— И за чем дело встало? — я недоумённо посмотрел на Егора Ивановича.
— Мы только что запустили завод, — Бланкеннагель выглядел несчастным. — И сейчас Яков Степанович просит всё переделать! Ваше величество, ну как так можно?
— Что вы планируете делать с отходами? — я снова повернулся к Есипову.
— Из мелассы и промоя хорошо делать ликёр, — пожал плечами Есипов. — А жом вполне можно скотине скармливать.
— А если ещё и коров молочных развести, то можно сладкое сгущённое молоко делать, — сказал я, беря небольшой кусочек сахара и закидывая его в рот. — Вообще, безотходное производство получится.
— Простите, ваше величество, что? — Есипов уставился на меня, пытаясь понять, что же я только что ляпнул. — Сгущённое молоко? А ведь и правда… — он внезапно вскочил и заметался по комнате. Зимин нахмурился, но я покачал головой, приказывая не вмешиваться. — Этот проходимец Аппер выиграл двенадцать тысяч франков, обещанных Наполеоном тому, кто сумеет долго сохранить еду. Он же сгустил молоко, научился долго сохранять его в бутылках. Мне нужно найти статью… Что же он делал?