Сокрушив сопротивление греческих сил под Херонеей, Филипп пошел дальше, стремясь установить собственное господство во всей Греции и объединить всю ее вместе с Македонией в борьбе против Персии. Он создал Коринфскую лигу, приступившую к началу обсуждения дел в 337 г. Делегаты от всех государств Греции, за исключением Спарты, избрали Филиппа военным лидером лиги, закладывая основы для панэллинистской экспедиции против Персии.
Идея всеобщего эллинского похода против Персии витала в воздухе уже на протяжении нескольких десятилетий, и мы не знаем, выдвинул ли Филипп собственный план вторжения в Персию и какие цели на самом деле преследовал он в тот момент. В 346 г. ритор Исократ издал опус «Филипп» — открытое письмо с призывом к Филиппу возглавить кампанию против Персии. Как бы там ни было, трудно сказать, до какой степени оно подействовало на македонского царя и подействовало ли вообще. Есть предположение, что Филипп очертил планы действий в отношении Персии еще в 348 г., хотя подобное сомнительно — в действительности на протяжении десятилетия, с 348 по 338 г., Филиппу вполне хватало дел и в Греции, чтобы собираться куда-нибудь еще за ее пределы. Более вероятно, что всерьез он обратил внимание на Персию только после битвы при Херонее. Если верить Диодору Сицилийскому (16.89.2), за короткое время до встречи участников совета Коринфской лиги Филипп начал распространять в Греции слух о его намерении напасть на Персию, «дабы покарать их (персов) за осквернение храмов» в ходе Греко-персидских войн.
Причина мягкости Филиппа в отношении Афин после Херонеи объясняется стремлением склонить их к участию в экспедиции против Персии. В особенности же его интересовал афинский флот, поскольку македонская военная флотилия не могла идти ни в какое сравнение с могущественными персидскими эскадрами, действовавшими в Эгейском море.
Достославная судьба сына неминуемо затмевает деяния Филиппа II, поскольку они видимо проигрывают в сравнении. Александр, однако, осознавал, что отец обеспечил фланги Македонии, обезопасив ее от вторжения племен с севера, и подчинил себе вечно бурлящее греческое море. Чтобы достигнуть этого, царю приходилось водить войско в постоянные походы, он даже потерял глаз во время осады Мефоны в 354 г. Став старше, Александр сопровождал отца в кампаниях и сражался под Херонеей.
Арриан пишет, как, обращаясь к мятежным солдатам в Опиде в 324 г., Александр поминал заслуги свои и отца, говоря о том, сколько тот сделал для македонцев:
Филипп застал вас нищими-бродягами; одетые в кожухи, пасли вы в горах по несколько овец и с трудом отстаивали их от иллирийцев, трибалов и соседей-фракийцев. Он надел на вас вместо кожухов хламиды, свел вас с гор на равнины, сделал вас грозными противниками для окрестных варваров, научил охранять себя, полагаясь не на природные твердыни, а на собственную доблесть, поселил вас по городам, упорядочил вашу жизнь, воспитав вас в добрых обычаях и законах. Над теми самыми варварами, которые раньше уводили вас в плен и уносили ваше добро, он поставил владыками вас, прежних рабов и подданных; присоединил к Македонии большую часть Фракии; захватил на побережье самые удобные места и тем расширил торговлю с нашей страной; дал возможность спокойно разрабатывать рудники. Он вручил вам власть над фессалийцами, а вы раньше умирали от страха перед ними; унизив фокийцев, открыл вам широкий и удобный путь в Элладу, а раньше он был узок и труден; афинян и фиванцев, которые вечно строили козни Македонии, он унизил до такой степени — и тут уже с нашей помощью, — что не вы платите дань афинянам и не вы подчиняетесь фиванцам, но они, до известной степени, трудятся для нашей безопасности (7.9 [по пер. М.Е. Сергеенко]).
(Г.Т. Гарви © [Собрание предметов] древнего искусства и архитектуры.)
В любом случае он на деле не воспользовался флотом или, фактически, вообще какими-то военными силами греческих союзников в этом походе. Любая концепция панэллинистской кампании, совершенно очевидно, служила оправданием у македонской гегемонии в Греции. Древний историк Полибий утверждал, что Азия подверглась нападению по причине убеждения в ее слабости Филиппа и Александра, желавших еще больше показать величие собственной военной машины, удовлетворить страсть к завоеваниям и утолить ненасытный аппетит к новым подвигам (3.6).
Несмотря на явно имперские замашки, развившиеся у Филиппа, точные его намерения в плане дальнейших территориальных приобретений не вполне ясны. Вероятно, он удовлетворился бы — по крайней мере, на начальном этапе — одним лишь освобождением Малой Азии. Подобные планы вполне соответствовали практике Филиппа в прошлом. Со времени преодоления им внутреннего противодействия в стране и обеспечения границ Македонии от вторжений варваров Филипп расширял собственные владения медленно и осторожно, потратив на это приличный по протяженности отрезок почти в 20 лет. В отличие от Александра, демонстрировавшего стойкую тенденцию сначала побеждать и подчинять, а потом упрочивать позиции в завоеванных землях, Филипп приобретал территории систематически, никогда не перенапрягая сил македонского войска и страны в целом.
Когда бы и в какой бы форме ни были полностью сформулированы планы вторжения Филиппа, к 336 г. они начали материализовываться. В том году он отправил авангард из 10 000 солдат под командованием двух старых и испытанных полководцев, Пармениона и Аттала, на «освобождение» городов запада Малой Азии, сделав тем самым первый шаг на пути полномасштабного вторжения. Контингент этот позволил македонцам взять под контроль территорию от Геллеспонта до Эфеса прежде, чем в 335 г. они откатились назад под ударами 5-тысячного соединения наемников под началом Мемнона Родосского. Мемнону удалось даже заставить македонцев очистить Эфес, Магнесию на Сипиле и Лампсак, однако он потерпел неудачу в попытке овладеть Кизиком. Несмотря на сомнительные успехи передового отряда на начальном этапе, факт оставался фактом — ему удалось обеспечить жизненно важный плацдарм в Азии, который македонцы будут удерживать до 334 г.
Невзирая на усилия Филиппа на поприще строительства стабильной и защищенной со всех сторон Македонии, насильственная смерть его и неожиданное устранение с поста долго и созидательно правившего царя создали опасность крушения государства. Македонские цари — по крайней мере, со времен распространения сильного персидского влияния в регионе (после 513 г.) — обычно демонстрировали склонность к полигамии, и вовсе не являвшийся в данном случае исключением Филипп в октябре 337 г. женился в седьмой раз. Большинство невест Филиппа были иностранками, но на сей раз избранницей царя стала юная македонская аристократка по имени Клеопатра. Такой брак обещал народу наследника-македонца, о чем и высказывался на свадьбе дядя невесты, Аттал. По сему поводу Афиней говорил следующее:
За Филиппом было всего семь жен. За двадцать лет собственного правления Филипп женился на иллирийке Авдате, от которой имел дочь, Киннану, и он также взял как жену Филу, сестру Дерды и Махаты. Затем, поскольку стремился расширить царство свое через включение в него фессалийского народа, он произвел детей от двух фессалийских женщин, Никасиполии Ферской, родившей ему Фесалонику, и Филинны Ларисской, от которой он имел Арридея. Вдобавок к тому он вошел во владение Молосским царством за счета брака с Олимпиадой, с которой имел Александра и Клеопатру, когда же он взял Фракию, фракийский царь Котелай привел к нему дочь Меду и дал множество даров. Женившись на Меде, Филипп взял ее как вторую жену наряду с Олимпиадой. Помимо всех прочих, он женился на Клеопатре, с каковой состоял в любовных отношениях; она приходилась дочерью Гиппострату и племянницей Атталу. Взяв ее в дом наряду с Олимпиадой, он посеял полный хаос в своей жизни. Ибо без обиняков, прямо на брачной церемонии, Аттал сделал такое замечание: «Что ж, теперь-то уж точно у царя родится законный наследник, а не ублюдок». Услышав такие слова, Александр швырнул чашу, которую держал в руках, в Аттала, а тот ответил тем, что бросил свой кубок в Александра (13.557).
Легко понять состояние Александра, оскорбленного замечанием Аттала. После дикой перебранки, последовавшей за этим высказыванием, он с матерью отправился в изгнание в Эпир — в дом предков Олимпиады. Дипломатические усилия привели к тому, что сыну разрешили вернуться и примириться с отцом, однако Олимпиада осталась в Эпире.
В 336 г. Филипп выдавал одну из дочерей за брата Олимпиады, Александра, царя Эпира. Во время празднования Филипп пал, сраженный кинжалом собственного телохранителя Павсания. Официальная версия случившегося утверждала, что мотивом для убийства царя Павсанию послужило нежелание Филиппа восстановить справедливость в деле, связанном с оскорблением, нанесенным Павсанию Атталом. Подробности всего этого темного эпизода не поддаются расследованию должным образом, а потому теории заговора — древние и современные — продолжают жить своей полнокровной жизнью. Были или не были причастны к случившемуся Александр и Олимпиада? Каковыми мотивами они могли руководствоваться? Все это покрыто мраком, хотя поведение Олимпиады, если оно действительно таково, каким описывается, и выгоды, которые принесла ей смерть фактически бывшего мужа, невольно превращают ее в одного из возможных подозреваемых.