Кратер осведомляется насчёт того, как отреагирует на эту затею наш противник Пор. Не станет ли он мешать проведению работ? Меня, однако, это волнует меньше всего.
— Сейчас я пребываю в разладе в первую очередь не с этим владыкой Индии, а с собственными людьми. Мы переживаем кризис духа. Если бы войска по-прежнему обладали «dynamis», нам не потребовалось бы копать рвы и прокладывать каналы. Через эту реку мы переправились бы с ходу ещё месяц назад и нынче уже вовсю маршировали бы на Восток, приближаясь к берегу Океана и Краю Земли.
Эта тема вызывает всеобщий интерес, и мы обсуждаем её всю ночь. Далеко ли лежит вожделенный берег, долгий ли нам предстоит путь. Нам известно одно: это где-то за Гангом. Большего не может сказать ни один местный проводник.
Мне трудно передать словами, как возбуждает меня одна лишь мысль о возможности оказаться там, где не бывал ещё ни один воитель Запада! Увидеть то, чего никому не доводилось видеть! Стать первым и остаться первым во веки веков.
Возможно, Итан, ты считаешь меня тщеславным? Но рассуди: чем одарил всемогущий Зевс человека, кроме Земли? Небеса он приберёг для себя. Но уж эту, отведённую нам юдоль мы можем осваивать невозбранно, ограничиваемые лишь своей волей и воображением.
Как думаешь, какое качество я считаю в себе самым главным, возвышающим меня над всеми соперниками? Не искусство воина или талант стратега.
И уж, конечно, не способности политика.
Воображение.
Я способен представить себе Край Земли. Он сияет перед моим внутренним взором, словно хрустальный город, хотя мне и понятно, что, добравшись туда, я, скорее всего, увижу лишь полоску гальки под чужим небом. Ну и пусть. Не это главное. Главное, что это Земной Предел, до которого не добрались ни Геракл, ни Персей. Только я.
Хочешь знать, что я надеюсь заполучить, оказавшись там? Ничего! Я даже не наклонюсь, чтобы поднять камушек или раковину; лишь крепко сожму руки друзей и устремлю взгляд на Восточный Океан.
Вот чего я хочу.
Вот и всё, чего я хочу.
Ты понял, Итан? Невзирая на все свои завоевания, на все титулы, на всё моё богатство и славу, я, по сути, остаюсь мальчишкой, не знающим большего счастья, чем странствовать в обществе добрых друзей, в уверенности, что за ближайшим холмом его, конечно же, поджидают невиданные чудеса.
Однако, мой юный друг, это отступление отвлекло нас от нашей истории. Давай-ка вернёмся к битве при Гранине и тому, что последовало за ней.
Глава 13УБИТЬ ЦАРЯ
У тебя, Итан, есть доступ к хронике событии, имевших место в ближайшие месяцы пост битвы при Гранине. Города Малой Азии, один за другим, или переходили на нашу сторону, или сдавались по приближении нашего войска. Всем эллинским полисам я предоставил свободу и освободил их от дани. В Карии, где живут не эллины и эллинские обычаи не а ходу, я восстановил у власти законную царит Аду, которая в благодарность усыновила меня Карийские законы, отменённые Дарием, были восстановлены в полном объёме. Что же до дани, то я стал взимать её не в качестве завоевателя, но как сын царицы и, следовательно наследник престола. Освободив от персов Лидию, Мизию и обе Фригии, я потребовал с этих земель подати лишь в том объёме, в каким они до меня выплачивались Дарию. Всего нами было занято сто шестнадцать городов. Развернув наступление в начале лета с тем расчётом чтобы урожай по мере созревания оказывался и наших руках, мы к следующей весне овладели всей Малой Азией, от Босфора до Памфилии.
После Граника я категорически запретил войскам грабить население. Наша армия явилась в Азию, неся с собой освобождение, и нам не пристало пятнать её высокую, благородную миссию мародёрством и разбоем. Это, разумеется, но означало отказа от законной военной добычи: ею становилась казна местных персидских властей, которую мы изымали в каждом освобождённом городе.
Нужды армии вышли на первое место, причём о животных следовало позаботиться в первую очередь, даже раньше, чем о людях. Без лошадей, мулов и ослов войско в состоянии двигаться лишь со скоростью пешехода, да и много ли унесёт с собой солдат на собственной спине? Немало средств потребовалось для обеспечения постоянно действующих канн ион снабжения, связавших порты Азиатского побережья юродами Эллады и Македонии, где размещались гарнизоны Антипатра. На складах накапливались припасы и амуниция для предстоящего наступления. Имелись и другие статьи расходов: подкуп врагов, помощь друзьям, поощрение союзников, оплата услуг лазутчиков и проводников, дары и подношения правителям дружественных земель, игры и жертвоприношения. Солдаты заслужили отдых, а что за отдых, если нет денег? Недавно женившиеся получают отпуска и отправляются домой на побывку: таких набирается шестьсот человек, включая Коэна, Любовного Локона и Счетовода. Им выпадает счастливая возможность провести зимние месяцы с жёнами, а затем вернуться по весне и строй и ждать появления на свет наследников.
Выплата жалованья солдатам и награждение отличившихся — это святое дело. Этим вопросам я уделяю больше внимания, чем чему бы то ни было, не считая разведки и подготовки к грядущему походу. Необходимо, чтобы военная добыча распределялась справедливо: ни один храбрец не должен остаться без награды, так же как ни один трус — без наказания. Большое значение имеет и моральное поощрение. Я ввёл в практику награждение царскими благодарственными письмами. В Лидии, в городе Сарды, где армия делает остановку, чтобы сосредоточить силы перед дальнейшим наступлением, я привлекаю к работе не менее сорока писцов, которые трудятся посменно, записывая тексты под мою диктовку. Разумеется, армия слишком велика, чтобы предводитель мог знать имена и заслуги каждого солдата, однако каждый день я надиктовываю именные указы, касающиеся тридцати-сорока воинов. Добытые у противника золотые чаши и серебряные кубки становятся достоянием тех, кто проливал кровь за своего царя и наше общее дело. Если получается, я вручаю награду лично, в противном же случае она вручается солдату вместе с моим благодарственным письмом, которое он может отослать домой, где оно станет предметом гордости отца и матери и будет храниться как семейное сокровище.
На Эгейском побережье прекрасные виноградники, и всякий раз, когда я нахожу вино, приходящееся мне по вкусу, кто-нибудь из отличившихся командиров получает от меня кувшин и записку следующего содержания: «Александр нашёл это вино великолепным и желает, чтобы его друзья разделили с ним полученное удовольствие».
Мои воины никогда не видят меня спящим. Я встаю задолго до общего подъёма и продолжаю заниматься делами, когда все уже отошли ко сну. Когда воины пьют вино, я выпиваю с ними, когда танцуют, я присоединяюсь к хороводу. Но, даже засидевшись за вином допоздна, я возвращаюсь в свой шатёр твёрдой походкой, и все мои командиры это видят. Я без жалоб переношу палящий зной, ночую, если требуется, на земле, по-походному подстелив плащ, и постоянно упражняю своё тело.
Что же касается сокровищ, то всем моим соотечественникам ведомо: я оставляю себе лишь редкие памятные трофеи вроде прекрасного коня или дивной работы доспехов, основные же средства полностью отдаю на нужды армии и нашего великого дела.
При этом я не могу не думать о Дарии.
Владыка Азии остаётся в Вавилоне, в восьми тысячах стадиев к востоку. Следует ли нам устремиться туда или ждать, когда он выступит против нас сам? Где мы встретимся? Когда? С какими силами?
В нашей стране есть игра под названием «Убить царя». В неё играют две команды мальчиков верхом на лошадях на поле с ограничительными линиями с каждого края. Паренька с мячом называют «царём». Он пытается прорваться сквозь ряды соперников и доставить мяч за их линию. Если ему это удаётся, его команда побеждает. Если же его сбрасывают с коня, «царь» объявляется убитым и победа присуждается сопернику. Великая стратегия войны против Персии немногим сложнее этой детской забавы.
Всё сводится к одному.
Убить царя.
Ночь за ночью, по мере того как мы продвигаемся вдоль побережья, я и мои полководцы собираемся вокруг стола с картой, изучая планы местности и донесения разведки, доклады о видах на урожай и сообщения, поступающие из вражеского тыла от тайных лазутчиков. Кратер, наиболее воинственный из моих командиров, призывает нанести немедленный удар в сердце неприятельских владений, по Вавилону и Сузам, где Дарий хранит основную часть своей казны и где почти наверняка собирает новую армию.
— Надо разделаться с ним прежде, чем он успеет набрать такое войско, что мы не сможем с ним справиться, — горячо убеждает Кратер.
Парменион, старейший и опытнейший из полководцев, опасается столкновения с неисчислимыми воинствами Востока.
— Александр, стоит ли искушать небеса? Не лучше ли удовлетвориться плодами побед, уже дарованных нам Всемогущим Зевсом? Никому доселе не удалось приобрести в Азии столь обширные владения. Если Дарий согласится уступить их тебе, почему бы не заключить мир?
Каждую ночь сторонники различных стратегий спорят до хрипоты, хотя окончательное решение так и так предстоит принимать мне. У моего отца я научился подбирать для каждого важного заявления наиболее подходящий момент. Вот и сейчас я делаю его в именины Пармениона, день, который македонцы празднуют так же, как эллины день рождения. Это позволит и оказать честь старейшему из полководцев, и дать ему ощутить проходящие годы. Мы пьём вино, едим мясо, и разговор ведётся на равных. Я выступаю со своим мнением не как царь, но как один из товарищей по оружию.
— Друзья мои, обдумывая кампанию против Дария, мы не должны упускать из виду одну непреложную истину: он правит не нацией, а империей. Ему служат не друзья и союзники, а подданные. И управляет он ими даже не столько силой оружия, сколько с помощью укоренившегося в умах мифа о его непобедимости. По существу, мы ведём войну не с царём царей, а с этим мифом.
Боюсь ли я несметных полчищ Дария? Ничуть! Пусть, если захочет, приводит с собой хоть половину Азии. Чем больше войск поведёт он за собой, тем больше отяготит себя и своих военачальников обозами и вопросами снабжения. Я хорошо запомнил поучение отца: не имеет смысла собирать войско больше, чем то, которое способно полностью перейти из одного лагеря в другой в течение