Перипатетики положили начало тому, что историки называют «традицией недоброго отношения к Александру». Традиция эта ощущалась уже в древности, однако и по прошествии времени продолжает напоминать о себе. Вряд ли когда-нибудь еще Немезида, богиня мести, могла так торжествовать.
Аттал, Филота, Парменион, Клит, Каллисфен — вот кровавые следы его царствования. Они доказывают, что безграничная власть всегда действует разлагающе и господство насилия приводит лишь к еще большему произволу. Правление Александра не явилось исключением. Конечно, мучительный опыт, приобретенный уже на протяжении нашего столетия, как было замечено ранее, не дает нам права применить его к истории ушедших веков. Нет ничего хуже для историка, чем судить о событиях с высоты нынешнего дня и выступать в роли этакого ясновидца прошлых времен, знающего сегодня, что должно было произойти тогда. И все же становится как-то не по себе, когда, читая об убийстве Пармениона, вдруг наталкиваешься на такие строки: «Не нам решать, каким был бы приговор в наше время с точки зрения буржуазной морали: любое подобное суждение обречено оставаться смехотворным и ничтожным, если речь идет о поступках Александра».
Глава 5.Марш на Индию
Таксил Омфис, раджа
«Индийцы — первый народ Азии с востока, где восходит солнце, который известен нам и о котором имеем некоторые сведения. В Индии живет много различных родов, говорящих на различных языках. Некоторые из них, как утверждают, имеют такие обычаи: если один из рода заболеет, то его, если это мужчина, убивает ближайший его друг, тоже мужчина. Потому что, как говорят они, болезнь забирает плоть его, плоть нам не достается. И если он отрицает свою болезнь, они все равно убивают и съедают его, не прислушиваясь к нему. Если заболела женщина, то с ней так же поступают ее ближайшие родственницы. И если кто-то состарился, его торжественно приносят в жертву и тоже съедают. Но немногие доживают до старости, большинство же убивают еще раньше, из-за болезни.
У всех индийских родов совокупление происходит прилюдно, как будто это скот. Все они имеют такой же цвет кожи, что и эфиопы. И семя, что они впрыскивают во чрево женщинам, не белое, как у остальных народов, а черное, как и кожа их».
Вот что сообщает нам об Индии Геродот из Галикарнаса, исколесивший полсвета и все разузнавший. Pater historiae[21] передает то, что успел увидеть и услышать, как правило, точно и достоверно, однако, делая ссылку на сведения, полученные от других, забывает, где правда, а где сказка — а в его повествовании об Индии эта полуправда достигла своей кульминации, когда он поведал о гигантских муравьях, перекапывающих в пустыне песок в поисках золота. Все, что рассказывали посетившие эту «страну пяти рек» до и после Геродота другие путешественники, будь то воины, купцы или мореплаватели, очень походит на истории, известные нам от него. И в их описаниях в изобилии встречаются красноглазые единороги, трехсотлетние старцы-отшельники, поющие грифы, изрыгающие огонь деревья, люди с псовыми головами и неправдоподобно огромное солнце. Так как, согласно мифу, Геракл и Дионис сумели перейти Инд, то приключения их предстают перед нами, словно пестрый ковер под названием: «страна чудес» — Индия.
Впечатление от этой страны было настолько сильным, что один человек, вполне разумный и трезвомыслящий (мореход Неарх), верил в басни о муравьях-золотоискателях. Он утверждал, что сам видел их, — правда, не живьем, а только чучела, которые показывали ему охотники. Один из бематистов рассказывал о том, как повстречал в высокогорной долине Гималаев чудовище, ноги которого смотрели в разные стороны. (Йети — снежные люди — были известны уже тогда, вот только изловить их не удавалось.)
Связи, некогда существовавшие между Западом и Индией, уже очень давно были прерваны. Оба мира были настолько чужими друг другу, что напоминали две планеты, которые разделяют сотни световых лет. Уклад жизни, обычаи, культура, религия, климат и природные условия были совершенно разными. Индия была «страною чудес» и антимиром одновременно. Индия казалась terra incognita.
Александр выдвинул в качестве причины похода в Индию то обстоятельство, что войску его надлежало иметь надежный тыл, и это являлось единственной причиной предстоявшей кампании. Военной необходимости в ней не было — не было и политической. Конечно, Дарий Великий уже однажды покорил северо-западную Индию, но его преемники отдали эту территорию назад, и вновь заполучить ее означало бы поставить точку в деле завоевания Персидской империи. Но крайне мало вероятно, что именно эти соображения послужили ключевым мотивом принятия Александром окончательного решения.
В Бактрии и Согдиане завоевывать было уже нечего. С постоянными набегами кочевников, с кое-где происходившими волнениями и отказами платить дань могли справиться те войска, которые он оставит здесь. То, что греки определили как pothos, а мы назвали романтическим духом Александра, его недремлющий инстинкт путешественника, жажда приключений — вот что, главным образом, подвигло его перейти Инд и дойти до края ойкумены — обитаемой земли.
Однако романтик наш, как всегда, был в достаточной степени реалистом, чтобы предусмотреть все, даже самые мельчайшие детали предстоящей кампании. Армия его была основательно реформирована. Пятиметровые копья пехотинцев, которые делали фаланги непобедимыми, не годились для ведения войны в горной местности и были заменены мечами. Пехоту разделили на более малочисленные отряды, и, таким образом, она, взаимодействуя с такими же подразделениями конницы, должна была образовать новые смешанные боевые группы, с которыми можно было маневрировать в зависимости от складывающейся тактической и стратегической ситуации. Вместе с царскими щитоносцами, пешими лучниками, впервые используемыми конными лучниками — кочевниками из северо-восточного Ирана и отрядами строителей они образовывали мобильную, управляемую армию, быстро реагировавшую на изменение обстановки. Это действительно первоклассное для своего времени войско, превзошедшее даже армию Филиппа, было создано благодаря организаторскому гению своего полководца, хотя потребовались еще многие месяцы учений и маневров, которые по серьезности своей мало чем отличались от реальных сражений, пока была достигнута нужная степень боеготовности.
Примерно пятьдесят тысяч человек отправились весной 327 года до н. э. через Гиндукуш, на этот раз уже в обратном направлении через более или менее проходимые перевалы. Почти на треть армия теперь состояла из бактрийцев, согдийцев, выходцев из Персии, Гидросии, Арахозии, Дрангианы, Арии, Парфии, областей по ту сторону Яксарта, горцев Гиндукуша. Пока еще не решались поставить их сражаться плечом к плечу с греками и македонянами, и они образовывали отдельные подразделения, находившиеся, впрочем, под началом уже их собственных командиров. Если в некоторых источниках и говорится о 120.000 воинов, направлявшихся в Индию, то это потому, что в их число был включен и постоянно увеличивавшийся обоз. Это было уже не войско, а многонациональное государство, жаловались военачальники. И жаловались до тех пор, пока царь не покинул свой шатер и — как это уже происходило однажды — не принялся собственноручно кидать зажженные факелы в повозки, не пощадив и царской; вскоре пылали и повозки педзэтайров, гипаспистов, гетайров и, словно обезумев, солдаты бросали в гигантский костер все, что посчитали лишним грузом.
Страна, куда вели их командиры, была им совершенно незнакома. О том, чтобы таковой она и оставалась, позаботились два раджи. Один, по имени Сасигупта, ранее захватил Бесса, чтобы после обменять его у победителя. Каждый вечер от него приходило в лагерь очередное донесение о том, что ждет их на другом берегу Инда. Сведения такого рода во времена, когда отсутствовали карты местности, могли быть жизненно важными. Раджа сообщал о дорогах, рельефе местности, о воинственных горных племенах и их городах-крепостях, воодушевлял македонян, рассказывая о вечных спорах крупных и мелких князьков, об их взаимной ревности, распрях, о постоянной смене союзников — словом, о том, что могло быть полезным любому завоевателю.
Другой раджа, Таксил Омфис, владел богатым, цветущим княжеством Таксила, расположенным между реками Инд и Гидасп, и, когда македоняне были еще в Согдиане, предложил им союз и воинов для сопровождения, рассчитывая, что его враги станут и врагами Александра. У реки Кофен (ныне река Кабул) он появился во главе колонны из двадцати пяти боевых слонов и с таким огромным отрядом телохранителей, что македоняне, приняв их за нападавших, уже стали спешно перестраиваться в боевые порядки. Таксил также предоставил много ценных сведений об этой стране и людях. Но о чем ни тот, ни другой раджа не подумали, так это о местном климате. Скорее всего, просто сочли данную проблему несущественной. А Индия меж тем была страной муссонных дождей, где иногда количество выпавших осадков могло стать катастрофическим…
В совсем недавно основанной Александрии Кавказской войско Александра значительно поредело: в городе были оставлены нуждавшиеся в уходе раненые, больные, а также осуждаемые всеми трусы и лентяи. На них была возложена задача по дальнейшему строительству, а если потребуется, и обороне города. Одновременно Александр железной рукой осадил и тех, кто до сих пор выполнял этот его приказ спустя рукава. Прежний городской наместник был отстранен от дел и брошен в темницу. Им был перс, уже восьмой по счету из назначенных Александром сатрапов, которых царь вынужден был сместить. И, по-видимому, не последний: когда Александр взглянул в глаза своим подданным-македонянам, он без слов понял, что было у них на уме, только они не решались высказать ему это после Бактры.
Лишь в начале осени двинулись дальше: солдаты были сытыми, отдохнувшими, оснащенными новым оружием; в войсках царило приподнятое настроение, как никогда прежде. Да и природа вокруг — цветущие сады, плодородные поля — способствовала этому. Если Александр торжественно приносил жертву Афине, то все уже знали — он замыслил новый поход. Но перед этим в верховьях Кофена по настоянию раджи войска были разделены. Гефестион и Пердикка получили приказ вместе с половиной гетайров, конными наемниками, частью тяжелой пехоты и обозом отправиться вниз по течению Кабула и любыми средствами усмирить Певкелаотиду (Пешавар). Таксил собирался повести их через Хайбарский перевал, испокон веков служивший плацдармом для нападения на Индию из Центральной Азии (знаменитым, вернее печально знам