Из 100 своих кораблей критянин потерял всего четыре парусника. Из тех же воинов, что были в походе вместе с Александром, в живых осталась лишь половина. Кто был повинен в этом? Сатрап Кармании, не пославший вовремя каравана с провиантом? За это он теперь заплатил своей головой. Аполлофан, который должен был организовать снабжение флота? Бематист, которому надлежало предоставить точные данные о расстоянии для расчета пути следования флота Неарха и который дал неверную информацию? Немало виновных нашел Александр, и многие из них были казнены, лишены званий и должностей, заточены в темницу. Обвинение подданных во всех смертных грехах — не редкость среди деспотов, но Александр никогда не был тираном в классическом смысле этого слова. Как говорил один из его современников, Александром владело отчаяние, он был мрачен и бледен вследствие физических и душевных страданий. Это означало, что подсознательно он чувствовал, кто истинный виновник всего случившегося: он сам.
Еще античные историографы Диодор, Арриан, Плутарх, Юстии, Курций Руф намекали на это. Современные же историки пошли гораздо дальше, устроив чуть ли не судилище над ним. Конечно, всегда проще быть правым по прошествии времени, но в этом случае они действительно располагают весомыми аргументами: Гедросия до похода считалась неведомой землей, войско, с которым он отправился, для подобного предприятия было слишком велико и трудно управляемо, и уж совсем никак не следовало брать с собой такой огромный обоз с женщинами и детьми. Возможность повернуть назад при появлении признаков надвигающейся катастрофы не была использована.
Избежать подобных просчетов (элементарных стратегических ошибок) означало бы в данном случае действовать благоразумно. Но вплоть до этого рокового похода секретом успеха македонянина никогда не было благоразумие. Он всегда предпочитал отчаянную удаль добрым советам, действовал вопреки всем правилам военного искусства, презирал осторожное обдумывание и взвешивание. Но то, что приносило победы в борьбе с людьми, оказал ось бесполезным в противостоянии силам равнодушной, враждебной природы.
К тому же после фиаско на Гифасисе — позора, доселе невиданного, — он хотел доказать всему миру, на что способен: он подчинит себе пустыню, покорить которую не удалось ни легендарной Семирамиде, ни великому Киру. Но он переступил при этом назначенные ему божественным провидением границы. Он слишком возвеличился, вознесся и вызвал гнев богов.
Александр, как и Цезарь, в самые ответственные моменты полагался на удачу. И, как показывали последние события, всегда был прав. Он был любимцем Тихе: казалось, он заключил с ней союз. Но в Гедросии непостоянная богиня счастья лишила его своей благосклонности — недаром же она стояла на шаре. «Перипетия» означает «изменчивость судьбы». В трагедии героя Гедросия стала вехой, которой отмечено начало его пути навстречу неизбежной катастрофе.
Великая чистка
«Многое вы сделали неверно за время моего отсутствия. Но вашей самой большой ошибкой было считать, что я не вернусь».
При этом Александр имел в виду своих восточных сатрапов и приданных им македонских военных комендантов. Большинство из них решало после индийского похода: «Больше мы его не увидим, своего господина», который, как они знали, был настолько глуп, что сражался в первых рядах, бок о бок с рядовыми воинами. Когда-нибудь вражеский меч сразит его. Ну, а если не меч, то одна из многочисленных коварных болезней, подстерегающих солдат в походе. И стоит ли тогда стараться, тратить силы, усердие, энергию для поддержания правления того, кто заведомо обречен на смерть? Александр все равно так или иначе пропадет на чужбине…
И они устраивали празднества неслыханной пышности, выписывали из Афин дорогих гетер, бравших за ночь до 10.000 драхм, или просто уводили жен своих подданных, которые им нравились. Они забросили все свои обязанности и лишь об одной не забывали: обогащаться. Они грабили храмы, вскрывали гробницы, нападали на караваны мирных купцов. Но в казне постоянно не хватало денег, и они увеличивали налоги и забирали последнее у крестьян. Для укрепления своей власти они создали отряды наемников, которые не присягали на верность царю. Те же из них, кто не творил подобного беззакония, тоже были виновны, так как они не отвечали на письма из царской канцелярии, не пополняли царское войско, что входило в их обязанности, не выполняли приказы до тех пор, пока, наконец, не выяснилось, что они уже не имеют смысла. В остальном же они выжидали, что принесет будущее.
Александр завоевал империю, простиравшуюся от Адриатики до Пенджаба, от Яксарта до Нила. На всех полях сражения он одержал победы, посадил в завоеванных странах своих сатрапов, основал ч несколько Александрии, превратил наемников в мирных поселенцев и, едва увядали свежие лавры его венка, шел дальше, навстречу следующей цели. У него не оставалось времени для замирения новых провинций, для проверки того, кто действительно был способен управлять гигантской империей. Большинство новых подданных Александра знали о нем лишь понаслышке, пообщаться же с ним, хотя бы только увидеть его, им не удавалось. Неутолимая жажда славы не давала ему покоя. Нигде он не задерживался настолько, чтобы на этих землях воцарился покой — будто чувствовал, как мало времени у него осталось.
Как только до провинций дошел слух, что пустыня поглотила Александра вместе с его воинами, беспорядок превратился в анархию. Поселенцы оставили свои города, наемники бунтовали, вельможи скрывались, прихватив царскую казну. Казалось, уж теперь-то трон зашатался под напором вероломства, коррупции, алчности и глупости.
Но вдруг Александр, которого считали погибшим, вернулся, и час расплаты настал. Как пишет Якоб Буркхардт, от грека в нем была лишь неуемная жажда славы. Среди эллинских добродетелей редко встречались подобные верность данному слову, способность видеть свои ошибки и раскаиваться в них, быть надежным в дружбе, уметь прощать. Но о последнем сейчас речи быть не могло. Заклинания его полководцев, твердивших о том, что он поставит все на карту, если проявит хоть малейшую уступчивость, оказались совершенно излишними. Только жестокими мерами можно было уничтожить это змеиное гнездо, только беспощадностью спасти трон.
Свой первый удар он подготовил еще в Кармании. Ее сатрап Астасп, виновный в том, что вовремя не отправил караваны в Гедросию, где их ожидали голодные воины, был приговорен к казни ударом копья. Автофрадата, наместника одной из территорий на побережье Каспийского моря, обвиненного в продажности и развале страны, ожидала та же участь. Орксин, самовольно захвативший власть в провинции Персида, вышел навстречу царю с караванами, груженными дорогими дарами, в надежде быть утвержденным Александром в желаемой должности. Однако доказательств того, что при Орксине в провинции господствовал террор и осквернялись святыни, было достаточно, чтобы затянуть на его шее петлю. Абулит, в свое время сдавший македонянам Сузы и оставшийся там сатрапом, не поставил обозу корм для лошадей, снабдив его лишь деньгами. Александр велел насыпать лошадям золотых монет и спросил: «Ты думаешь, они будут сыты этим?» Изнуренные солдаты потребовали смерти сатрапа. Когда же его сын Оксафр, также виновный в преступном бездействии, стал поносить воинов, Александр вышел из себя и в ярости пронзил его мечом. Объявился и якобы законный наследник Дария по имени Бариакс. Водрузив себе на голову тиару, он попытался призвать мидийцев к освободительной борьбе. Он умер так же, как и иранцы Ордан и Зариасп, решившиеся на сопротивление.
Астасп, Автофрадат, Орксин, Абулит, Оксафр, Бариакс, Ордан и Зариасп были из старинных благородных родов, но от руки палача их не спасло ни знатное происхождение, ни заслуги, которыми они прославились в царствование Дария. По отношению к высокопоставленным македонянам и фракийцам Александр вел себя таким же образом. Он повелел Клеандру и Ситалку из Экбатан явиться в Карманию, чтобы держать ответ за преступления, в которых они обвинялись: разграбление храмов, жестокое обращение с населением, надругательство над женщинами. Против них свидетельствовали свои. же воины, поэтому суд был коротким. С учетом тяжести совершенных злодеяний они не были повешены, их не пронзили копьем — такая смерть была бы слишком быстрой. Их распяли на кресте. Македоняне приняли это решение Александра с особенным удовлетворением, потому что и Клеандр, и Ситалк были среди тех, кто злодейски умертвил незабвенного полководца Пармениона. Вместе с ними казнили и 600 охранников, осуществлявших их преступные замыслы.
Этой чисткой Александр преследовал определенную цель — запугать своей жестокостью нерадивых сатрапов. Он не щадил даже старых заслуженных македонян, которых осталось уже немного и в которых он особенно нуждался. Но зато простой люд говорил: «Этот царь действительно справедлив. Он не желает, чтобы с нами обращались, как со скотом, и защищает народ от произвола и притеснения правителей». Иногда страдали и невиновные. Славное это было время для доносчиков и наушников. Не так уж сложно было донести на своего заклятого врага, добиться его казни, предъявив ложное обвинение. Такие случаи множились. Особенно усердствовали жрецы, которых поддерживал Гефестион. Но подобные проявления несправедливости считались закономерными и неизбежными: лес рубят — щепки летят.
Каждый день на пути следования из Гуляшкирда через Таруану в Пасаргады и Персеполь перед шатром Александра останавливались всадники с донесениями. Чаще новости были невеселыми: умер Мазей, первый персидский правитель, пользовавшийся доверием Александра. В Индии наемники убили сатрапа Филиппа. Поступало все больше жалоб на Клеомена, ведавшего прежде казначейством и поднявшегося до наместника в Египте. Особенно много нареканий было из Греции, где египетское зерно настолько подорожалоччто беднота голодала. Клеомен же, торгуя зерном как ему заблагорассудится, загребал огромные барыши. Но, поскольку миллионы поступали и в государственную казну, пройдоху-грека на так легко было поймать за руку. Из нисайских конюшен, имевших для кавалерии большое значение, увели большую часть лошадей. В горах Армении и Каппадокии, где мира не было уже давным-давно, власть окончательно перешла к иранцам. Во Фригии бунтовали племена. А далекую Европу опустошали фракийцы, которых считали прирученными еще со времен Филиппа. В Эфесе убили поставленного Александром наместника Эгесия.