Калугин напрягся:
— Идеи по этому поводу у меня есть. Но ведь, если я их передам генсеку через голову шефа, тому это очень не понравится. И, боюсь, моих неприятностей только станет больше.
— Ну, Олег, — развел руками и, налегая на букву «о», сказал Яковлев. — Сейчас время такое. Кто не рискует, тот не выигрывает. Одно я тебе могу гарантировать точно: бумага через меня ляжет на стол Михаилу Сергеевичу.
На этом расстались.
В 1987 году Калугин передал Горбачеву через Яковлева записку с предложениями о том, как реформировать КГБ, который, по мнению автора, «являет собой сегодня наиболее консервативный, окостенелый организм, объективно вступающий в растущее противоречие с интересами поступательного развития социалистического общества». Предлагалось усилить партийный и государственный контроль за органами, на треть сократить их численность, снизить порог секретности, отменить «диссидентские» статьи уголовного кодекса, наладить гласное освещение деятельности комитета[380].
Как и предполагал Калугин, его записка вызвала крайне негативную реакцию у председателя КГБ В. М. Чебрикова. И не только потому, что бумага поступила напрямую генеральному секретарю, минуя Лубянку, что было вопиющим нарушением субординационных ведомственных правил. Виктор Михайлович счел предложения подчиненного неприемлемыми. Между ними состоялся острый разговор.
Реакции Горбачева на записку не последовало, однако вскоре «бунтарь» получил новую должность: его утвердили начальником управления безопасности и режима Министерства электронной промышленности СССР. С персональной машиной и подчинением лично министру. Ленинградская ссылка для Калугина закончилась. И хотя в разведку его не вернули, но какие-то призрачные надежды на помилование появились.
Примерно в это же время новую должность получил и Чебриков, которого переместили в ЦК. Что для Калугина было хорошо. Но вместо Чебрикова главой КГБ стал Крючков. Что для Калугина стало настоящей катастрофой. Олег Данилович еще питал какие-то иллюзии относительно того, что на новой должности и в новых условиях набиравшей силу перестройки бывший шеф простит старые обиды, призовет «отступника» еще послужить родине, но его визит к Владимиру Александровичу и унизительные попытки договориться ни к чему не привели. Крючков, как быстро понял Калугин, ничего не забыл и дал понять визитеру, что сотрудничать с ним не намерен.
Владимир Александрович своих врагов не прощал.
Спустя год опального генерала разведки в связи с достижением пенсионного возраста отправили в запас, а затем и вовсе сделали пенсионером. Но в пятьдесят пять лет он вовсе не чувствовал себя «сбитым летчиком», все еще взбивал сметану, как та лягушка из притчи, попавшая в кувшин с молоком. Уловив, куда подули ветра, он предложил свои услуги нарождавшейся Демократической платформе в КПСС. Стал выступать на митингах, обличая «преступную сущность КГБ». Охотно и много давал интервью западным журналистам. Принял участие в выборах в народные депутаты.
Крючков был взбешен и уже в открытую начал называть Калугина предателем. Яковлев тоже вступаться за старого приятеля не стал. Когда в 1990-м в ходе работы ХХVIII съезда КПСС молодые делегаты спросили Александра Николаевича о его отношении к Олегу Даниловичу, то ответил он так:
Полагаю, что когда человек поступает на работу в такие довольно деликатные органы со своими специфическими законами и порядками, то он вынужден иногда выполнять функции, о которых так просто не расскажешь. При этом он должен, как я понимаю, до конца жизни держаться принципа лояльности. И четко разделять свою общественную деятельность в пользу демократии или против демократии, никогда не путая ее с тем, чему он присягал в прошлом. […] Думаю, что у Олега Даниловича есть информация, которая ему не принадлежит. Вот свою — пусть распространяет сколько хочет, а не свою — нельзя[381].
Указом президента СССР отступника лишили всех государственных наград, звания генерал-майора и персональной пенсии. Но теперь даже это работало на новый имидж вчерашнего чекиста. Его избрали в Верховный Совет от Краснодарского края. А после провала августовского путча новый глава КГБ Вадим Бакатин вначале предложил ему пост своего первого зама, а затем кандидатура Калугина рассматривалась в Кремле на должность руководителя внешней разведки. Но как-то это не склеилось…
В начале 90-х, когда я работал над серией статей по истории разведки, Олег Данилович приходил ко мне в редакцию, охотно отвечал на самые разные вопросы. Выглядел он неважно: каким-то затравленным, жалким. Звезда его опять пошла вниз. Прежние коллеги, оставшиеся при делах, отвернулись, не смогли простить «перестроечных» речей. Новые, всплывшие на волнах капитализма, решали свои проблемы, и Калугин был им до лампочки.
Потом появилась книжка, написанная бывшим сослуживцем по внешней контрразведке Александром Соколовым, где Калугин изображался давним агентом ЦРУ. Версия его недруга Крючкова, который сам отсидел в тюрьме за поддержку ГКЧП, опять стала набирать силу — в СМИ, в ветеранских кругах… От греха подальше вчерашний герой в 1995-м рванул на ПМЖ за океан. Работал гидом, водя туристов по шпионским маршрутам Вашингтона. Считается, что в опубликованных за океаном мемуарах фактически заложил целый ряд людей, когда-то работавших на советскую разведку. Хотя сам беглец признает только один факт, который явно свидетельствует против него: сдал американцам нашего агента Джорджа Трофимоффа, который, будучи сотрудником военной разведки США, долгое время на материальной основе сотрудничал с КГБ.
После этого Мосгорсуд заочно приговорил бывшего генерал-майора за измену Родине к пятнадцати годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии строгого режима.
То есть не факт, что Калугин с младых лет был двойным агентом, но теперь-то он точно оказался по другую сторону линии фронта.
Уже упоминавшийся выше ветеран внешней контрразведки Виктор Черкашин, награжденный за свои подвиги на ниве вербовок орденом Ленина и хорошо знавший Олега, считает, что взлет и падение Калугина были взаимосвязаны: «Его заносчивость, высокомерие и агрессивность в достижении поставленных целей, упрямство и цепкость — все это явно противоречило консерватизму и руководства ПГУ, и всей власти в целом»[382].
Еще определеннее по адресу бывшего коллеги высказался Леонид Шебаршин, возглавлявший Первое главное управление после Крючкова: «Он — предатель и кусок дерьма»[383].
Однако вернемся к главной интриге этой главы нашего повествования. Так были ли у Владимира Александровича Крючкова серьезные основания для того, чтобы подозревать Яковлева в государственной измене, или высказанная им версия — всего лишь часть тех игр, которые неизменно сопровождали всю жизнь начальника Лубянки?
Итак, в бытность Александра Николаевича послом они если и пересекались, то не более одного раза — это вытекает из воспоминаний того и другого. Но вот Яковлева отзывают в Москву, начинается его новое восхождение наверх по партийно-карьерной лестнице: директор «мозгового центра» партии, каким по праву считался ИМЭМО, зав. Отделом пропаганды, секретарь ЦК, кандидат в члены Политбюро, член ПБ, один из самых близких соратников главы партии и государства.
Крючков в 1985 году, то есть когда Александр Николаевич возвращается в ЦК, все еще возглавляет Первое главное управление, внешнюю разведку. Он на этой должности уже четырнадцать лет, зарекомендовал себя надежным и проверенным во всех отношениях работником, твердым государственником, настоящим партийцем.
Имея возможность знакомиться с огромным массивом информации как о внешних, так и о внутренних делах, нутром чувствуя скорые перемены, Крючков начинает свою игру, ставки в которой очень высоки. Не исключено, что его люди в Канаде сообщили шефу разведки о тех доверительных разговорах, которые вел секретарь ЦК Михаил Горбачев в ходе своего недавнего визита за океан с послом Александром Яковлевым. Не осталось без внимания и кадровое перемещение посла — на должность директора ИМЭМО. Там, в этом академическом институте, у Крючкова тоже много своих осведомителей — офицеры «действующего резерва», т. н. доверенные лица, агентура. Крючков в курсе того, что директора института то и дело приглашают в ЦК для участия в подготовке самых важных документов.
Начальник ПГУ, взвесив все факты, приходит к выводу: Горбачев, скорее всего, станет новым генсеком, да и этот Яковлев тоже далеко пойдет. А раз так, надо, пока не поздно, выстраивать с ним нужные отношения.
Вот удивительный факт. В тот день, когда после смерти Черненко проходило судьбоносное заседание Политбюро, на котором решалось, кто возглавит партию и страну, Крючков пригласил Яковлева к себе в «лес», на строго охраняемую территорию штаб-квартиры внешней разведки. Объяснил: в комнате, смежной с залом для заседаний Политбюро, будет сидеть «свой человек», который сможет информировать их обо всем происходящем на секретном заседании.
Итак, мы потягивали виски, пили кофе и время от времени получали информацию из приемной Политбюро. Первая весточка была ободряющей: все идет нормально. А это означало, что предложена кандидатура Горбачева. Не скрою, я, зная состав Политбюро, опасался, что начнется дискуссия. Но этого не случилось. И когда пришло сообщение от агента Крючкова, что Горбачева единогласно возвели на высокий партийный трон, Крючков воодушевился, поскольку именно с этим событием он связывал свою будущую карьеру[384].
Из этого отрывка вытекает, сколь близкими были тогда отношения между начальником разведки и будущим «архитектором перестройки».
Молодой генеральный секретарь, придя к власти, почти сразу приступает к обновлению партийного и государственного аппарата, избавляется от тех людей, которые, по его мнению, не могут соответствовать новым требованиям, удаляет под разными предлогами «консерваторов», «стариков». Через какое-то время он понимает, что и во главе Комитета государственной безопасности ему нужен другой человек. Виктор Михайлович Чебриков, конечно, вполне лоялен, но годы дают о себе знать, нет в нем того свежего задора, той искры, которая так необходима сегодня, чтобы поднимать народ на новые дела. Горбачев осматривает «поляну», советуется с окружением: кто бы мог прийти на Лубянку вместо Чебрикова?