Александра — страница 49 из 55

Александра сама подвергается допросу Керенским, который, впрочем, проходит скорее как беседа в одной из комнат дворца. На вопрос относительно ее роли в политике царя она заявляет Керенскому, что считала своим долгом постоянно информировать царя ввиду отсутствия того в столице и что вполне естественно, чтобы в счастливом браке все дела обсуждались.

Так как в следственной комиссии, направление деятельности которой, по сути, не ясно, — вопрос о законности действий сверженного и лишенного законности правительства представляется абсурдным, — прежде всего речь идет о вопросе государственной измены, ни царь, ни царица не признаны виновными и не уличены в каких-либо враждебных государству действиях. Так что нет повода, чтобы передавать их военному трибуналу.

Конец

Подробности признаний бывших министров доходят до общественности. 23 марта, едва через месяц после отречения царя, в одной петроградской газете появляется «Открытое письмо Александре Федоровне»:

«Свершилось. Долгожданный час свободы настал. Россия в упоении безграничного счастья, она освободилась от кошмара, ее угнетавшего.

Конец тирании! Больше двадцати лет Вы, царица, предавали и продавали Россию. Удар за ударом Вы наносили в спину стране, которая приняла Вас как убогую принцессу с распростертыми объятиями. С Вами даже связывали надежды, полагая, что Вы будете не такая, как Мария Федоровна, которая за пятьдесят лет жизни в России даже не взяла на себя труд научиться говорить по-русски (…) Уже эта деталь показывает Ваше полное пренебрежение нашим народом и нашим языком и полное непонимание Вашего положения царицы. От Вас с самого начала ждали другого.

Перед Вами становился на колени многомиллионный народ, который жаждал просвещения, образования и осуществления элементарных человеческих прав. И что же Вы посеяли в эту почву кроме презрения и ненависти? Ваше положение давало Вам неистощимые возможности, чтобы творить добро, и народ поблагодарил бы Вас и освятил бы Ваше имя во всех грядущих поколениях. Но где же остались все те образовательные и конституционные учреждения, которых так сильно жаждал народ?

Что хорошего Вы сделали стране за двадцать пять лет, кроме новой ограды для Зимнего дворца?

Вы всегда говорили, что Вы в такой же степени немка, как та, которую русские называли [Екатериной] «Великой». Ваша самооценка смешна! Единственное сходство состоит в том, что Вы обе немки… Но Екатерина забыла свое происхождение, забыл его и наш народ. (…) Для сходства с Екатериной Великой Вам недостает понимания и такта. Екатерина смогла собрать вокруг себя самых образованных людей того времени и прошла вместе с ними путь, который отмечен деяниями ради высоких жизненных целей. Вы же не смогли найти никого другого, кроме Распутина, этого морального калеку, этого подонка общества — и этот распутник и преступник стал Вашим ближайшим другом, собеседником, и кто знает кем еще…

Вы пришли на русский трон с кругозором своей немецкой кухни, где Вы собственноручно готовили Ваше любимое блюдо, овсянку. Ни секунды Вы в действительности не были царицей, вдохновленной высокой миссией. Вам ни на мгновение не пришла в голову мысль, что народ ждет от Вас также и другое, чем только служить Вам, миллионами тратить на Вас свои тяжким трудом заработанные деньги и за это прозябать в неволе и даже в тюрьмах[97] или подвергаться унижениям и ссылке.

В другой стране, в былые, революционные времена Вас бы приговорили к позорному столбу и Вы бы закончили свои дни на костре. Но русский народ выше чувства мести и испытывает к Вам только презрение!

И не немку он презирает в Вас, но женщину, человека, царицу! Вы предавали нас двадцать лет и, наконец, нанесли окончательный удар[98], но этот удар сразил Вас саму.

Покиньте нашу страну, которую Вы не смогли ни понять, ни оценить, но не забудьте оставить здесь ценности, передать которые правительству настоятельно рекомендовал Вам великий князь Павел Александрович. Подумайте о том, что они приобретены на деньги народа, который Вы так глубоко презираете! (…)

Пусть проводят Вас в путь позор и презрение — спутники изменницы!

Низко кланяюсь я борцам за нашу свободу! Слава и вечная благодарность нашим освободителям!

Ныне свободная гражданка.

Художница А. В. Дарьял»

Эта газета никогда не попала в руки Александры. В своем новом мирке она совершенно отрезана от происходящего в стране. Все же события с февраля 1917 г. оказывают влияние и на положение царской семьи. Влияние и власть революционного крыла Временного правительства стремительно растут. Вскоре оно усиливается еще одной решительной группой, добивающейся свержения буржуазного Временного правительства путем классовой революции. Благодаря германской помощи она приезжает в Петроград в апреле 1917 г. во главе со своим главным вождем Лениным. Германия хочет прекратить войну на два фронта и освободить свои части для борьбы с Францией и поэтому поддерживает революционеров и их программу переворота ради свержения Временного правительства, чтобы таким образом вынудить Россию к подписанию мирного договора. Эти революционеры теперь ведут агитацию и вербуют себе сторонников среди населения под лозунгом «Мир!». Людендорфф телеграфирует из германского Генштаба в министерство иностранных дел в Берлин: «Въезд Ленина в Россию прошел успешно. Он работает как нельзя лучше».

Примерно в это время, в апреле 1917 г., решается судьба царской семьи.

Экстремистское крыло выступает за то, чтобы перевести Романовых из дворца в тюрьму Петропавловской крепости. Умеренные члены правительства опасаются их казни и ее последствий: потери доверия со стороны союзников, в результате чего могло бы встать под вопрос продолжение ими войны. Союзные державы заинтересованы в войне до победного конца и поддерживают Временное правительство и денежными средствами.

Поэтому желание царя выехать к своим и Александриным английским родственникам, после того как ему и его семье отказано в возможности уехать в Крым, передается Керенским и Милюковым, министром иностранных дел Временного правительства, в Англию. За этим следует установление контакта между русским и британским министерствами иностранных дел через британского посла в Петрограде сэра Джорджа Бьюкенена, связанного многолетней дружбой с царем. Тот рисует своему лондонскому начальству реалистическую картину положения.

На первый запрос британское правительство реагирует благосклонно, однако одновременно высказывает мнение, что Дания или Швейцария все же были бы более желательными странами для эмиграции царской семьи. Секретарь короля Георга V, кузена Николая и Александры, сэр Артур Стамфордем к тому же указывает британскому министерству иностранных дел на то, что русское правительство должно гарантировать средства на надлежащее содержание императорской семьи в Англии.

На это из Петрограда не поступает никакого ответа. Это дает английскому королю время опомниться. 30 марта 1917 г. он велит своему секретарю написать британскому министру иностранных дел Бальфуру: «…как Вам известно, король имеет тесные дружеские отношения с [российским] императором и готов сделать все, чтобы ему помочь. Однако Его Величество вынужден выразить сомнение в целесообразности того, чтобы, учитывая опасности путешествия, императорская семья избрала своим местом жительства Англию».

2 апреля приходит ответ Бальфура:

«Министры Вашего Величества понимают упомянутые трудности, однако не считают возможным отозвать приглашение».

«Его Величество рассматривает это дело как закрытое», — возвращается от личного секретаря короля.

5 апреля из России в британское министерство иностранных дел приходит еще одно письмо, содержащее просьбу двух великих князей о политическом убежище. После этого Стамфордем еще раз резюмирует мнение короля в послании секретарю министра иностранных дел Бальфура:

«Я полагаю, что вопрос о пребывании царя и царицы в России, равно как и его кузенов Георгия и Михаила, должен быть пересмотрен. Для короля слишком трудно было бы принять на себя критику или даже негативную позицию общественного мнения».

Двадцать четыре часа спустя Стафордем направляет непосредственно министру иностранных дел Бальфуру следующее предупреждение:

«Озабоченность короля этим вопросом растет с каждым днем (…) Его Величество получает письма от всех слоев населения (…) и члены лейбористской [рабочей] партии решительно возражают (…) Так как общественное мнение исходит из того, что царская семья приезжает сюда по инициативе короля, Его Величество предстал бы в неблагоприятном свете (…) Поэтому король изволит просить Вас, чтобы после консультаций с премьер-министром Вы тут же уведомили Бьюкенена, чтобы он подыскал для Временного правительства другую будущую резиденцию для Императорских Высочеств…»

Еще в тот же вечер король велит своему секретарю написать Бальфуру:

«Я должен Вас просить доложить премьер-министру, что согласно сообщениям в прессе переезд бывшего императора и бывшей императрицы в нашу страну (…), несомненно, скомпрометировал бы короля и королеву (…) Бьюкенена необходимо инструктировать, что [русский министр иностранных дел] Милюков, ввиду раздающихся здесь голосов против, должен нам позволить отозвать наше первоначальное согласие…»

Телеграмма от 13 апреля 1917 г. Бьюкенену в Петроград заканчивает обсуждение раз и навсегда. В своем ответе на нее Бьюкенен соглашается с мнением своего начальства не проводить эту акцию как инициативу британского правительства, позитивно относящегося к эмиграции царской семьи в Англию, без согласия короля, так как иначе это могло бы омрачить отношения с новыми властями России (где в правительстве уже доминируют Советы)…

В написанных позднее мемуарах английский дипломат не упоминает об этом деле, чтобы не скомпрометировать свое правительство ввиду той участи, которую уготовили царской семье именно те власти, с которыми британское правительство не хотело испортить отношения. Все же дочь Бьюкенена, Мериел, находившаяся в то время в Петрограде и знавшая о переписке между Англией и Россией, рассказала о нем впоследствии, и содержание сохранившейся корреспонденции документально подтверждает ее свидетельства.