Впрочем, нам известно, что Алексей Николаевич выражал желание съездить «за речку»[306], но эта инициатива, как видим, даже не рассматривалась руководством.
«На состоявшемся 19 августа 1981 года закрытом совместном заседании Совета Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС высшее руководство страны приняло решение о создании в Комитете государственной безопасности СССР совершенно секретного отряда специального назначения для проведения операций за пределами СССР в „особый период“. Его первым командиром стал участник штурма дворца Амина, Герой Советского Союза Эвальд Козлов, боевой капитан 1-го ранга из морских погранчастей КГБ. А потому назвали отряд „Вымпел“, по ассоциации с адмиральским брейд-вымпелом на мачте. Официальное же наименование было скучное — Отдельный учебный центр КГБ СССР…
После того как решение о формировании „Вымпела“ было принято окончательно, передавая мне бумаги, Юрий Владимирович Андропов сказал: „Ну вот, на! Работай, создавай! И чтоб равных им не было!“
Равных им действительно не было. И по степени готовности пойти на риск, и по степени оперативной выдумки, разведывательной находчивости. Они доказали своё право на существование и доказали право гордиться своей профессией и своими навыками. Главная особенность „Вымпела“ состояла в том, что это была сила думающая, умеющая самостоятельно осмыслить любую задачу, принять правильное решение и воплотить его в жизнь…
Мы прекрасно знали, что наша боевая подготовка в некоторых случаях превосходит американскую по своей напряжённости, остроте и, можно даже сказать, по результативности. Хотя возможностей для этого у американцев было гораздо больше.
Сразу же после создания отряда начала формироваться и учебная база по нескольким направлениям. Необходимо было полностью проанализировать и обобщить богатейший опыт диверсионной разведывательной деятельности на территории нашей страны во время Великой Отечественной войны и предшествовавших войн, опыт боевой подготовки наших военных, армейских подразделений специального назначения, опыт наших противников — американцев, израильтян, западных немцев…»[307]
Возможно, цитата несколько длинная, но это объясняется тем, что к подготовке отряда Алексей Николаевич Ботян имел самое непосредственное отношение.
Об этом рассказывает Сергей Александрович, который десять лет руководил КУОС (Курсы усовершенствования офицерского состава), вплоть до их «упразднения» в 1993 году:
«Ботян приезжал к нам на КУОС в роли посредника. Посредник — это, так сказать, представитель от головной организации, от заказчика. Он участвовал в учениях и занятиях, профессионально смотрел, как идёт процесс подготовки. При этом сам нередко мог что-то подсказать, посоветовать, научить… Вообще, на протяжении всех десяти лет, которые мы совместно в этой работе проводили, я получал от него только конкретные замечания и предложения, у нас было по-настоящему творческое сотрудничество. Обычно приезжали посредники помоложе — ведь проверяющим также приходилось переносить немалые физические нагрузки, но и Алексей Николаевич был у нас частым гостем».
Сергей Александрович вспоминает наиболее яркие моменты таких занятий:
«Был у нас марш, для слушателей. Зима, лыжи, полная боевая выкладка, практически все занятия проводились в ночное время. По ходу, уже перед самым выходом с маршрута, они должны были пять километров пронести раненого. Я с ними лично проводил занятия по медицинской подготовке (заметим, что в числе нескольких высших образований у Сергея Александровича есть и медицинское. — А. Б.), по оказанию помощи, транспортировке, различные её виды: на палатке, на лыжах, и всё такое… Но практика показывала, что слушатели тоже умные. Зачем им кого-то тащить? Только перед самым концом маршрута они действительно несут своего товарища. Все улыбаются, всем всё понятно… Тогда было решено сделать следующее: на последнем этапе кладём борцовскую куклу, килограммов на 60–70, она уже сама не пойдёт, её надо транспортировать — правильно, грамотно, чтобы она не сваливалась, не мешала. И вот поступает радиограмма: „У вас появился тяжелораненый, нужно оказать помощь! Квадрат такой-то, такой-то, такой-то“. Слушатели, повторю, народ умный и грамотный. Одна из групп посылает ответ: „Раненый умер. Мы его решили захоронить“. Но и преподаватель соображающий, отвечает: „В связи с тем, что ему присвоили звание Героя Советского Союза, захоронение должно быть произведено на родине“. Всё! Тем, кто хорошо слушал, грамотно сделал, тому транспортировать было легче. А тот, кто считал, ну что там такого, взвалю на плечи — ребята все здоровые, то пять километров проходили еле-еле, в мыле и в напряжении страшном. Докладывают: „Товарищ полковник, группа такая-то прибыла!“ Говорю: „Всё, свободны!“ Они бросают этого „раненого“ на землю и с остервенением начинают избивать его ногами! Так в Японии снимают стресс, избивая палкой куклу начальника… Ботян всегда по достоинству оценивал подобную организацию занятий и докладывал, что всё проводится по-настоящему».
Сергей Александрович вдруг широко улыбается — такой хорошей, доброй улыбкой:
«Смешного на этих занятиях было много! Но это мы уже потом смеялись. Допустим, проходят дорогу… Нужно ведь не просто рвануть через дорогу, а слушатель должен проверить, чиста ли она, не может ли его кто-то зафиксировать и прочее. А мы ещё старались поставить там, где наиболее удобные места для перехода, так называемые имитационные мины. И вот — занятие, и вдруг на обочине появляется грейдер. Он зацепляет мины, которые начинают взрываться с ужасным воем и свистом! Водитель, бедняга, бросает свой грейдер — и бежать! Мы ж работали не посреди полигона, а „вживую“. Таких эпизодов достаточно много… Вот, шестые сутки проходят учения. Переходы, так называемые рейды, когда нужно из одной местности переместиться в другую, преодоление водной преграды, встреча с агентами и прочее, прочее… Целый комплекс мероприятий. И вот у слушателей задача: просчитать, сколько транспорта пройдёт по шоссе, что за виды транспорта, что перевозят и т. д. и т. п., и всё это описать. Ну и как нарочно на трассе останавливается машина, и к кустам, где сидит замаскированный слушатель, подходит водитель и начинает в эти кусты писать. Причём очень долго! Этот не выдерживает, поднимается и говорит: „Ну, сколько ж можно?!“ Небритый, в маскхалате, с автоматом… Что могло быть с водителем? Да что угодно! Пришлось потом долго беседовать со слушателем: раз он тебя не видит, то всё, замри и терпи! Где гарантия, что „там“ такого не будет?»
Наш собеседник объясняет, что Алексей Николаевич, выполняя обязанности посредника, должен был не только встречать группу по возвращении.
«Он осматривал места, изучал маршруты — фактически сам по ним проходил, определяя, чтобы была нормальная нагрузка на слушателей — чтобы им это запомнилось. Ведь хотя у нас и шла теоретическая подготовка, но важнее всего было именно закрепление практикой. Ботян оценивал, что это будет — имитация или действительно боевая деятельность. Можно понять, что его партизанский опыт вызывал у слушателей большой интерес. Задавали самые неожиданные вопросы, например: „Алексей Николаевич, а как вы в лесу спали?“ И тут Ботян объяснял, что нельзя, например, прислоняться головой к сосне или к ёлке, потому что потом от смолы волосы еле-еле отдираешь… Много полезного он давал слушателям! Не только как партизан и диверсант, но ещё и как человек, который любил, знал и понимал природу… Такой информации, что они от него получали, ни в одном учебнике не сыщешь! Для всех нас это был настоящий старший товарищ — в самом лучшем смысле этого понятия».
Глава семнадцатаяОн ушёл в разведку…
Всякая служба — в смысле срока служения Отечеству, — даже самая добросовестная, результативная и продолжительная, когда-нибудь обязательно заканчивается, на что есть соответствующие законы и правила… Однако хотя Алексей Николаевич и вышел в отставку в 1984 году, но потом он ещё до 1986 (или, по другой версии, до 1989) года работал в Службе в качестве консультанта, а затем, уже до конца своих дней, оставался как бы под её «крылом», и она очень заботилась о своём прославленном ветеране, всячески его опекала и ему очень помогала.
Впрочем, это достаточно сложный вопрос, насколько реально ему была нужна какая-то помощь. Конечно, в вековом, скажем, возрасте без поддержки обходиться трудно — однако у Алексея Николаевича подобного возраста просто не чувствовалось. Хотя с каждым прожитым годом у него неизбежно прибавлялись, что называется, проблемы со здоровьем, но мы за всё время нашего почти десятилетнего общения ни разу не слышали, чтобы он на что-то пожаловался, заговорил вдруг о своём самочувствии или, что нередко делают люди в солидном возрасте, стал бы рассуждать о том, что, мол, пора помирать, жить уже надоело, да и незачем… Кажется даже, что он абсолютно не соотносил себя со своими годами. Кто-то из ветеранов Службы рассказывал, как однажды — в санатории, что ли? — он вместе с Ботяном оказался в компании людей, в возрасте немного за семьдесят. И что же? Пообщавшись с ними, послушав их разговоры, Алексей Николаевич через некоторое время заявил своему спутнику: «Слушай, а чего мы здесь со стариками-то сидим? Пойдём к молодёжи!»
Он любил жизнь, он по-настоящему ценил каждый свой прожитый день. Всегда бодрый, всегда с улыбкой и шуткой. Так что, пожалуй, из всей той помощи, которую ему оказывали, он в первую очередь нуждался в общении, в людях, в своих друзьях и знакомых. Он, очевидно, лучше всех понимал прекрасные слова Антуана де Сент-Экзюпери про «роскошь человеческого общения» и, как кажется, эта «роскошь» была для него единственно необходимой из всех, так сказать, жизненных роскошей.
Среди тех, с кем он постоянно общался, был и генерал-майор Юрий Иванович Дроздов, в прошлом — легендарный начальник легендарного Управления «С» (простите, но ни у Дроздова, ни у его Управления отобрать этот превосходный эпитет нельзя!), а на тот период также уже отставник, пенсионер, хотя и руководивший аналитическим агентством НАМАКОН. Помнится, Юрий Иванович нам говорил: «Во времена нашей службы больших и частых контактов у меня с ним не было по одной простой причине: на моих плечах лежало всё-таки… подразделений…»