Борьба с Боэмундом
1. Освобождение Боэмунда и гибель Кылыч-Арслана
Антиохийский князь был злым демоном тогдашней большой политики. Одним своим присутствием он будил несчастья и порождал раздор. Боэмунд уже принес много бедствий христианам, а теперь взялся за мусульман.
Мелик-Гази Данишмендид держал антиохийского правителя в плену и готов был отпустить только за крупный выкуп. Об этом прознал Алексей I. Он предложил Мелику 100 тысяч золотых монет за то, чтобы эмир передал Боэмунда в руки византийцев. Умный Данишмендид отказал. Он опасался, что император использует Боэмунда для игры в своих целях. Причем эта цель лежала на поверхности. Вероятно, Алексей заставил бы норманна отказаться от Антиохии. А это могло привести к далеко идущим последствиям. Византия стала бы новым центром силы в Северной Сирии и местом притяжения для армянских военачальников. Возникла бы опасность двойного удара по владениям Данишмендидов — с юга и севера, о чем мы уже писали. Все это Мелик-Гази легко просчитал. Он ответил «нет» Алексею. Тот упорствовал и стал торговаться. Император готов был выложить четверть миллиона золотых за голову Боэмунда.
Баснословная сумма, даже если византийская монета была сильно испорчена.
Данишмендид опять отказал. Он прекрасно понял, насколько ценным пленником является Боэмунд, и тем более не хотел отдавать его византийцам.
В игру вмешались армяне. Их отношения с норманнами переживали мимолетный период сердечного согласия. Армяне надеялись, что крестоносцы помогут им отвоевать утраченную родину и обрести свободу. К тому же византийцы были далеко, а грозные турки — рядом. Крестоносцы остались единственной защитой против турок.
Однако норманны всего лишь использовали армян в своих целях. К сожалению, армяне поймут это слишком поздно.
А пока князь приевфратских земель Гох Васил вступил в переговоры с туркменами о выкупе Боэмунда. Данишмендид неожиданно быстро пошел на контакт и согласился передать своего пленника армянам за 100 тысяч золотых монет. Этот тонкий ход был хорошо рассчитан. Данишмендид общался с Боэмундом и знал, как сильно норманн ненавидит ромеев. Туркмен полагал, что после освобождения Боэмунд ввяжется в войну с византийцами. В общем, так и произошло.
После недолгих переговоров Гох Васил выкупил Боэмунда. Откуда у мелкого армянского владетеля взялись 100 тысяч золотых — неясно. Разве что он занимался грабежом. Но более вероятно, что Васил занял деньги у армянских купцов, которые видели выгоду в сотрудничестве с крестоносцами. После Крестового похода армяне стали посредниками между Востоком и Западом в торговле пряностями и шелком. Греки лишили бы их прибыльного бизнеса. Ради сиюминутной выгоды купцы освободили норманна, который принесет много неприятностей Византии. Что касается Гох Васила, то он просчитался. Скоро выяснится, что крестоносцы совершенно не собираются освобождать Армению. Армянские княжества они рассматривают как свою добычу, а самих армян — как крепостных.
Вскоре Гох Васил поймет свою ошибку и переметнется в лагерь Алексея. Но это произойдет несколько позже. А пока — византийцы с горечью наблюдали, как птичка упорхнула. Боэмунд освободился из плена и прибыл в Антиохию в 1103 году. Наступил короткий период, когда врагами Византии стали мусульмане в Малой Азии, армяне в Киликии и Боэмунд в Сирии. К счастью для Алексея, каждый из них действовал на свой страх и риск. А затем враги вообще перессорились.
Первым рухнул мусульманский фронт. В начале параграфа мы сказали, что Боэмунд приносил несчастье всем, с кем имел дело. Данишмендид не был исключением. Из-за своего пленника он поссорился с иконийским султаном Кылыч-Арсланом. Султан потребовал часть денег, полученных за Боэмунда. Ведь воины Арслана участвовали в пленении славного крестоносца.
Данишмендид отказался платить… и началось. Султан немедля объявил ему войну, но не рассчитал силы. Данишмендид разгромил султанские войска и на короткое время занял Иконий. Однако удержать город не смог. Кылыч-Арслан собрал новое войско, нанес контрудар, отбросил Мелика-Гази на восток и победным маршем дошел до Мелитены, которую занял в 1106 году. Иначе говоря, захватил восточную часть Малой Азии. Секрет успеха крылся в том, что он заключил союз с Алексеем и признал его власть. Подробности — ниже.
Итак, Малая Азия пала к ногам Кылыч-Арслана. Разбитый Мелик-Гази укрылся в горах. На Малоазийском полуострове воевать султану было уже не с кем. Ведь Алексей I из врага сделался другом.
Кылыч-Арслан остро нуждался в деньгах. Он пошел еще дальше на восток и без всякого повода напал на месопотамских эмиров, чтобы захватить Мосул и расширить свои владения за счет Ирака. Это стало ошибкой. Активность Кылыч-Арслана сильно встревожила верховного правителя сельджуков — султана Мухаммеда I Тапара (1105–1118). Полководец султана Джавали выступил против Кылыч-Арслана с иракскими войсками.{76}
Для султана вся эта авантюра завершилась печально. Его войска сошлись с армией иракских сельджуков на реке Хабур. Джавали обошел авангард султана и напал на него. Численный перевес был на стороне иракцев. «По воле случая, — пишет ибн ал-Каланиси, — они встретились с войском Кылыча, и тогда два войска сошлись в битве в четверг, 19-й день месяца шаввала». Этот день соответствовал 13 июня 1107 года христианской эры.
Стояла ужасная жара. Люди и лошади страдали от жажды. Аскеры Джавали находились ближе к своим базам и получили довольствие, а потому набрались сил. Они яростно атаковали малоазийских сельджуков. Конники дрались врукопашную. Сам Джавали пробился к Кылыч-Арслану и нанес ему несколько сабельных ударов. Но доспехи султана выдержали. Менее стойкими оказались его воины. Кылыча предали два эмира. Они бежали с частью войск. Это бегство решило исход битвы. Среди малоазийских сельджуков началась паника, и вскоре она охватила всю армию. Бегущие воины увлекли за собой самого султана. «Сабельные удары уничтожили силы Кылыч-Арслана, а сам Кылыч, во время схватки упал в воды Хабура, исчез в воде, и больше его не видели», — пишет ибн ал-Каланиси.
Положительно, походы на Восток были опасны для румских султанов. Отец Кылыча, Сулейман, нашел смерть в таком же походе. Теперь погиб сын Сулеймана — Кылыч-Арслан.
Джавали захватил в плен одного из сыновей Кылыча — юного Масуда. Мальчика отправили в Персию, ко двору Великих Сельджуков. Там он прожил несколько лет, был воспитан в мусульманских традициях и наконец отпущен на родину, где устроил несколько заговоров и мятежей. О них мы расскажем позже, поскольку это имеет отношение к истории Византии.
Другой сын Кылыч-Арслана — Мелик-шах (1107–1116) — остался в Малой Азии. Уцелевшие после поражений сельджуки провозгласили его румским султаном. Мелик-шах оказался плохим правителем. При нем султанат сократился в размерах и пережил упадок.
Самым сильным государством Малой Азии сделался эмират Данишмендидов. Верховный сельджукский султан Мухаммед I Тапар прислал им черное знамя в знак покровительства. Мелик-Гази вновь захватил утраченные было владения и вышел на берега реки Кызыл-Ирмак.
Казалось, для Византии самое время добить Рум и уничтожить Данишмендидов. Но этого не произошло. Почему?
Американский аналитик Эдвард Люттвак излагает интересную мысль. По его мнению, византийская стратегия не предполагала полного уничтожения противника, поскольку ромеи понимали, что следом за поверженным обязательно придет другой враг — возможно, даже более сильный.
Нельзя полностью согласиться с мыслью Люттвака, но здравое зерно в его наблюдениях есть. Когда возникала необходимость восстановить единство империи, византийцы могли вести тотальную войну. В ней, например, погибли государства остготов и вандалов, были уничтожены болгары, утратили независимость армянские царства. Однако чаще византийцы не вели войн на уничтожение. Они стремились соблюдать равновесие. Для сравнения: такую же политику вели англичане в Европе в недавнем прошлом. Они уничтожали любую державу, которая стремилась к господству на континенте, однако не добивали врага.
Но византийцев эта философия погубила. Средневековье — время войн на уничтожение. В них побеждали грубая сила и пассионарный порыв. Иначе говоря, инстинкт максимального распространения собственного народа с захватом земель соседей. Остывающая Византия была слишком холодна и интеллектуальна для этого брутального мира.
Алексей вел себя в духе осторожной философии, унаследованной от предков. Он захватил часть турецких земель и остановился. Зачем уничтожать Румский султанат? Ведь за ним придут более сильные Данишмендиды. Аза Данишмендидами — верховный сельджукский султан. Не лучше ли подождать, пока мусульманские страны истощат друг друга в долгой борьбе? Но думать так означало недооценивать жизненную силу мусульманского мира. Сам Алексей очень скоро это поймет. А пока — пока он занят борьбой с норманнами.
2. Под стенами Лаодикеи
Перенесемся снова в Сирию, где византийцы и норманны борются за обладание регионом. Для этого придется вернуться немного назад. Некоторые события рассказанной нами истории происходили параллельно. Поэтому, как, должно быть, заметил читатель, нам представляется более удобным компоновать материал по отдельным сюжетам, а не разрывать их в угоду точной хронологии. В этом отличие современной монографии от древних летописей. Впрочем, нельзя сказать, какой метод изложения лучше. Все зависит от поставленных целей.
Мы оставили ближневосточные дела в тот момент, когда норманны во главе с Танкредом взяли Лаодикею Сирийскую. Это означало, что кольцо, которое сжимали византийцы вокруг Антиохии, прорвано. Ромеи проиграли очередной раунд борьбы. Однако Алексей не собирался отказываться от своих завоеваний. Антиохию он по-прежнему считал своей. Для того чтобы завладеть «жемчужиной Сирии», нужно было вновь захватить «предмостное укрепление» — Лаодикею. Император снарядил силы для продолжения войны.
В Средиземное море вошла византийская эскадра под руководством флотоводца Кантакузина. Алексей приказал ему отбить Лаодикею у норманнов. Кантакузин прибыл к городу, «захватил гавань и, не прекращая осаду ни днем, ни ночью, штурмовал стены», пишет Анна Комнина.
Однако успех уходил у ромеев из рук. Кантакузин «тысячу раз наступал, тысячу раз терпел неудачу». Он пытался заставить норманнов капитулировать с помощью переговоров, затем атаковал, но всякий раз терпел поражение. Защитники Лаодикеи отбрасывали ромейских солдат.
Кантакузин не сдавался. Полководец приказал возвести между берегом и городской стеной небольшое укрепление, чтобы удобно было обстреливать стены. А гавань перегородил цепью, дабы никто не смог прорваться в город на кораблях и доставить помощь.
В то же время он захватил окрестные городки — Аргирокастр, Маркаб и Гавал. Граница византийских владений теперь доходила до самого Триполи в Ливане. Но Лаодикея по-прежнему оставалась в руках норманнов.
Алексей следил из столицы за ходом осады. Видя, что дело не продвигается вперед, император приказал полностью заблокировать Лаодикею с суши и моря. Он предписал полководцу Монастре высадиться в Сирии, чтобы замкнуть кольцо осады.
Однако морская пехота Кантакузина успела захватить город раньше. Флотоводец ни с кем не хотел делиться славой и совершил сверхусилие. После отчаянного штурма ромеи оседлали городские стены. Норманны укрылись в цитадели. У врага оставалось 500 пехотинцев и сотня всадников. Кантакузин мог рапортовать о победе, хотя и неполной.
Такую ситуацию застал Боэмунд, освободившись из плена. Весть о падении ценного города повергла его в шок, но ненадолго. Норманн предпринял неожиданный маневр. Он договорился о союзе с… Раймундом Тулузским.{77}
Мотивы Боэмунда понятны. Против византийцев он готов был сотрудничать хоть с чертом. Но почему тулузский граф пошел на этот странный союз? Похоже, граф по какой-то причине испугался за судьбу своих владений в Ливане. Раймунд заключил союзе норманнами и оказал военную помощь Боэмунду. Соотношение сил немедленно изменилось.
Князь Антиохийский прорвался с войском к цитадели Лаодикеи и доставил туда припасы, после чего вступил в переговоры с Кантакузином. — С какой целью ты выстроил укрепления? — вопросил норманн.
Упрямый Кантакузин не собирался отчитываться в своих действиях. Он напомнил о вассальных обязательствах Боэмунда по отношению к императору Алексею.
Вы, латиняне, обещали служить самодержцу, — произнес Кантакузин, — и клятвенно обязались вернуть взятые вами города. А теперь ты сам преступил клятву и нарушил условия мира. Лаодикею передал ромейскому императору Раймунд. Теперь ты пытаешься ее захватить. Я же прибыл, чтобы восстановить справедливость. Но, вижу, мне здесь не рады.
Боэмунд спросил:
— Золотом или железом ты собираешься взять у нас город?
Кантакузин ответил:
— Золото я дал моим спутникам, чтобы храбрей сражались.
Византиец за словом в карман не лез. Ответ взбесил Боэмунда. Он в гневе воскликнул:
— Без денег, да будет тебе известно, ты не получишь и маленькой крепости!
Переговоры закончились. Князь Антиохийский выстроил свою прославленную кавалерию и двинул ее к воротам города. Воины Кантакузина, охранявшие стены, осыпали врага градом стрел. Боэмунд отступил, но не сдался. Он ввел в цитадель новые подкрепления. Защищавшего ее барона князь заподозрил в подготовке измены, поэтому уволил его, а командование передал другому человеку. Он также уничтожил все виноградники под стенами цитадели, чтобы расчистить место для конного боя. Но Кантакузин не принимал сражения. Боэмунд убрался в Антиохию, но цитадель Лаодикеи не сдал. Со своей стороны Алексей доставил в Лаодикею пополнение.
Видя это, граф Раймунд начал искать пути примирения с ромеями и бросил Боэмунда на произвол судьбы. Ливанские крестоносцы сильно зависели от поставок продовольствия с Кипра, которые производили «коварные греки». Ссора с Алексеем была необдуманным решением. Игрой, которую тулузские рыцари проиграли.
Алексей тотчас помирился с Раймундом. Дела Боэмунда опять ухудшились. Падение цитадели Лаодикеи стало вопросом времени, хотя продержалась она еще довольно долго.
Тем временем ромейский полководец Монастра также получил подкрепления и полностью очистил Киликию от норманнов. Жители Тарса, Аданы и Мопсуэстии выгнали норманнские гарнизоны и впустили солдат Монастры. Города и села переходили из рук в руки. В короткий срок византийцы опять дошли до Евфрата. Гох Васил и Торос Рубенян стали союзниками ромеев.
Ясно, почему армяне и греки, жившие в Киликии, столь быстро прогнали норманнов, которых еще недавно приветствовали. Рука Боэмунда оказалась тяжела: он выкачивал слишком много денег. Жители киликийских городов предпочли вернуться к ромеям. Перевороты в пользу византийцев организовали, конечно, богатые торговцы, как в свое время в Эдессе. Без их помощи небольшая армия Монастры ничего не могла бы сделать.
Но почему к ромеям переметнулись князья — Гох Васил и Торос? В 1104 году произошло важное событие. Мусульманская армия сразилась с эдесскими войсками при городе Харран (это знаменитые древние Карры, возле которых потерпел когда-то поражение Марк Красе). Эдесский граф Бодуэн де Борг и его главный вассал Жослен де Куртенэ очутились в плену. Эдессой тотчас завладели норманны. Наместником в Эдессе стал один из людей Боэмунда — Ришар из Салерно. Норманны попытались помириться с турками, чтобы без помех напасть на византийцев. Следовательно, армянам было нечего рассчитывать на помощь норманнов в борьбе с мусульманами.
Этим воспользовался царь Алексей. Он пожаловал Гох Василу и Торосу Рубеняну высокие титулы — оба армянских князя сделались севастами. То есть августами, «священными». Васил получил даже отряд печенегов в подмогу. Император создал противовес норманнам в лице армянских князей. Это позволило византийцам продержаться в Киликии какое-то время.
Боэмунд понял, что проиграл. Антиохия была окружена с двух сторон. На море господствовали византийцы. Казалось, еще немного, и норманнское государство на Ближнем Востоке прекратит существование. Но князь не собирался капитулировать. Он лишь хотел перевести борьбу в новую плоскость.
3. Мнимый мертвец
Дальнейшие приключения Боэмунда похожи на сказки, каковыми их и считает большинство ученых. Странную историю его похождений излагает Анна Комнина. Возможно, однако, что все сказанное — правда. Жизнь полна удивительных поворотов…
Почувствовав, что византийцы выигрывают, Боэмунд решил лично отплыть в Европу за подкреплениями. Но как это сделать, если повсюду господствуют византийцы?
Князь поступил остроумно. Он передал Антиохию в управление Танкреду и распустил слухи о собственной смерти. Молва о кончине грозного норманна разнеслась по всему Ближнему Востоку. Дальше — слово принцессе Анне. «Когда Боэмунд, — пишет она, — нашел, что слухи достаточно распространились, он велел приготовить деревянный гроб и диеру [корабль с двумя рядами весел] для его перевозки; и вот живой покойник отплыл… в Рим». Это случилось осенью 1104 года. «Внешне казалось, что везут настоящего покойника; Боэмунд лежал в гробу, и где только они ни появлялись, варвары рвали на себе волосы и громко рыдали. А тот лежал в гробу, вытянувшись, вдыхая и выдыхая воздух через потайные отверстия. Так было на берегу. Но как только корабль выходил в море, Боэмунду давали еду и ухаживали за ним». Продумали все до мелочей. «Чтобы от “трупа” шел запах и все думали, что он разлагается, они не то задушили, не то зарезали петуха и подкинули его “мертвому”. Уже на четвертый или пятый день от петуха пошел дух, нестерпимый для всех, кто не потерял обоняния». Возможно, таким способом удалось обмануть византийскую прибрежную стражу. А большего и не требовалось. «В первый и единственный раз, — удивляется Анна, — видела наша земля подобную хитрость варвара, целью которой было ниспровержение ромейского владычества». Как видим, насчет намерений Боэмунда никто в Византии не обольщался.
Доплыв до Корфу, Боэмунд воскрес. Он «покинул гроб, насладился горячим солнцем, вдохнул чистого воздуха и пошел по городу». Жители обращались к нему с вопросами, но Боэмунд отвечал черни с презрением, как истинный рыцарь. Он искал дуку острова. Правителем Корфу был тогда Алексей, происходивший из фемы Армениак. Сама фема уже давно была наполовину захвачена турками, и многие ее жители бежали в Царь-город, чтобы спастись. Кадров не хватало, поэтому толковые люди из Армениака и других фем делали успешную карьеру в разных частях империи.
Боэмунд разыскал дуку, «принял надменный вид» и «высокомерным тоном, как свойственно варварам», обратился к Алексею:
— Передай своему императору следующее. «К тебе обращается тот самый сын Роберта, Боэмунд, чье мужество и упорство уже давно познали ты и твоя империя. Бог свидетель, ни в каких случаях я не терпел зла, причиненного мне. С тех пор как я через земли ромеев дошел до Антиохии и покорил своим копьем всю Сирию, я пережил много горестей от тебя и твоего войска; меня манили от надежды к надежде и бросали в тысячи битв с варварами.
Но знай: умерев, я снова воскрес и ушел из твоих рук. Скрывшись под видом мертвеца от всех глаз, от всех рук и подозрений, я ныне живу, хожу, дышу воздухом и шлю отсюда, из Корфу, ненавистные твоему величеству вести. Ведь ты не обрадуешься, узнав, что город Антиохию я поручил Танкреду, моему племяннику (а он достойный противник для твоих военачальников), что я сам возвращаюсь на родину. И хотя тебе и твоим людям сообщали, что я мертв, я и мои люди видят меня живого и полного вражды к тебе. Живой, я умер, и мертвый, воскрес, чтобы поколебать подвластную тебе Романию. Если я переправлюсь на другой берег, увижу лангобардов, латинян и германцев и моих франков, я не перестану заливать потоками крови твои земли и города, пока не водружу свое копье в самой Византии».
Это грозное послание современные историки считают выдумкой. Но сколь точно оно отражает характер беспринципного, надменного и эгоистичного негодяя, каким был Боэмунд! Из письма явствовало одно: Византии предстояла новая борьба со старым врагом.
4. Сборы в поход
Боэмунд прибыл в Южную Италию в январе 1105 года и стал готовиться к войне на Балканах. В его замысел входил поход на Византию, как 20 лет назад. Правда, подготовка похода заняла очень много времени — почти два года.
Князь понимал, что Византия стала другой, она усилилась. Поэтому Боэмунд искал союзников. Он завязал переговоры с папой, а еще с королями — французским Филиппом I (1060–1108) и английским Генрихом 1 (1100–1135), который по совместительству являлся герцогом Нормандским.
Алексей Комнин в свою очередь вел напряженную дипломатическую контригру. Он снесся с представителями крупных итальянских республик — Генуи, Венеции, Пизы — и просил не оказывать поддержки Боэмунду. Вероятно, просьбы подкреплялись деньгами и угрозами.
Но Боэмунд не отступал. Он эксплуатировал «черную легенду» об Алексее. Князь называл царя Романии «язычником» и «врагом христиан». За пару лет Боэмунд исколесил половину Европы.
Сперва князь прибыл в Рим. Тогдашний папа Пасхалий II сразу понял, какую пользу можно извлечь из похода на Византию. Если Боэмунд добьется успеха, прекратится великий раскол христианской Церкви. Проще говоря, православная империя будет уничтожена, живущие в ней простолюдины обращены в крепостных, а папа получит громадные средства в виде церковной десятины — обязательного налога в свою пользу. Кстати говоря, именно такой вариант будет осуществлен в 1204 году, когда крестоносцы возьмут Константинополь.
Словом, папа пришел в восторг от планов князя Антиохийского и вручил ему знамя Св. Петра как символ поддержки католической Церкви. После этого, со знаменем и папским напутствием, Боэмунд поехал во Францию.
Филипп I заинтересовался планами норманнов. Причем до такой степени, что отдал за Боэмунда и Танкреда своих дочерей. Старшая из них, Констанция, вышла замуж за князя Антиохийского в 1106 году и родила ему сына — Боэмунда II, будущего наследника Антиохии. Танкреду досталась младшая, Сесилия.{78}
Не последнюю роль в этом альянсе сыграло папство. Только благодаря посредничеству апостолика Филипп I выдал своих дочерей за норманнов. До этого французский король был какое-то время не в ладах со святым престолом. Филиппа даже отлучали от церкви. Поэтому король был рад заручиться поддержкой римского папы и помириться с ним. Идея захватить Византию тоже представляла интерес. Такова закулисная сторона дипломатических успехов Боэмунда.
Были и неудачи. В конце марта 1106 года норманнский князь имел встречу с английским королем Генрихом I Боклерком. Этот жестокий и коварный правитель сам был норманном: он приходился сыном Вильгельму Завоевателю. Боэмунд принадлежал к семье его бывших вассалов. Идея отомстить Алексею не нашла понимания у Генриха. Было непонятно — за что мстить. Прагматичный Боклерк не хотел таскать каштаны из огня для папы или для Боэмунда. Князь Антиохийский отбыл ни с чем.
В конце мая он явился в Пуатье, где уже пребывал папский легат. Там собрался церковный синод, где огласили призыв папы отправиться в новый Крестовый поход. Послание было составлено очень тонко. Никто не говорил напрямую, что надо идти уничтожать византийцев. Но очень многие понимали, о чем идет речь. После такой поддержки у Боэмунда не было недостатка в рекрутах. Перед нами первая серьезная попытка папства уничтожить Константинополь. Она не удалась, хотя поначалу и обещала успех.
Византийцы были хорошо осведомлены о намерениях рыцарей. Алексей Комнин отозвал свои войска с Востока и перебросил на Запад, на Балканы. Боэмунд спас Антиохию. Со своей эгоистической точки зрения он был прав. Но из-за распрей норманнов и византийцев напор на мусульман в Сирии резко ослабел. Это давало возможность туркам собраться с силами. Следовательно, Боэмунд невольно спас мусульманский мир в самые трудные годы.
Алексей I следил за передвижениями Боэмунда по Европе и вел против него информационную войну. В этой войне нашлось довольно сильное оружие. Во время Первого крестового похода несколько сотен рыцарей оказались в плену у египетского халифа. Алексей добился их освобождения, мотивируя тем, что крестоносцы — лютые враги сельджуков, а значит, могут быть друзьями правителей Египта. Египтяне и сельджуки по-прежнему ненавидели друг друга. Пленные рыцари были отпущены. Алексей устроил им пышный прием в Константинополе. Комнин покорил рыцарей своим обаянием. Вернувшись в Европу, эти люди занялись контрпропагандой: они рассказывали о великодушии, свободомыслии и благородстве византийского государя.{79}
Боэмунд сообразил, что от слов пора переходить к делу, пока Алексей не переиграл его. Антиохийский князь прекратил вояж по европейским столицам и в августе 1107 года уехал в родную Апулию, где всерьез занялся подготовкой вторжения. Оно совершилось в самом конце того же 1107 года.
В распоряжении Боэмунда находились воины из французских и итальянских феодальных владений, ополченцы из вольных городов и флоты морских республик Италии — всего 30 тысяч солдат. По сути, это была репетиция Четвертого крестового похода, который будет нацелен на завоевание Византии. К слову, в 1204 году крестоносцы тоже соберут 30 тысяч воинов. Этого хватит для завоевания империи. Для XII века численность армии вторжения оказалась недостаточной.
Но прежде чем говорить о ходе войны Боэмунда против Алексея, следует рассказать о внутренних событиях в Византии и о делах на восточном фронте империи. Собственно войне с Боэмундом мы посвятим следующую главу.
5. Заговор Анемадов
Сам Алексей едва не утратил престол в эти годы. Императора пытались свергнуть какие-то политические группировки. Упоминание об этом есть у Анны, но, как всегда, без конкретной даты. Российский византинист Я. Н. Любарский приводит убедительные доводы в пользу того, что заговор, который мы опишем ниже, состоялся примерно в 1105 году. На первый взгляд, планировался типичный военный переворот. Во всяком случае, главную роль играли недовольные Алексеем офицеры. Причины этого недовольства мы сейчас объяснить не можем. Но и версия о том, что переворот задумали одни только военные, выглядит слишком просто.
Какая-то часть элиты была недовольна царем. Столичной бюрократии и сенаторам не нравилось, что Алексей узурпировал власть. Они прощали эту вынужденную меру, когда империи угрожала опасность. Чтобы спасти остатки Византии, нужно было построить жесткую властную вертикаль, обуздать коррупцию, опираться на своих людей в провинциях и заменить на губернаторских должностях юристов военными. Но прошло время, Византия окрепла. Диктаторский режим перестал устраивать столичную интеллигенцию. Чиновники, философы, патриции и сенаторы считали, что Алексей засиделся на троне, утратил гибкость управления, окружает себя кумовьями и делит с ними государственные ресурсы как заблагорассудится.
Алексей чувствовал, что в воздухе витает дух заговора. К тому же у императора хорошо работали осведомители. Но разоблачить недовольных удалось не сразу. В Царе-городе блуждали тревожные слухи. Происходили необъяснимые события и странные совпадения. Ситуация медленно накалялась.
На площади Константина упала древняя статуя, которую считали одной из городских достопримечательностей. Это была статуя Аполлона, переделанная в статую Константина Великого. «Доброжелатели» в лице философов и сенаторов стали шептаться, что это знак скорого падения власти Алексея. В Константинополь придет новый император… Алексей скоро умрет…
Тогда не было ни сотовой связи, ни Твиттера. Но темная и суеверная толпа разнесла слух в мгновение ока.
Алексею пришлось оправдываться. Он неоднократно встречался с представителями разных слоев Константинополя и говорил по поводу вздорных слухов:
— Я знаю только одного господина над жизнью и смертью и не могу поверить, что падение изображения влечет за собой смерть. Если, к примеру, Фидий или какой другой скульптор, обтесывая камень, создавал статуи, то разве он оживлял мертвецов и творил живых людей? Если бы так, что оставалось бы на долю Творца?
Несомненно, Алексей был скептик и рационалист. Его ответы и сейчас, в наше новое Средневековье, способы вызвать симпатию мыслящих людей. К тому же император недвусмысленно давал понять, что держит руку на пульсе общественной жизни. Что он в курсе всех сплетен и слухов. А значит, его осведомители работают хорошо.
Вскоре выяснилось, что причины для беспокойства небезосновательны. Оказывается, слухи распространяли братья Анемады — далекие потомки арабского эмира Крита. Эмир перешел на службу Византии в 960 году и вскоре погиб на войне против киевского князя Святослава. Потомки эмира усвоили греческий язык и культуру, но не оставили арабской горячности. Братьев Анемадов было четверо. «Все они единодушно желали лишь одного: захватить императорский скипетр», — пишет Анна Комнина. К ним присоединились Антиохи, «отпрыски знатного рода», а также «Эксказины, Дука и Палий». Анна сыплет именами как из рога изобилия. Были еще другие крамольники: полководец Никита Кастамонит, некто Куртикий и Георгий Василаки. Все это — отставные офицеры и столичная знать. Однако подчеркнем еще раз: ведущую роль в заговоре играли вовсе не военные люди. Чиновники и ученые хотели использовать военных для грязной работы, а потом взять власть самим, как во времена Константина X Дуки. Кстати, что за Дука участвовал в заговоре Анемадов? Неясно. Он упомянут мельком вместе с каким-то Иалием. Анна не желает называть Дуку по имени, чтобы не компрометировать свою родню. Но это наверняка свидетельствует о том, что у заговорщиков были сторонники во дворце.
Об этом говорит и дальнейший ход событий. Крамольники связались с представителями разогнанного сената и обещали передать ему власть. Императором должен был стать один из сенаторов — Иоанн Соломон. Этот низкорослый легкомысленный человечек, очень начитанный и вследствие этого считавший себя способным к государственным делам, с восторгом принял предложение заговорщиков. Между прочим, он стал прототипом ученого Агеласта из романа Вальтера Скотта «Граф Роберт Парижский». Философ Агеласт в романе тоже хотел занять трон и уничтожить императора Алексея.
Наконец к заговору примкнул даже эпарх Константинополя Варада Ксир. Иными словами, столичный мэр. Положение Алексея I оказалось крайне сложным.
Об убийстве царя никто не говорил, но главные заговорщики это подразумевали. Люди подобрались решительные. Они готовы были пойти до конца.
Все испортил ученый Соломон. В мыслях он видел себя уже императором. В силу этих причин сенатор посвятил в заговор нескольких посторонних лиц. Это открылось случайно. Однажды Михаил Анемад застал сенатора за беседой с каким-то человеком.
— О чем речь? — осведомился Михаил.
— Этот человек просил у меня титул, — беззаботно ответствовал Соломон, — и, получив обещание, согласился примкнуть к нашему заговору.
Михаил выбранил Соломона за глупость и перестал посещать его дом. Но было уже поздно. О заговоре узнала царская контрразведка.
Анемады хотели убить императора, как только появится благоприятный случай. Но время шло, случай не появлялся, и они решили форсировать события.
Однажды утром Алексей захотел отдохнуть от государственных дел за игрой в затрикий (так византийцы называли шахматы). Он уединился с кем-то из ближних людей в опочивальне. Заговорщики сочли момент удобным для убийства. Разумеется, им помогли эпарх и кто-то из дворцовых слуг.
«Но Бог расстроил их замыслы, — пишет Анна. — Кто-то сообщил самодержцу о готовящемся, и он сразу призвал к себе всех заговорщиков». В переводе на современный язык это означает: имперская служба безопасности разоблачила предателей. Алексей повсюду расставил охрану, а руководителей заговора вызвал к себе для беседы. Причем вызов больше походил на арест. Из книги Анны явствует, что все произошло стремительно, прямо во время партии в шахматы. Это заставляет усомниться в расслабленном состоянии Алексея. Видимо, император обо всем знал заранее и обдумывал, как поймать врагов.
«Первыми приказал император доставить во дворец Иоанна Соломона и Георгия Василаки и поместить их вблизи той комнаты, где он сам находился вместе с родственниками, — свидетельствует Анна. — Он желал кое о чем допросить их». Оба — Василаки и Соломон — имели репутацию людей недалеких. Через них царь надеялся без труда захватить все нити заговора.
Но сперва Алексей подослал к ним своего брата — севастократора Исаака Комнина. Тот славился умением расследовать государственные преступления. В этом севастократору не было равных. Он принялся обрабатывать Соломона.
— Тебе хорошо известна, — вещал Исаак, — доброта моего брата-императора. Сообщи все о заговоре, и ты немедленно получишь прощение. Но если ты откажешься это сделать, то будешь подвергнут мучительному допросу.
Соломон внимательно посмотрел на севастократора. Из-за спины Исаака вышли телохранители — англосаксы с обнаженными мечами, которые несли на плечах. Несостоявшийся император задрожал от страха и торопливо запричитал, называя имена всех сообщников. В то же время он поклялся, что ничего не знал о замышлявшемся убийстве.
Соломона и Василаки развели по разным камерам и оставили под стражей. Прочих крамольников также подвергли допросу. Соломон выдал всех. История умалчивает, какие пытки применили по отношению к ним. Не исключено, что византийские методы расследования оказались столь совершенны, что пытки не понадобились. Все участники неудавшегося путча сознались. Император подверг их разным наказаниям. Замешанных в заговор простых воинов приговорили к конфискации имущества и ссылке. Вероятно, они примкнули к зачинщикам по незнанию: Кто-то затаил злобу во время военной службы, кто-то желал для себя скорейшего продвижения наверх.
Самих Анемадов ждала страшная кара. Им обрили бороды и головы. Для православного византийца это считалось невероятным позором. В таком виде братьев провезли по улицам Константинополя, осыпая насмешками и разыгрывая обидные сценки с участием осужденных. К подобным спектаклям обычно привлекали актеров для подготовки сценария и исполнения шоу. Это повелось со времен Дук, если не раньше. Гражданская казнь превращалась в театральную постановку, чрезвычайно унизительную для казнимых. Это не заканчивалось отрубанием голов или повешением, но подвергнутый осмеянию преступник уничтожался морально.
Актеры украсили головы Анемадов венцами из бычьих и овечьих кишок, усадили боком, по-дамски, на быков. Впереди прыгали жезлоносцы, как во время торжественных процессий. Эти шуты распевали веселую песенку, в которой высмеивали неудачливых путчистов. Унижение заговорщиков было полным. Они сохранили жизнь, но навсегда утратили авторитет в глазах толпы и лишились возможности сделать политическую карьеру. Произошла смерть без казни, расправа без пролития крови.
На редкое зрелище прибежали посмотреть даже принцессы и принцы. Анна Комнина вспоминает, как она вместе с другими детьми царя скрытно вышла, «чтобы полюбоваться на зрелище». Но вместо комедии увидели драму. Когда все заметили Михаила Анемада «со взором, устремленным ко дворцу, с руками, в мольбе воздетыми к небу, который движениями просил отрубить ему руки и ноги и отсечь голову, ни одно живое существо не могло удержаться от слез и стенаний». После всех издевательств заговорщикам приказали выколоть глаза. Лишь вмешательство императрицы спасло их от этой ужасной казни. Ослепление заменили ссылкой и конфискацией имущества. Некоторые участники крамолы вообще получили прощение.
Возможно, Анемады обладали популярностью в столице, поэтому решено было не доводить дела до казни и не превращать их в мучеников.
С другой стороны, мы видим, что в Византии принято очень мягко наказывать мятежников. Смертная казнь понемногу вышла из употребления еще в VIII веке, во времена императоров-иконоборцев. Ее возродят лишь через несколько десятилетий, имея перед собой пример европейских королей, которые казнили неугодных направо-налево.
Следом за Анемадами Алексей I и его подручные разгромили заговор полководца Григория Таронита — армянина из области Тарон, планировавшего отделить имперские окраины. Он был назначен дукой Трапезунда после смерти Гавры и удачно воевал с Данишмендидами. Полководец нанес туркменам несколько поражений и заставил просить мира.
Но вскоре после этого Григорий Таронит поддался соблазну оторвать Трапезунд от империи. Расклад политических группировок в тогдашнем Трапезунде нам неизвестен. Поэтому сведения о заговоре самые поверхностные. Кого поддержали, например, торговые капиталисты? Городские рабочие в мастерских? Крестьяне? Какая часть солдат и офицеров пошла за Таронитом? Каков был этнический и конфессиональный состав этих войск? Какой процент среди них составляли армяне? Все непонятно.
Григорий Таронит привлек на свою сторону часть войск, арестовал сторонников императора, живших в городе, и бросил их в тюрьму. Впрочем, они скоро бежали. Узнав о мятеже, Алексей пытался уладить дело путем переговоров и захватить Григория хитростью. Из этого ничего не вышло. Тогда снарядили армию. Во главе войск царь поставил Иоанна Таронита — двоюродного брата мятежника.
Григорий немедленно снесся с Данишмендидами и заключил с ними союз. Иными словами, превратился в государственного изменника. «Самодержец понял, что Григорий с каждым днем все дальше ступает по стезе зла и движется к своему безумию», — несколько напыщенно излагает Анна Комнина. Войска Григория двинулись на соединение с туркменами. Иоанн сделал все, чтобы не допустить этого.
В карательной армии Иоанна Таронита имелись, как обычно, отряды турок, ромеев, франков. Из них сформировали конный авангард. Создание подвижной группировки преследовало одну цель: настигнуть Григория и разгромить его до того, как он соединится с Данишмендидами. Имперские кавалеристы помчались впереди армии, настигли войско мятежного Григория Таронита и навязали битву. «Два храбреца, сойдясь с Григорием в бою, копьями сшибли мятежника с коня и взяли его в плен». Мятежники рассеялись. Трапезунд вернулся в состав Византии.
Григория наголо остригли, провели через площадь и бросили в тюрьму. Однако через некоторое время его простили в память о прошлых заслугах. Это — свидетельство силы империи и прочности положения Алексея Комнина. Лишь очень сильный политик умеет не только казнить, но и прощать.
После этого царь смог приступить к военным делам. Он дважды ездил в Фессалоники, где сосредоточил главные силы своей армии, предназначенной для отражения норманнов. Отовсюду набирали рекрутов. Император лично следил за их подготовкой. Давал советы, производил смотры, проверял военные упражнения. Сам он был ветераном многих конфликтов, в молодости не раз выбивал врагов из седла и рассекал на части вместе с конями. Словом, был хорошо тренированным бойцом и мог дать многодельных советов.
6. В Киликии
К тому времени наконец пала цитадель Лаодикеи Сирийской, в которой норманны оборонялись от византийцев. Ромейский стратег Кантакузин, полностью захватив город, готовился выступить на Антиохию с юга. То же самое готов был проделать Монастра, наместник Киликии; он нависал над Антиохией с севера. Однако Алексей призвал к себе обоих полководцев и значительную часть войск. Он хотел сосредоточить все силы против Боэмунда, который готовил большую армию в Италии. Перегруппировка приведет к тому, что вскоре византийцы потеряют владения в Киликии и Сирии, которые станут добычей норманнов. Все жертвы ромеев в этой войне окажутся напрасны.
Эвакуировав из Киликии и Сирии свои ударные части, Алексей прислал им на замену другие, более малочисленные отряды. Теперь в Лаодикее ими командовал Пецей, а в Киликии — православный армянин Аспиет. Алексей рассчитывал, что этот человек легче договорится со своими соплеменниками, чем греки. Анна Комнина пишет, что Аспиет был потомком древних царей — возможно, в его жилах текла кровь армянских Аршакидов. Но даже если принцесса преувеличивает, Аспиет вполне мог быть потомком разветвленного рода Багратидов, которые дали множество государей и князей сперва в Армении, а потом в Грузии.
Кстати, знаменитый русский полководец Петр Багратион тоже был потомком этого армяно-грузинского рода.
Отсутствие большого войска у Аспиета император компенсировал звучной должностью. Армянский вельможа был назначен стратопедархом (генералом армии). Но этого оказалось недостаточно для того, чтобы удержать отдаленную провинцию. Расчеты царя нарушились.
После эвакуации части войск положение в византийских районах Киликии и Сирии осложнилась. Танкред во всеуслышание объявил, что намерен отбить Киликию у византийцев.
Он развязал психологическую войну и постоянно отсылал стратопедарху Аспиету угрожающие письма, а сам набирал воинов. В городах, захваченных крестоносцами, толпилось без дела много солдат удачи. Танкред переманивал их в Антиохию. Кроме того, вербовал в свои войска армянмонофизитов. Мелкие отряды норманн отправлял в набеги на Киликию. «Это был дым, предшествовавший огню», — вздыхает Анна. Параллельно в Антиохии готовили осадные машины для взятия византийских городов. Борьба предстояла нешуточная. Танкред вообще был последним из крестоносцев, с кем можно было шутить.
Аспиет имел репутацию храброго солдата. Он был ветераном норманнских войн и получил когда-то тяжелую рану в сражении с Робертом Гвискаром. Но оставшись без присмотра, армянин распоясался. Как многие кавказцы, он любил вино. Понемногу страсть к выпивке переросла в болезнь. Аспиет пьянствовал с друзьями ночи напролет, «будто над его головой не нависла никакая опасность». Помимо вина, он отдавал должное внимание женщинам. Губернаторский дом превратился в притон разврата. Алексей долгое время ничего не знал о поведении подчиненного. А когда узнал, было поздно.
Однажды грянул гром. Большое войско норманнов выступило из Антиохии и отправилось в Киликию.
В представлении византийцев войско Танкреда было, конечно, «огромным». Возможно, оттого, что силы самих византийцев на этом театре оставались невелики.
Танкред разделил армию на две колонны. Одна отправилась в Киликию сушей, а другая — морем. Первой целью кампании был город Мопсуэстия. Его делила на две части река Пирам. Обе части города соединяли мосты. Взяв этот город, можно было напасть на Адану и отрезать византийский гарнизон в Мараше. Тогда весь восток Киликии покорился бы норманнам. А дальше Танкред мог легко атаковать западную часть Киликии с городами Таре и Селевкия.
Ромейский наместник Аспиет проспал опасность. Он «вел себя так, как будто не случилось ничего необычного и густой рой неприятельских воинов не носился с жужжанием вокруг города», — пишет Анна. Ученая принцесса не сообщает подробностей этой кампании. Видно, что она не хочет говорить о неприятных вещах. Ясен лишь результат. Танкред захватил Восточную Киликию у византийцев. При этом нужно держать в уме, что сражения шли за равнинную часть страны. В горах держались Рубеняны, а на Евфрате — Гох Васил. С ними норманн враждовал. Поэтому закрепиться в Киликии ему не удалось. Если восток этой провинции он еще удерживал, то западная часть осталась за византийцами.
Чтобы компенсировать себя за относительную неудачу, Танкред вернулся в Сирию, напал на Лаодикею и без труда захватил этот многострадальный город. Заодно он подчинил все мелкие сирийские городки, принадлежавшие византийцам. Это был ощутимый удар по амбициям Алексея I.
Впрочем, судьба жестокой борьбы византийцев с норманнами решалась не здесь, а в Европе. События разворачивались параллельно. Когда Танкред захватывал Лаодикею, Боэмунд уже сражался на Балканах. Против византийцев развязали настоящую мировую войну…
7. Алексей собирается в поход
Известный русский византинист Ф. И. Успенский считает, что Боэмунд собрал для вторжения в Византию 30 тысяч воинов. Немецкий историк Б. Куглер еще более точен: по его мнению, Боэмунд повел на Византию 34 тысячи ратников. Историк берет эту цифру не с потолка. Она указана в Барийских анналах — довольно надежной южно-итальянской хронике, которая описывает деяния норманнов. Ясно, что силы собрались крупные. На стороне Боэмунда выступили Пиза, Венеция, Генуя. Пропаганда норманна оказалась сильнее дипломатии Алексея. Когда нужно, Запад всегда выступал против неугодных ему чужаков единым фронтом. Менялись только имена и географические названия: Алексей Комнин в XI веке, Салах эд-Дин — в ХII-м, Александр Невский — в ХIII-м. И так далее до современных нам правителей, уничтоженных новыми крестоносцами.
Выступление Пизы, Венеции, Генуи легко объяснимо. Эти республики хотели свободно торговать с Востоком и иметь свою выгоду. Свобода означала не только перевозку товаров. А, например, доставку подкреплений Боэмунду в Антиохию. Византийцы мешали этому. Итальянские города-республики расценивали препоны как покушение на пресловутую свободу торговли. Представители православного и католического суперэтноса все хуже понимали друг друга.
Война грянула как удар грома.
«Что же дальше? Может быть, призвав к себе бойцов, Алексей сам оставался бездеятельным, предался легкомысленному досугу и мылся в банях, как обыкновенно поступают императоры, предпочитающие животный образ жизни?» — вопрошает Анна Комнина. Из дальнейших рассуждений принцессы мы узнаем, что нет. Алексей собрался с силами и лично принял участие в кампании против норманнов.
Вместе с ним на фронт отправилась его жена — императрица Ирина. Вообще-то она не любила показываться на людях. Женщина проводила время в чтении священных книг и религиозных песнопениях. При посторонних она смущалась. Правда, это не отменяло врожденной страсти к интригам. Ирина была настоящая Дукина и оправдывала свою фамилию, давшую Византии множество крупных интриганов. Но мужа она любила и почти никогда не действовала вразрез с ним. «Природная стыдливость удерживала ее во дворце, — говорит Анна, — а страсть и пламенная любовь к самодержцу заставляли ее покинуть императорские покои». Официальная причина была банальна: Алексей испытывал сильнейшие боли в ногах и не выносил к ним ничьих прикосновений, кроме своей жены. «Она заботливо ухаживала за ним, искусно касалась его тела и облегчала боль в ногах». Второй причиной, по которой императрица проследовала в поход за мужем, стало ее чутье и вкус к сплетне. Она держала руку на пульсе и могла предотвратить заговоры вельмож, коим Алексей до конца не верил. Такова уж была специфика византийской жизни, что заговоры сопровождали жизнь каждого царя. Ирина обладала талантом опытной контрразведчицы. С помощью слуг и служанок она ловко выведывала дворцовые тайны и была в курсе событий. Рядом с нею император чувствовал себя спокойнее.
Держалась женщина скрытно. «О том, что императрица следует за войском, — пишет Анна, — свидетельствовали лишь носилки, установленные на двух мулах и покрытые сверху царским покрывалом; а ее божественное тело было укрыто от взоров».{80}
Императрица Ирина воспользовалась своим присутствием еще для одной цели. Она захватила из столицы много денег и теперь раздавала их бедным. К ней потянулись просители. Государыня старалась никому не отказывать. Все это повышало престиж царской власти и семьи Комнинов. Царь и его семейство были достаточно умны, чтобы просчитать эффект от этих действий.
В небе между тем появились роковые знамения. Сорок дней над горизонтом висела большая комета. Она двигалась с запада на восток. Люди паниковали. Мужчины и женщины судачили, что бы могло означать появление кометы. Однако император оказался человеком сугубо практическим. В знамения он не верил и полагал, что подобные явления происходят вследствие естественных причин. Однако значительная часть народа была суеверна и глупа. С этим следовало считаться. Алексей вызвал нового столичного эпарха, человека мудрого и сведущего в науках (он был назначен вместо заговорщика, уволенного после провала Анемадов). Царь стал спрашивать совета, как объяснить явление кометы. Эпарх предался вычислениям и молитвам. В результате он увидел во сне святого, который поведал: появление кометы означает нашествие с Запада. Однако она сгорает на Востоке. Это, в свою очередь, предвещает победу византийцев над норманнами. Новость ушла в народ и несколько успокоила людей, которые стали толковать появление кометы в пользу Ромейской империи. Разобравшись с космосом, император сосредоточил внимание на земных делах.
8. На Балканах
Царь готовил армию: «обучал новобранцев натягивать лук, стрелять в цель и прикрываться щитом», — говорит Анна. Упор делался на массовые рода войск. Ополченцы могли расстрелять врага на расстоянии и защитить ключевые города. Впрочем, армия Боэмунда тоже не отличалась высоким профессионализмом. В большинстве это был сброд, собранный в Италии и во Франции. Лучшие рыцари погибли во время Крестового похода или находились на заслуженном отдыхе после трудов. В предстоящей борьбе шансы на успех у византийцев были высоки.
Большое внимание император уделил «предмостным укреплениям», которые должны были задержать продвижение норманнов. В первую очередь это, конечно, крепость Диррахий. Вокруг нее в первую войну с норманнами разворачивались главные события. Здесь молодой Алексей I потерпел тяжелое поражение. У стен Диррахия погибла его русская гвардия. Император не хотел повторить прежних ошибок. К тому же он располагал достаточными силами, чтобы не допустить оплошность.
Царь приказал обновить стены Диррахия. Гарнизоном города-крепости стал командовать племянник и тезка базилевса — Алексей Комнин. Это был второй сын севастократора Исаака. Мы будем звать его дука Алексей, чтобы избежать путаницы.
Видя, что против него выступили морские республики, царь приказал построить мощную эскадру на Кикладских островах. Это было мудрое решение. Базилевса отговаривали. Зачем тратить деньги? Совокупный флот итальянских республик все равно сильнее ромейского. Так, но имперский флот мог помешать итальянцам грабить побережье и блокировать порты. Следовательно, сооружение кораблей представлялось необходимым. Алексей I объяснял оппонентам:
— Полководец должен быть неусыпным стражем. Следует не только готовиться к непосредственной опасности, но и смотреть дальше, дабы не оказаться из-за скупости неподготовленным в нужный момент.
Трудно не согласиться с этим высказыванием.
Но все мелочи предусмотреть невозможно. Дипломатия Алексея потерпела несколько провалов.
Царь безуспешно искал союзников. Вероятно, пытался наладить контакты с Генрихом IV, императором-сатанистом, с венграми, с отдельными герцогами на Западе. Но сильная Византия никого не устраивала.
Кроме, разве что, киевских православных князей. Да и то в Киеве сидел тогда сын Изяслава Ярославича — Святополк II, который ориентировался на Запад и на евреев. (Эту коллизию прекрасно показал Лев Гумилев в своей работе «Древняя Русь и Великая степь».) Ромейская империя осталась в одиночестве. Вероятно, этим и вызвано затишье на византийско-турецком фронте. Анна пишет, что император отправлял послов «повсюду». Принцесса, похоже, стыдится написать открытым текстом, что Алексей просил помощи у своего тогдашнего союзника — Кылыч-Арслана, а когда тот погиб — у нового султана, Мелик-шаха. И кажется, получил ее. Выходит, турки были единственными, кто пришел на подмогу Романии. Но лишь потому, что боялись норманнов больше, чем византийцев.
На Балканах в спину ромеям ударили сербы. Жупан Рашки Вукан напал на византийские владения. Ему навстречу выступил Иоанн Комнин, но был разбит. Алексей направил Иоанну большие подкрепления, чтобы проучить сербов. Однако «негодный Вукан» (так называет его Анна Комнина) тотчас раскаялся, признал вину, выслал заложников и просил мира.
В это время царю Алексею сообщили о том, что у него родились внуки-двойняшки: мальчик и девочка. Их родила жена наследника престола. В октябре 1107 года император вернулся в столицу, чтобы увидеть внуков и привести в порядок дела. Видно, что он боится оставлять Константинополь надолго после всех заговоров и опасностей.
9. Упреждающий удар
Чуть раньше император произвел важное назначение. Он поставил одного из военачальников, Исаака Контостефана, во главе флота. Исаак получил звание мегадуки.
Ему определили сложную задачу: охранять морские подступы к Диррахию, воспрепятствовать высадке норманнов на Балканах, но не нападать на врага самому.
Назначение оказалось неудачным. Контостефан плохо знал Ионическое море и Адриатику. При этом он захотел нанести упреждающий удар. План был такой: высадиться в Южной Италии, разгромить вражеские склады со снаряжением и сорвать поход Боэмунда. Это было прямым нарушением императорского приказа, но Контостефан рассчитывал на победу, а победителей, как известно, не судят.
Первым делом ромейский флот напал на город Бриндизи. Его владетельницей была мать Танкреда — сестра Боэмунда. Едва завидев ромейское войско, она отправила гонцов за подкреплениями в соседние города и замки, а сама стала тянуть время.
В Бриндизи жило много греков. Баронесса заставила их славить Алексея, как будто все население только и мечтает сдаться ему. В лагерь ромеев отправились парламентеры с предложением капитуляции на почетных условиях. Правда, переговоры почему-то затянулись из-за мелких проволочек. Контостефан не придал этому значения. Вскоре наступила расплата за то, что он не смог разгадать хитрость врага.
На подмогу баронессе явился ее сын с войском. Норманны яростно напали на византийцев. Ромейские моряки побежали к кораблям. Казалось, все потеряно. Лишь один византийский отряд бился не на жизнь, а на смерть, В нем служили недавние заговорщики — участники неудачного выступления Анемадов. Алексей заменил им казнь ссылкой на фронт. Они должны были искупить вину кровью. Иначе говоря, сделались штрафниками. Это не означает, что витязи подвергались дискриминации. Рядом с ними сражался, например, «мужественный Александр Евфорвин и другие воины такого же сана и положения», пишет Анна Комнина. Все они обнажили мечи, обрушились на врага с фланга, чтобы не попасть под удар копий, и завязали яростную сечу. Эти поединки византийских латных кавалеристов с норманнскими рыцарями и решили исход дела. Врага отбросили. Большинству византийцев удалось благополучно сесть на корабли. Лишь несколько ромеев попали в плен в самом начале боя. Их доставили в лагерь Боэмунда. Князь отвез пленных в Рим и предъявил папе как доказательство злобных и агрессивных намерений греков. Из Рима на весь христианский мир разнеслась весть об агрессии византийцев. Получилось, что Боэмунд лишь оборонялся.
Таковы были последствия неразумной выходки Контостефана. Сам он покинул Италию и вернулся на Балканы. Его базой стал порт Авлона (напомню, это современная Валона в Албании). Здесь Исаак стал ремонтировать флот.
Не успели византийские корабли завершить ремонт, как разведчики доложили о подходе эскадры Боэмунда. Контостефан не на шутку перепугался. Сражение под стенами Бриндизи отрезвило его. Встретить в море весь флот норманнов он не хотел. Мегадука сказался больным и велел истопить баню, в целебные свойства которой чистоплотные византийцы верили не меньше, чем в святые Евангелия.
Контостефан отправился мыться аж в соседний город, где, видно, были хорошие доктора. На командование стоявшими в Авлоне византийскими морскими силами претендовал итальянец Ландульф, который теперь служил на вторых ролях. Он давно предостерегал Контостефана от беспечности и советовал быть начеку. Но умный подчиненный никогда не нравится недалекому начальнику. Контостефан отдал командование другому человеку. Ландульф остался у Авлоны только с небольшим отрядом кораблей. Остальной флот снялся с якоря и ушел на другую стоянку. В этот момент Боэмунд начал вторжение. На календаре стояла глубокая осень 1107 года — как раз в это время Алексей проведал в столице своих новорожденных внуков.