Смерть базилевса
Ведь нам завещано биться, мстить и умирать…
1. Борьба за наследство
Алексей чувствовал себя все хуже. А за его спиной близкие люди уже делили наследство.
Разлад в семье Комнинов назрел давно — в тот день, когда базилисса Ирина родила сына по имени Иоанн. Это произошло в 1087 или 1088 году. Его рождение сразу отодвинуло в тень Анну Комнину, старшую дочь царя, которая должна была унаследовать империю по первоначальному плану.
Императрица Ирина обожала Анну. Она делала все для того, чтобы Алексей объявил дочь своей наследницей. Сперва так и было. Анну обручили с Константином — сыном императора Михаила «Без-четверти-вора». Анна и Константин должны были взойти на престол после Алексея. Но недолгое время спустя, во время войны с печенегами, Константин был лишен знаков императорской власти. Его, так сказать, понизили в должности. У отстраненного принца не нашлось заступников.
Алексей стал единоличным императором и вознамерился утвердить собственную династию. Вскоре царевич Константин умер. Анне подыскали другого мужа. Им стал Никифор Вриенний Младший — внук известного полководца, с которым Алексей вынужден был скрестить мечи во время гражданской войны. Никифора Младшего возвели в сан кесаря.{94}
Вновь начались интриги. Анна в своей книге говорит о них вскользь, намеками. Она прекрасно знала нюансы закулисной борьбы, но боялась о них писать. В византийской придворной среде были приняты недоговорки. Единственный писатель, который утоляет жажду наших знаний в этом вопросе, — Никита Хониат, закончивший труд по византийской истории в начале XIII века. Книга этого осведомленного автора обычно и служит главным источником для изучения последних месяцев жизни Алексея Комнина.
Царица Ирина без устали суетилась по поводу престолонаследия. По словам Никиты Хониата, базилисса «непрестанно клеветала на Иоанна перед своим мужем Алексеем, называла его человеком безрассудным, изнеженным, легкомысленным и явно глупым». Отголоски этих разговоров можно услышать в «Алексиаде» Анны Комнины. В своей книге постаревшая принцесса несколько раз ворчит на бездарность и глупость правительства, нападая на своего брата. В рассказах о деятельности отца вообще не нашлось места сыну.
Алексей имел другое мнение. Он считал царевича Иоанна одаренным и осторожным юношей. Император игнорировал маневры жены, но та не унималась. «Порою же, как будто к слову, назвав Вриенния, она превозносила его всякого рода похвалами», — говорит Никита Хониат. Царя вынуждали изменить завещание в пользу дочери.
Алексей уходил от ответа. Порой он притворялся занятым важными делами. Иногда уверял, что обязательно подумает над предложениями императрицы. Лишь однажды царь не сдержался и раздраженно сделал внушение:
— Жена, участница моего ложа и царства! Не перестанешь ли ты мне советовать обойти сына в пользу дочери, как будто ты с ума сошла? Оставь меня в покое! Кто из римских императоров, имея сына, способного царствовать, пренебрег им и предпочел зятя? Если такое случалось, не станем считать законом то, что бывало редко. Надо мною станут смеяться все ромеи. Они сочтут меня за сумасшедшего! Я получил царство не законным путем, но кровью сограждан и средствами, не согласными с христианскими законами. И вот теперь должен отказаться от сына в пользу македонянина Вриенния?
Впрочем, это была случайная вспышка. Алексей тотчас попытался сгладить неприятное впечатление от этих речей и сказал, что подумает над предложением царицы. «Это был человек как нельзя более скрытный, — характеризует Алексея Никита Хониат, — крайнюю осторожность всегда считал делом мудрым и обыкновенно не любил рассказывать о том, что хотел делать».
Так все и тянулось до рокового 1118 года. Как-то в начале года, в феврале или марте, император отправился развлечься на ипподром. Стояла пасмурная погода, обычная в это время. С моря дул холодный ветер. Царь разгорячился и разволновался, наблюдая конские бега. Этого оказалось достаточно для обострения болезни. «Во время конных ристаний, — пишет Анна, — поднялся сильный ветер, по этой причине ревматизм Алексея как бы отхлынул и, покинув его конечности, перешел в плечо». Другими словами, у императора случился сердечный приступ. Почувствовав себя плохо, Алексей покинул ипподром и вернулся во дворец. Боли не утихали. Скорее всего, царь перенес микроинфаркт.
2. Болезнь
К базилевсу вызвали врачей. Эскулапы устроили совещание, предлагали одно и другое, но никто не мог взять ответственность. Среди них был один, Николай Калликл, который советовал громче всех. Он рекомендовал очистить тело Алексея с помощью слабительного. Другие возражали. Алексей не привык к лекарствам, любую болезнь переносил на ногах. «Учитывая это, большинство врачей, и особенно Михаил Пантехн, категорически отвергали предложение очистить тело Алексея», — говорит Анна Комнина. Калликл решительно возражал:
— Сейчас вещество ушло из конечностей и обрушилось на плечо и шею. Впоследствии же, если его не изгнать из тела слабительным, оно войдет в какой-нибудь важный для жизни орган, а то и в само сердце, и причинит непоправимый вред.
Византийские врачи, как видим, не отличались глубиной познаний. Лечить инфаркт слабительным — это и вправду было что-то новое. Ученая принцесса Анна Комнина, присутствовавшая на врачебном консилиуме, приняла сторону Калликла. Возобладало, впрочем, мнение большинства. Мало-помалу приступ ослабел. Царь почувствовал себя лучше. Но чувство оказалось обманчивым. Хотя он встал на ноги и вернулся к государственным делам, болезнь никуда не делась.
Не прошло и полугода, как недуг вернулся. Анна часто слышала, как царь говорил жене, жалуясь на болезнь:
— Что это за недуг, затрудняющий мое дыхание? Мне хочется вздохнуть глубоко, полной грудью и избавиться от боли, мучающей сердце. Часто пытаюсь я это сделать, но ни разу не смог хоть немного освободиться от тяжести, гнетущей меня. Как будто огромный камень лежит на сердце и прерывает дыхание. Не могу понять причины, от которой у меня появился этот недуг. И еще я скажу тебе, дорогая моя, разделяющая со мной мои страдания и мысли: на меня часто нападает зевота, не дающая мне вдыхать воздух и доставляющая мне страшные муки. Если ты знаешь, что это за новое несчастие постигло меня, скажи.
«Когда императрица слушала подобные речи и узнавала о его страданиях, — пишет Анна, — то казалось, что это она сама страдает от той же болезни». Правда, Никита Хониат оставил нам другое, менее трогательное описание их взаимоотношений. И уж совсем иначе, сухо и деловито, эти сцены описывает Зонара; последний принадлежал к партии столичных чиновников и не любил Алексея.
Что касается болезни царя, то в ней легко распознать ревматизм и ишемию (или стенокардию). Его бы спасло шунтирование или даже серьезное медикаментозное лечение. Но коль скоро медицинские работники предлагают лечить царя слабительным, становится ясно: Алексей обречен.
Императрица приглашала самых разных врачей. Они щупали пульс, качали головами и «признавали, что находят в каждом ударе пульса признаки всякого рода ненормальностей, но не могли определить их причины». Доктора менялись, но было бы лучше, если бы императора лечил кто-то один. Медицинские светила терялись в догадках. «Врачам был известен образ жизни императора — не изнеженный, а, напротив, благоразумный, умеренный, какой ведут гимнасты и воины, при котором не могут появиться дурные соки — следствие неумеренного образа жизни», — замечает Анна.
Они объясняли стеснение в груди «другой причиной». Это медицинское заключение стоит привести полностью. Доктора считали, «что непосредственным источником его болезни является не что иное, как тяжкие заботы и постоянные непрерывные горести, из-за которых его сердце разогревается и притягивает к себе из всего тела излишнее вещество. Поэтому-то страшная болезнь и обрушилась на самодержца, не дает ему передышки и, как петля, душит его». При всем несовершенстве современной медицины нужно признать, что от византийцев и европейцев она ушла очень далеко.
С каждым днем болезнь царя становилась сильнее. Приступы следовали один за другим. Наконец они превратились в одно сплошное мучение. Боль и одышка не прекращались. Алексей уже не мог ложиться на бок и был не в состоянии без усилий вдыхать воздух. «Тогда были вызваны все врачи, и болезнь императора стала предметом их изучения», — говорит Анна.
Консилиум опять ничего не дал. Врачи разошлись во мнениях, каждый ставил свой диагноз и старался в соответствии с ним лечить больного. Состояние Алексея оставалось тяжелым. Ни одного вдоха не мог он сделать свободно. Чтобы вообще иметь возможность дышать, он должен был все время сидеть прямо, а если ложился на спину или на бок — «увы, наступало удушье», вспоминает Анна. Скоро оно уже не отпускало царя. «Даже когда сон из сострадания спускался к нему», Комнин не мог дышать. Угроза задохнуться висела над ним, как дамоклов меч.
Анна и Калликл опять предлагали дать царю слабительное, но их никто не слушал. Врачи сделали больному надрез на локте, чтобы пустить кровь. От кровопускания Алексею легче не стало. Император задыхался «и, тяжело дыша, грозил испустить дух у нас на руках», рассказывает Анна. Врачи продолжали эксперименты. Алексею дали лекарство из перца. Император слегка взбодрился. «Мы были вне себя от восторга», — сообщает ученая принцесса. Хотя ясно, что такое лекарство на самом деле способно было лишь добить «сердечника» Алексея. Так и вышло. «На третий или на четвертый день к самодержцу вернулись приступы удушья и стеснение дыхания. Я боюсь, не хуже ли ему стало от того напитка, — рассуждает Анна, — который, будучи не в силах совладать с болезнетворными соками, рассеял их, вогнал в пустоты артерий и усугубил болезнь. С этого времени ему очень трудно было найти удобную для лежания позу, ибо наступил самый тяжелый период болезни. Ночи напролет, с вечера до утра, лежал император без сна, не принимая пищи и ничего другого, что могло бы принести ему спасение. Нередко или, вернее, постоянно видела я, как моя мать проводила около императора бессонные ночи, сидела позади него на ложе, поддерживала его своими руками и, как могла, помогала ему дышать. Из глаз ее текли потоки слез, более обильные, чем воды Нила. Невозможно описать, какую заботливость проявляла она по отношению к нему днем и ночью, какой труд выносила на своих плечах, леча Алексея, поворачивая и переворачивая его, ухищряясь разными способами застилать постель. Да и вообще никому тогда не было покоя».
Тело императора словно налилось свинцом. Он мучился и страдал, не в силах победить удушье. В то же время царь постоянно пытался менять позы, чтобы легче было дышать. «Императрица сумела сделать это движение непрерывным: прикрепив к императорскому ложу с обеих сторон — у головы и ног — деревянные ручки, она велела слугам высоко над полом носить ложе и, сменяя друг друга, печься о самодержце».
Покоя не было и церковникам. Их заставляли молиться за императора. В храмах ставили свечи за его выздоровление. Но все это помогло еще меньше, чем лекарство из перца. Тело Алексея распухло, ноги отекли. Начался понос. «Бедствия одно за другим обрушивались на нас в то время, — пишет Анна. — Ни эскулапы, ни мы, хлопотавшие вокруг самодержца… не знали, куда обратить свои взоры; все говорило о близкой гибели».
Царя постоянно переводили из одного места в другое, чтобы облегчить страдания с помощью целебного воздуха. Сперва он находился в столичном Большом дворце. Но в итоге переместился за город, в Манганский монастырь. Надеялись, что здешний климат пойдет ему на пользу.{95}
Когда всем стало ясно, что император не выживет, у постели умирающего вспыхнула безобразная склока. Кому достанется престол? Анна пишет об этом глухо. «Все остальное время прошло для нас в волнениях и бурях; устоявшийся порядок расшатался, ужас и опасность нависли над нами». Зонара более откровенен, но сух. Самый подробный и сочный рассказ оставил Никита Хониат.
3. Последняя победа
Во дворце образовались две группировки. Одна из них поддерживала царевича Иоанна, другая — Анну и ее мужа Вриенния. На стороне Анны были императрица Ирина и множество дворцовых чиновников. Царевича Иоанна поддерживали военные. Сам Алексей неоднократно высказывался в пользу Иоанна и ничего не хотел менять. Император был прав. Его зять Вриенний оказался пустышкой. Анна и ее мать были энергичными особами, но… отдать империю в руки женщин означало бы разрушить ее. Несмотря на всю решительность, Анна не справилось бы с управлением. Наследником Алексея должен был стать мужчина-военный, чтобы продолжать дело восстановления империи: отбрасывать врагов от границ, наращивать вооруженные силы и не давать сторонникам разоружения обогатиться за счет казны.
Для Иоанна это было серьезное испытание. Выиграет он или проиграет?
Царевич оказался на высоте. «Иоанн, видя, что отец его приближается к смерти, и зная, что мать ненавидит его и заботится о предоставлении царства сестре, входит в сношение касательно плана своих действий с теми из родных, которые ему благоприятствовали». Так начинает свой рассказ о приходе Иоанна к власти Никита Хониат. Тайно от матери царевич прокрался в спальню к отцу «как бы для того, чтобы оплакать его». Затем, не теряя времени, тихонько снял с пальца у Алексея царский перстень с печатью. «Некоторые, впрочем, говорят, что он это сделал с согласия отца», — уточняет Никита. Думается, эти «некоторые» заслуживают доверия историка. Алексей знал, что делал, и держал ситуацию под контролем до самого конца, даже будучи при смерти. Версию о самовольном поступке Иоанна распространили враги Алексея и его сына. Она вошла в хронику Зонары, который ненавидел старшего Комнина. Но даже Зонара оговаривается и утверждает, что это лишь одна из версий.
Завладев перстнем, Иоанн покинул загородные Манганы, собрал своих соратников и верхами отправился к Большому дворцу в Константинополе. Предприимчивые соратники, имена которых история до нас не донесла, организовали несколько митингов в поддержку царевича. «Как в самом Манганском монастыре, так равно и по городским улицам приверженная к нему толпа и жители города, собравшиеся по слуху об этом событии, приветствовали его царем-самодержцем», — сообщает Никита Хониат.
Партия царицы Ирины и принцессы Анны пришла в ужас. Обе женщины полагали, что царский венец почти что у них в руках. Решительные действия Иоанна спутали карты. Ирина вознамерилась перехитрить сына. Базилисса звала его к себе для беседы с глазу на глаз. У Иоанна хватило ума не поехать. Он прекрасно знал, что может попасть под арест и остаться ни с чем.
«Иоанн, вполне отдавшись своему делу, не обращал внимания на мать», — говорит Никита.
Ирина решила играть в открытую. Она вызвала к себе Никифора Вриенния Младшего и предложила ему царство, обещая содействие. Анна Комнина тоже всячески побуждала мужа провозгласить себя царем. Но Вриенний, к счастью для Византийской империи, не поддался на уговоры. Он поставил условие: царем его должен провозгласить только Алексей Комнин. Узурпировать трон Никифор отказывался.
Пришлось Ирине отправиться в Манганский монастырь, чтобы вырвать у Алексея нужное завещание. Так любящие супруга и дочь отравили императору последние часы жизни. Но Алексей был готов к последнему бою.
Слово Никите Хониату. В его книге Ирина «приходит к мужу, распростертому на смертном одре и лишь кратким дыханием обнаруживающему в себе жизнь, повергается на его тело и, проливая слезы», делает донос на царевича Иоанна. Мол, сын еще при жизни отца провозгласил себя императором. Прямо сейчас он вместе с другими заговорщиками захватил Большой дворец и устроил народные шествия в свою пользу.
Алексей упорно молчал. Он хотел умереть спокойно. Император тихонько молился. «Когда же царица стала сильнее настаивать и крайне огорчалась поступками сына, Алексей принужденно улыбнулся и поднял руки к небу»: мол, ничего не поделаешь.
Об этой же улыбке упоминает Зонара. В его версии события выглядят так.
«Императрица несколько раз громко повторила:
— Твой сын ушел, чтобы похитить у тебя, еще живого, императорскую власть.
На это император слабо улыбнулся… Ведь сам порфирородный самодержец и другие люди утверждали, что он [Иоанн] явился во дворец не без согласия отца и ушел он по отцовскому разрешению, в знак чего получил у него перстень».
Если так, Алексей твердо управлял последней битвой, а заодно проверял сына: сумеет ли он захватить власть.
Когда Ирина поняла, что император и сейчас хитрит, она в сердцах воскликнула:
— Ты и при жизни отличался всевозможным коварством. Всегда любил говорить не то, что думал. И даже теперь, при смерти, не отступил от своих привычек!
Алексей только развел руками. На его лице блуждала улыбка. Сознание того, что он передает империю в надежные руки, придавало ему сил. Главное было довести дело до конца и не поддаться на уговоры истеричных женщин.
…Между тем Иоанн прибыл к Большому дворцу. На часах стояли варяги. Принц показал им перстень. Страже показалось этого мало. Наемники стали требовать письменное свидетельство, что Иоанн прибыл в Большой дворец по приказу отца. Слухи о борьбе двух партий достигли ушей варягов, и гвардейцы не хотели ошибиться. Иоанн повел себя решительно. Он сочетал угрозы и обещания. Те, кто пойдут за ним, получат награду. Кто ослушается сегодня, понесет наказание завтра.
Работа охранником во дворце — дело выгодное. Потерять ее страшно. Даже если тебя не уволят и не посадят в тюрьму, а сошлют в отдаленный гарнизон — для варяга это унижение и смерть. Не будет ни подарков, ни премий, жалованье снизится, а работы прибавится… Стражники опустили подвесные ворота Большого дворца, и наследник ворвался внутрь вместе со своими сторонниками. Следом за ним во дворец проникла толпа зевак из числа митингующих. Они бросились грабить что попало. Возникло ощущение революции. Иоанн немедленно его притушил, приказав запереть ворота. Это произошло 15 августа 1118 года. Через несколько часов пришло известие, что император Алексей I скончался. Он царствовал 37 лет.
4. Агония
Пока Иоанн рвался к власти, Анна Комнина находилась с отцом в Манганах. Принцесса описывает финальные мгновения жизни царя.
Мы видим, как у ложа императора хлопочут жена и дочери. «Я забросила тогда и философию и науку, — пишет Анна, — то я ухаживала за отцом — наблюдала за биением пульса и прислушивалась к его дыханию, то занималась матерью, в которую старалась вдохнуть силы». Принцесса пишет, что сделалась, «будто помешанная». Она лукавит. В это время Анна делала все, чтобы стать царицей. Мысль о близости трона сводила ее с ума. В последние минуты Алексея она была в других покоях и совещалась, как бы взять власть. Другие дочери, Мария и Евдокия, толклись у ложа. У этих женщин не было властных амбиций. Они просто рыдали, всхлипывали и мешали царю умереть.
Опять дадим слово Анне. В этом месте сочинение сильно повреждено, в тексте много пропусков. Но в результате создается удивительное впечатление прерывистой речи взволнованного человека.
«Утром пятнадцатого августа, — пишет царевна, — эскулапы натерли мазью голову самодержца (эта мера казалась им необходимой); затем они ушли домой, сделав это не без цели и не потому, что в этом была какая-нибудь необходимость, а потому, что знали о непосредственной опасности, нависшей над самодержцем». Стало быть, доктора хотели уйти от ответственности, чтобы их никто не обвинил в смерти царя. Таков парадокс власти: перед смертью император даже не мог рассчитывать на лечение. Судьба уравняла его с каким-нибудь простолюдином, который не имел денег на медицинскую помощь. «Среди врачей три были главными, — перечисляет Анна, — замечательный Николай Калликл, Михаил Пантехн, получивший прозвище по названию рода, и… евнух Михаил. Толпа родственников, окружавшая императрицу, принуждала ее принять пищу… она не принимала и сна… одну задругой целые ночи проводила… ухаживая за самодержцем… согласилась. Когда у самодержца наступил последний обморок… она поняла и, ожидая… жизнь, бросилась на… рыдала, била себя в грудь, оплакивала свалившиеся на нее несчастья, хотела тут же лишить себя жизни, но не могла этого сделать».
Алексей вел себя мужественно, как всегда. Он ободрял присутствующих и готовился встретить смерть. Одна из дочерей, Мария, давала ему пить воду, но не из чаши, а из кубка, чтобы было легче глотать: у Алексея были воспалены небо, язык и горло. Император с трудом напился и обратил к Марии последние слова.
— Что ты, — мягко сказал он, — изводишь себя горем по поводу моей кончины, зачем заставляешь меня заранее переживать грозящую мне смерть? Почему ты не подумаешь о себе, вместо того чтобы погружаться в море печали?
Вскоре после этого у императора начались обмороки. Он то терял сознание, то приходил в себя. Опять слышится прерывистая речь Анны. «Но… области совершенно неизлечимы… самодержец не мог очнуться из последнего обморока, и душа царицы рвалась последовать за ним. Так была… и на самом деле, говоря словами псалма, “Объяли меня муки смертные”. И я почувствовала тогда, что лишаюсь рассудка… я сходила с ума и не знала, что со мной будет и куда мне обратиться, видя императрицу, погруженную в море бедствий, и самодержца с его непрерывными обмороками, двигающегося к концу своего жизненного пути».
Дочь Мария побрызгала в лицо Алексею водой. Он пришел в себя, но вскоре опять потерял сознание. Императрица до последней минуты пыталась вырвать у него приказ о назначении наследником Вриенния. Но базилевс, прежде чем впасть в забытье, еще раз подтвердил все прежние приказы.
В эту минуту принесли весть о том, что Иоанн занял Большой дворец. Ирина сдалась.
— Пусть провалится все — диадема, империя, власть, троны, господство, — сказала она. — Начнем скорбный плач.
«И я, — пишет Анна, — забыв обо всем на свете, зарыдала вместе с ней… заплакали и… рвали на себе волосы и испускали скорбные крики». Вдруг снова возникла надежда. У императора участился пульс, вернулось дыхание. Врачи стали утверждать, что все еще образуется и царь может выжить. У Ирины отлегло от сердца. Ведь если бы Алексей выжил, — Иоанну пришел бы конец. Вряд ли царевич смог бы оправдаться перед правительством за самовольный захват дворца. И даже ослабевший император не смог бы оправдать сына.
Но луч надежды погас, едва мелькнув. Императору сделалось хуже. В комнату вошла Анна. Принцесса произвела медицинский осмотр. Вернемся к ее бессвязному рассказу «Когда же… я опять коснулась его кисти и поняла, что последние силы покидают Алексея и пульс исчез, я склонила голову, в бессилии и изнеможении устремила свой взор на землю, не произнося ни слова, закрыла глаза руками и, отступив назад, зарыдала. Императрица поняла, что это означает, и в полном отчаянии огласила весь дворец жалобным криком».
Царь был мертв. «Императрица сбросила с себя императорское покрывало, ножом под корень обрезала свои волосы, сорвала с ног пурпурные сандалии и потребовала обычные черные. Она хотела сменить также порфиру на черное платье, но под руками не было плаща». Его подала одна из дочерей — Феодора, к тому времени уже вдова. Императрица Ирина накинула на голову темное покрывало. Стало ясно, что карьера закончилась. В этот день потерпели поражение последние Дуки, а значит — столичная бюрократия лишилась шанса вернуть власть. Комнины, захватив трон с помощью военных, продолжали писать историю Византии. В этом смысле Алексей I победил даже после смерти. Царские знаки подхватил из его слабеющих рук новый царь — Иоанн II, которого народ впоследствии назовет Добрым — за справедливость и мудрость. По мнению позднейших историков, это был один из лучших правителей Византии. Династия и страна выжили.
Что же касается двух царственных женщин — Ирины и Анны, то их судьба незавидна. Анна Комнина вскоре попытается совершить государственный переворот, но Вриенний откажется следовать за ней. Ирина тоже. Она скажет, что надо было раньше думать о том, как взять власть, а теперь остается принять такого царя, какой есть.
Анна попадет под арест. Она переживет царственного брата и напишет книгу «Алексиада» о том бурном времени. В книге превознесет своего отца. Из хитрого и жесткого политика она сделает чуть не ангела, парящего над землей. Власть брата и племянника, правивших Византией, Анна будет презирать. Время Алексея останется для нее героической эпохой свершений. Умрет царевна в 1153 или 1155 году.
Ирина уйдет в монастырь. Ее смерть наступит довольно скоро. Императрица распрощается с жизнью в 1123 году. Через два десятка лет после нее умрет Иоанн II. Так что Анна переживет их всех. Но как бы ни жаловалась принцесса на бездарное правление брата, у нее не будет повода для того, чтобы обвинить Иоанна в разбазаривании полученного наследства. Иоанн расширил империю и оставил своему сыну Мануилу крепкую страну с сильной армией. Но это — уже история правления наследников Алексея, о которой не место рассказывать здесь.