м и здесь весомая доля правды).
Действительно, Иван Грозный — фигура огромного исторического масштаба, именно поэтому столь контрастны и столь велики позитивные и негативные результаты его правления. Создав централизованное государство, покончив с местным сепаратизмом, он залил страну кровью и тем ослабил её. Смутное время явилось мрачным следствием его деяний. Но в народной памяти Иван Грозный остался прежде всего победителем Казани, окончательно сокрушившим ненавистное татаро-монгольское иго. Царь неимоверно высоко поднял авторитет центральной власти, и именно поэтому народ многое простил ему. А. К. Толстой показывает, что современники смотрели на окружающие бедствия и необузданную тиранию Ивана Грозного как на Божие возмездие за собственные грехи; так думали все — от первого боярина до последнего холопа; и это было исторической правдой.
Свой роман Алексей Толстой заканчивает следующими словами:
«Да поможет Бог и нам изгладить из сердец наших последние следы того страшного времени, влияние которого, как наследственная болезнь, ещё долго потом переходило в жизнь нашу от поколения к поколению! Простим грешной тени царя Иоанна, ибо не он один несёт ответственность за своё царствованье; не он один создал свой произвол, и пытки, и казни, и наушничество, вошедшее в обязанность и в обычай. Эти возмутительные явления были подготовлены предыдущими временами, и земля, упавшая так низко, что могла смотреть на них без негодования, сама создала и усовершенствовала Иоанна, подобно тому как раболепные римляне времён упадка создавали Тивериев, Неронов и Калигул.
…Простим же грешной тени Ивана Васильевича, но помянем добром тех, которые, завися от него, устояли в добре, ибо тяжело не упасть в такое время, когда все понятия извращаются, когда низость называется добродетелью, предательство входит в закон, а самая честь и человеческое достоинство почитаются преступным нарушением долга! Мир праху вашему, люди честные! Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление Божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни опалы, ни смерти; и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и тёмных недрах минувшего».
Нельзя обойти молчанием и тот факт, что «Князь Серебряный» представляет собой подлинную энциклопедию быта, обычаев, верований, суеверий XVI века. Эрудиция А. К. Толстого поразительна. Он творчески переработал многочисленные труды по русской этнографии и фольклору; только одно перечисление их заняло бы целую страницу. Читателю открываются тонкости старинных свадебного и пиршественного обрядов; он погружается в красоты и народных песен, и духовных стихов, и сказки об Акундине, и былины о Добрыне Никитиче. В этом плане в русской литературе сопоставить с «Князем Серебряным» можно разве что романы Павла Ивановича Мельникова-Печерского.
Критика встретила «Князя Серебряного» сдержанно. Рецензий было немного, и они сводились к утверждению, что этому роману следовало бы появиться лет двадцать — тридцать тому назад: рядом с произведениями Михаила Загоскина и Ивана Лажечникова он казался бы недостижимым шедевром. В журнале «Русское слово» критик (скрывшийся за подписью В. Б-на) высказался по адресу «Князя Серебряного» просто и лаконично: «Не удаётся нам исторический роман, да и баста!» Он отметил, что А. К. Толстой следовал не раз использованной «вальтерскоттовской» схеме, и именно поэтому его роман «вполне разделяет недостатки своих предшественников, особенно при тех огромных претензиях, которыми задался автор»[54]. Одновременно в рецензии отмечено и художественное мастерство А. К. Толстого, сумевшего создать психологически яркие образы ряда персонажей, в первую очередь опричников (Басманова, Вяземского и др.).
Наиболее интересна рецензия Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, появившаяся в «Современнике» (1863. № 40). Она начинается следующим образом: «Византийское это сочинение составляет, как по внешней своей форме, так и по внутреннему содержанию, явление… отличное в кругу современных литературных явлений». Далее Салтыков-Щедрин констатирует, что в публике «Князь Серебряный» имел успех, и поэтому редакция сочла необходимым откликнуться. Однако никто из сотрудников не взялся написать критику, ибо роман А. К. Толстого невыносимо старомоден. К счастью, некий отставной учитель российской словесности одного кадетского корпуса взялся помочь журналу, но (увы!) он скоропостижно скончался, не завершив труда, но «тем не менее мы печатаем его рецензию так, как она нам доставлена, и думаем, что и в этом виде она могла бы служить украшением любой книжки „Северных цветов“, точно так же, как и сам „Князь Серебряный“ был бы весьма приятным явлением в „Аонидах“»[55]. Другими словами, «Князь Серебряный» уместен разве что в альманахе Карамзина «Аониды», издававшемся в 1796–1799 годах. Следует также напомнить, что упомянутый рядом альманах Антона Дельвига «Северные цветы» выходил в конце 1820-х годов.
В таком ехидном тоне, пародирующем критику пушкинского времени, выдержана вся рецензия. Вымышленный автор — «отставной учитель словесности» — восклицает: «Я помолодел; читаю и не верю глазам. Любезный граф! волшебную вашу кисть вы окунули в живую воду фантазии и заставили меня, старика, присутствовать при „делах давно минувших дней“, исполать вам!.. Вы воскресили для меня мою юность…»[56] В заключение уже сам Салтыков-Щедрин проводит параллель между «Князем Серебряным» и только что вышедшим во Франции романом Гюстава Флобера «Саламбо». По его мнению, и там и здесь уход в далёкие времена свидетельствует о стремлении отрешиться от животрепещущих проблем современности. На тему, прав или нет Салтыков-Щедрин, распространяться не будем. Но уже само такое сопоставление свидетельствует в пользу романа А. К. Толстого.
Впрочем, в литературных кругах далеко не все негативно оценивали «Князя Серебряного». Например, Иван Александрович Гончаров считал этот роман настоящим творческим подвигом. Тургенев рекомендовал «Князя Серебряного», как увлекательное и хорошо написанное произведение, французскому издателю Этцелю. Известный художник Григорий Гагарин предложил проиллюстрировать «Князя Серебряного», и Алексей Толстой с радостью принял это предложение (но планы, к сожалению, не осуществились). Вообще, читательский успех романа был полным. Через двенадцать лет в уже упоминавшемся письме от 4 марта 1874 года А. К. Толстой с гордостью писал своему переводчику и биографу Анджело Губернатису (издателю журнала «Европейское обозрение», свойственнику Михаила Бакунина), что «Князь Серебряный» «выдержал три издания, его очень любят в России, особенно представители низших классов». Другими словами, роман проник в самые широкие массы. Кроме того, уже при жизни автора он был переведён на французский, немецкий, английский, польский и итальянский языки.
Не утратил роман Алексея Константиновича Толстого своей популярности и в наше время.
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ТРИЛОГИЯ
Следующее десятилетие стало для Алексея Константиновича Толстого лучшими годами жизни, когда он всецело мог погрузиться в творчество. На-конец-то завершился длительный бракоразводный процесс Софьи Андреевны Миллер. Конечно, благодаря близости к императору, Алексей Толстой мог бы ускорить ход дела. Однако кристально честный человек, он не захотел прибегать к высокому покровительству. Поэт и его избранница смогли церковно и юридически оформить свои взаимоотношения. Это произошло 3 апреля 1863 года. Они венчались в Дрездене в православной церкви. Отныне их жизнь протекала поочерёдно в Пустыньке, Погорельцах и Красном Роге.
Надо сказать, что в Дрездене состоялась первая встреча Алексея Константиновича и Софьи Андреевны с Фёдором Михайловичем Достоевским. Ранее они были знакомы заочно через Якова Полонского, при посредничестве которого Достоевский просил «Князя Серебряного» для своего журнала «Время» (об этом уже говорилось). Проигравшись в Гамбурге в пух и прах, писатель сидел без гроша в кармане и с внутренней дрожью опасался долговой тюрьмы. Едва услышав о бедственном положении Достоевского, Толстой сразу же предложил ему помощь, вполне бескорыстную, поскольку было очевидно, что возвратить деньги Достоевский сможет не скоро. Так и случилось.
Родственники А. К. Толстого долго не могли примириться с его браком. Против Софьи Андреевны выдвигались обвинения в неискренности, в дурном влиянии на слишком мягкого мужа, которого она якобы «отравила неверием». Основания были. Алексей Константинович Толстой вверил братьям жены управление Пустынькой, и это в конце концов привело к упадку некогда блестящую усадьбу. Впрочем, и сама Софья Андреевна не искала компромиссов в отношениях с родственниками мужа. По собственному выражению, она любила «царапать нервы». Её жизненный девиз — «Я ищу, но всё подвергаю сомнению» — в самом деле не вполне совпадал с христианскими заповедями, учившими кротости и смирению.
Далеко не всем нравились и привычки Софьи Андреевны. Так, в Пустыньке у неё жил ручной медведь; она имела обыкновение читать далеко за полночь, и в это время медведь приходил в её комнату, ложился на ковёр у кровати и требовал сластей, которые получал с избытком. Но с гостями медведь не был столь уж безобиден. По этой причине его пришлось, заманив в лес, застрелить. От Софьи Андреевны его убийство скрыли.
Брак был бездетным, и супруги взяли на воспитание племянников Софьи Андреевны. Их любимицей стала дочь её брата Петра Бахметьева, названная отцом в честь сестры также Софьей (по мужу — Софья Хитрово). Она оставила наброски воспоминаний, представляющие большой интерес как свидетельство «из первых уст». Вообще, автор «Князя Серебряного» и его жена не так уж часто упоминаются в русской мемуаристике. Любимая племянница описала атмосферу дома поэта: