Обстановка в этой стране никогда не характеризовалась стабильностью, или — почти никогда; исключение составил период 1926–1973 годов, когда Афганистан был королевством. И А. Н. Косыгин как премьер высоко оценивал те дипломатические и хозяйственные контакты, которые сложились между «первой страной социализма» и королевством[524].
Афганистан многие годы служил «разменной монетой» в большой игре мировых держав, его территория постоянно была ареной больших и малых вооруженных столкновений, переворотов и кровопролитных мятежей…
К началу так называемой Апрельской революции 1978 года почти 90 % населения Афганистана проживало в сельской местности, а 2,5 миллиона жителей страны, по официальным данным, вело кочевой и полукочевой образ жизни. Около трети крестьянских хозяйств были безземельными, часть крестьян была обременена тяжелыми кредитными задолженностями, выплачивая по долгам до 45 % годовых. Почти 90 % населения страны оставалось неграмотным, а на 16 миллионов жителей приходилось всего 70 больниц с 3600 койками, в афганской столице работало более двух третей из 1020 проживающих в стране врачей.
Но пришедший к власти руководитель Народно-демократической партии Афганистана Нур Мухаммед Тараки считал себя сторонником идей социализма и рассчитывал на поддержку Москвы и всего социалистического лагеря.
Взяв власть, Тараки приступил к проведению радикальных экономических и социальных реформ, которые, однако, вошли в противоречие с существовавшими в афганском обществе социально-религиозными традициями, что, в свою очередь, предопределило общественный взрыв, массовую эмиграцию в сопредельные страны и начало вооруженной борьбы оппозиции с режимом Тараки.
15 марта 1979 года вспыхнул антиправительственный мятеж в Герате. Город оказался под контролем мятежников, многие солдаты и офицеры дислоцированной там 17-й пехотной дивизии перешли на сторону вооруженной оппозиции. В Афганистане началась кровопролитная гражданская война.
18 марта состоялся телефонный разговор между А. Косыгиным и Н. М. Тараки.
В первую очередь А. Н. Косыгин попросил охарактеризовать обстановку в Афганистане.
Н. М. Тараки оценил ситуацию в стране как очень плохую. По его словам, в течение 1,5 месяцев с иранской стороны под Герат было заброшено около 4 тысяч военнослужащих, причем — в гражданской одежде, которые проникли в город и в воинские части, где вели агитацию, направленную против Демократической партии Афганистана. 17-я пехотная дивизия правительственных войск — до 5 тысяч солдат и офицеров — перешла на сторону мятежников, включая артиллерийский полк и зенитный дивизион. В городе уже несколько дней шли бои. Все боеприпасы и склады оказались в руках мятежников. Поэтому продукты питания и боеприпасы правительственным войскам, которые вели бои в Герате, перебрасывали авиацией из Кандагара. Но преданных правительству в районе Герата оставалось всего 500 человек, они удерживают лишь местный аэродром. Офицерский состав дивизии тоже изменил, только небольшая часть офицеров осталась верна присяге. Активной поддержки со стороны населения нет, оно почти целиком находилось под влиянием шиитских лозунгов, главный из которых: «Не верьте безбожникам, а идите за нами».
Герат — один из крупнейших городов Афганистана, с населением в 200–250 тысяч человек, но они, по убеждению Тараки, ведут себя «в зависимости от обстановки. Куда их поведут, туда они и пойдут. Сейчас они на стороне противника».
Косыгин поинтересовался, сколько в Герате рабочих. Как будто рабочие Афганистана (если их там вообще можно было найти) могли бы — исключительно в силу марксистского учения о рабочем классе — изменить ситуацию.
Чтобы еще более усилить негатив от сложившейся ситуации, Тараки подытожил:
— Сегодня вечером или завтра утром Герат падет и будет полностью в руках противника, который будет формировать новые части и пойдет дальше в наступление.
В этой ситуации Н. М. Тараки считал себя вправе просить об оказании помощи — людьми и вооружением. В противном случае пугал тем, что мятежники пойдут в сторону Кандагара и дальше — в сторону Кабула, а затем уже и на север, к советской границе. И если советская сторона не нанесет настоящий удар по Герату, то революция погибнет, и южные границы СССР окажутся под ударом.
Герат, правда, не пал, мятежников подавили с помощью авиации и бронетехники…
А. Н. Косыгин попытался спрогнозировать реакцию со стороны Пакистана и Ирана, подчеркивая, что главный враг сейчас — Соединенные Штаты, против которых настроены иранцы, и в пропагандистском плане это, очевидно, можно использовать, если подойти к вопросу грамотно. Кроме того, А. Н. Косыгин пытался понять, насколько надежна вся афганская армия? И можно ли собрать верные правительству войска, чтобы деблокировать Герат?
Н. М. Тараки считал, что афганская армия надежна. (И это после того, как присяге изменила целая дивизия!) Но переброска войск ослабит позиции правительства в других городах.
То есть власть держалась только на штыках. И даже выделение дополнительно вооружения и техники не спасет, по мнению афганского военного руководства, положения в Герате.
Тараки откровенно запугивал Косыгина тем, что если падет Герат, то и Пакистан тоже не останется в стороне и развернет боевые действия на границе с Афганистаном:
— Моральный дух пакистанцев после этого поднимется. Американцы оказывают им соответствующую помощь. После падения Герата также направят в гражданской одежде солдат, которые начнут захватывать города, и иранцы будут активно вмешиваться. Успех в Герате — это ключ ко всем остальным вопросам, связанным с борьбой.
А потому, как отмечал Н. М. Тараки:
— Надо сочетать и пропагандистскую, и практическую помощь. Я предлагаю, чтобы вы на своих танках и самолетах поставили афганские знаки, и никто ничего не узнает. Ваши войска могли бы идти со стороны Кушки и со стороны Кабула. От Кушки очень близко до Герата. А в Кабул можно доставить войска и на самолетах. Если вы пришлете войска в Кабул и они пойдут из Кабула на Герат, то никто ничего не узнает, по нашему мнению. Будут думать, что это правительственные войска.
Косыгин счел данный вариант неприемлемым:
— Все мировое сообщество оценит подобные действия как интервенцию в Афганистан со стороны Советского Союза.
Взамен он предлагал на самолетах поставить в Кабул оружие, в том числе тяжелую технику. Но найдутся ли танкисты?
Н. М. Тараки ответил быстро:
— Очень небольшое количество.
Косыгин был удивлен:
— В Советском Союзе прошли подготовку сотни афганских офицеров. Что с ними?
Как оказалось, большая часть из них после возвращения была арестована по обвинению в принадлежности к оппозиции, а кто-то и вообще расстрелян.
Косыгин предлагал набрать военнослужащих из рабочих, беднейшего крестьянства или студентов. Подобное предложение свидетельствовало о том, что он все же мало представлял, что происходит в Афганистане и есть ли у режима Тараки социальная поддержка… Но от вопроса — пошлет ли СССР вооруженную силу в Афганистан — старательно уходил, обещая, правда, ремонт военной техники, поставку боеприпасов и вооружения — все бесплатно, 100 тысяч тонн зерна и повышение цены на афганский газ, идущий в СССР, с 21 доллара за 1 тысячу кубических метров до 37,82 доллара.
Н. М. Тараки настойчиво уже не просил, а требовал посылки воинского контингента, мотивируя это невозможностью сформировать несколько дивизий в Кабуле из «передовых людей, на которых можно было бы положиться», и не только в Кабуле, но и в других местах, а также отсутствием офицерских кадров. Он выложил и свой, казалось, последний «козырь»:
— Иран посылает в Афганистан военных в гражданской одежде. Пакистан посылает также в афганской одежде своих людей и офицеров. Почему Советский Союз не может послать узбеков, таджиков, туркмен в гражданской одежде? Никто их не узнает. Хотим, чтобы к нам послали таджиков, узбеков, туркмен, для того чтобы они могли водить танки, так как все эти народности имеются в Афганистане. Пусть наденут афганскую одежду, афганские значки, и никто их не узнает. Это очень легкая работа, по нашему мнению. По опыту Ирана и Пакистана видно, что эту работу легко делать. Они дают образец!
Но А. Н. Косыгин уходил от ответа:
— Это сложный политический, международный вопрос… Вам стоит рассчитывать не только на помощь со стороны, но и на свои внутренние резервы, а также на советских военных советников, которые будут вас поддерживать с риском для жизни и будут бороться за вас. Эти силы надо сейчас вооружать.
Тараки, понимая, что о вооруженном контингенте Косыгин говорить не хочет, заходил «с другой стороны», настаивая на поставках тяжелой военной техники, но желательно с водителями, которые знают языки, — узбеков, таджиков, туркмен….
Косыгин оставался на своей позиции:
— Если что, нам надо посоветоваться, и только после этого мы выскажем наше мнение[525].
Сразу после разговора Косыгина и Тараки в кабинете Косыгина состоялось обсуждение положения дел, сложившегося в Афганистане.
Всех, конечно, волновали события, происходящие в Герате, так как последние могли явиться детонатором социально-политического взрыва, способного полностью дестабилизировать обстановку в стране.
Министр обороны СССР Д. Ф. Устинов на тот момент не был безоговорочным сторонником ввода войск, он колебался, но был уверен в том, что «афганская революция встретила на своем пути большие трудности», а афганское руководство считает, что «спасение ее зависит только от Советского Союза». По его мнению, «руководство Афганистана недооценило роль исламской религии». Именно под знаменем ислама на сторону оппозиции переходят правительственные войска.
Секретарь ЦК КПСС А. П. Кириленко, курировавший промышленный сектор, капитальное строительство, транспорт и связь, добавил:
— Власти Афганистана надеются только на советские танки и бронемашины и сами усилий для собственного спасения не предпринимают вообще никаких.