[63].
Но не только произведение искусства создал Щусев, а еще и монумент воинской славы, призванный хранить и умножать память о достославных победах русского оружия на берегах Непрядвы. Кажется, что лучший памятник «в вечное ознаменование одержанной православно-русским народом победы над татарами и свержения татарского ига»[64] вряд ли можно найти.
Щусев не раз отмечал сложности работы с заказчиками, когда речь шла о культовой архитектуре. Но не менее придирчивыми были и представители, так сказать, мирской среды. В частности, член Комитета увековечения памяти битвы на Куликовом поле и сын инициатора строительства, Юрий Александрович Олсуфьев не раз вмешивался в процесс строительства, считая себя куда большим авторитетом в зодчестве, нежели Щусев.
Он, в частности, возражал против того, чтобы каждая из боковых башен обладала своей индивидуальностью. Щусев споря с ним, замечал: «Что касается Куликовской церкви, то она выходит по архитектуре очень хорошо. Я изменил верх второй башни. Вместо купола — шлем… Оставить две башни одинаковыми это ложно, классично, робко… Это не кремлевская стена, а вход в церковь»[65].
Заказчики пытались вмешиваться даже в отношения Щусева с помощниками. Юрий Олсуфьев писал Нерадовскому, также члену комитета:
«Убедительно прошу Вас оказать влияние на Щусева (купол, кривизна и майоликовая приторность у входов). Я жду со дня на день прибытия его помощника Нечаева, который преисполнен старых (прошлых) вкусов и тенденций Щусева. Он только и мечтает, как бы получше скривить окна и неправильно сложить стены. Необходимо, чтобы Щусев, сам отказавшийся от „рационалистического архаизма“ внушил бы то же и своему помощнику… Продолжайте оказывать влияние на Алекс. Викт., ибо оно крайне благоприятно»[66].
Тем не менее заказчикам не удалось навязать Щусеву своей воли, он, кажется, максимально самореализовался в этом проекте, что позволяет и по сей день специалистам признать проект храма-памятника на Куликовом поле одним из лучших произведений зодчего, для которого характерны уникальное чувство стиля, поэтичность образа и пластика русской архитектуры. Ну а лучшую оценку Щусев дал себе сам в одном из своих писем того периода: «Очень рад, что понравился эскиз церкви, я много обдумывал идею и доволен, что она принята всеми».
Щусев в Овруче
Узнав о начале Русско-японской войны в 1904 году, Лев Николаевич Толстой назвал ее «страшным делом». Еще более печальным было окончание войны, ставшее позорным поражением для Российской империи и предвестником близкого краха династии Романовых и ее последнего царя Николая II: «Падение Порт-Артура мне было больно… Я сам был военным. В наше время этого не было. Умереть всем, но не сдавать… В наше время это считалось бы позором и казалось бы невозможным сдать крепость, имея запасы и 40-тысячную армию», — признавался великий русский писатель.
Война потребовала привлечения больших экономических и людских ресурсов, повлияв и на строительное дело. В Петербурге и Москве замерло осуществление многих архитектурных проектов. Тем не менее Щусев без работы не остался. Война косвенно повлияла на получение им нового и весьма интересного заказа.
В 1904 году епископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий) выступил с необычным предложением — возродить из руин собор Василия Великого в городе Овруче Волынской губернии{7} «в качестве обета Богу за благополучный исход нашей войны на Дальнем Востоке».
Овруч известен с конца X века, когда был упомянут в «Повести временных лет», а каменный храм Василия Великого появился ненамного позже — в XII столетии, автором считался один из известнейших зодчих Древней Руси Петр Милонег. Храм этот легендарный, основал его в 997 году сам великий князь киевский Владимир, крестивший Русь и оставшийся в народных былинах под именем Красное Солнышко. Поначалу он повелел выстроить в Овруче деревянную церковь во имя святого Василия Великого, чье имя ему дали при крещении. На отделку церкви золота не жалели, потому и называли ее Златоверхой. Первый деревянный храм простоял почти век. А уже при князе Рюрике Ростиславиче в 1190 году в Овруче был поставлен обновленный каменный Васильевский Златоверхий собор в византийском стиле.
Храм неоднократно подвергался разорению, дважды в XIII веке его оскверняли набегами татаро-монгольские орды. В 1321 году храм был разрушен после взятия Овруча литовцами, под предводительством Гедимина осаждавшими город несколько месяцев. Но еще более губительным по своим последствиям стало время, не пощадившее православную святыню.
Просто удивительно, в каком ужасном состоянии пребывал этот древний храм почти семь столетий, наверное, надо было случиться Русско-японской войне, чтобы, наконец-то, на совершенно недопустимую ситуацию обратили внимание и церковные, и светские власти. Исполняющий обязанности председателя императорской археологической комиссии барон Владимир Тизенгаузен писал в 1889 году: «Вид этих развалин, находящихся в нескольких шагах от полицейского управления и казначейства, почти в самом центре города, а также часовни, выстроенной тут же, не может не поразить всякого: памятник седой древности — алтарная часть храма служит местом для нечистот»[67].
В качестве реставратора храма была предложена кандидатура академика Котова, который, в свою очередь, как и в случае с церковью на Куликовом поле, вновь вспомнил о Щусеве. И опять судьба улыбнулась Алексею Викторовичу. В июне 1904 года он получает указание от самого обер-прокурора Святейшего синода Константина Петровича Победоносцева отправиться в Овруч «для исследования развалин древнего Овручского Васильевского храма и для составления проекта его реставрации»[68].
Приехав на место и поразившись увиденному (развалины храма давно облюбовали для себя аисты) Щусев тщательно обмерил руины, что было необходимо ему для дальнейшей работы над проектом. Алексей Викторович вспомнил те благословенные студенческие времена, когда ему выпала уникальная возможность своими глазами увидеть мавзолей Тамерлана и произвести обмеры древнего памятника. Правда, тогда он был лишь начинающим архитектором, а нынче за его плечами уже был храм на Куликовом поле. Но тот проект он создавал с чистого листа и в постоянной полемике с церковниками, а теперь ему предстояла работа более сложная — в отсутствие каких бы то ни было изображений, восстановить древнейший храм, причем под чутким надзором не менее придирчивых археологов из императорской комиссии:
«Мне пришлось, — писал Алексей Викторович, — обратиться за помощью к археологической комиссии, где работал архитектор Покрышкин П. П., очень знающий и опытный в деле археологических исследований. Помощником моим был Л. А. Веснин. Мы втроем обследовали место, окружающее развалины, которое было покрыто травой и обломками стен. Начали очень осторожно раскапывать землю и обнаружили, что храм обрушился на северную сторону, и стена лежала лицевой стороной книзу. Как хирурги, мы подняли по кирпичикам стену, замерили ее и поставили на свое старое место. Таким образом удалось северную стену и значительную часть южной стены реставрировать точным методом».
Над проектом Щусев, как всегда, работал быстро. Через год, в марте 1905 году он продемонстрировал результат владыке Антонию, который обратился в Синод с просьбой утвердить работу Щусева. Понравился проект и членам археологической комиссии, хотя и с оговорками — предложенное автором пятиглавое завершение не соответствовало представлениям о том, каким должен был быть внешний вид киевских церквей в XII веке. Но в тот момент Щусев видел древний храм таким, как подсказывала ему интуиция. В декабре 1906 года император Николай II одобрил проект восстановления храма, и можно было начинать…
Вот как сам Щусев рассказывал об этом: «В мае месяце 1907 года, 20-го числа был положен под северо-восточным пилоном краеугольный камень закладки Васильевского храма в Овруче… Здесь я последовательно опишу общий ход раскопок, шедших по тем стенам, которые были намечены в плане реставрации. Глубокие раскопки до материка 4-х пилонов, намеченных в плане реставрации, обнаружили на тех же местах древние фундаменты пилонов, сложенные из неправильных кусков красного кремнистого местного песчаника, и просто залитых раствором. Древний фундамент шел прямо до материка, т. е. на глубину 3 аршин от линии предполагаемого древнего пола.
Чрезвычайно важно определить настоящую линию пола; для этого последовательно были сняты наносные пласты земли, которые и обнаружили в пролете северных дверей часть красной плиты, заделанной одним концом в стену. Разница найденного уровня пола от намеченного на реставрационном чертеже оказалась незначительной — всего на 0,08 метра выше предполагаемого уровня.
Очистив место от наносного грунта и свалив последний в овраг, прилегающий к развалинам с западной стороны, благодаря чему площадь перед западным входом увеличилась (овраг, по словам старожилов, образовался всего 60 лет назад, ранее его не было, а потому засыпка его помогла только реставрации), приступили к выемке земли под новые фундаменты, намеченные реставрацией, а именно — южной стеной и западной, а также и к подводке фундаментов под существующие развалины.
Подводить фундаменты под столь непрочные стены было делом опасным и трудным, особенно при наличности очень плохих каменщиков, не имевших совершенно понятия о подобной работе.
Программа работ была следующая: вынимать через каждые три часа по куску древнего фундамента шириной два аршина, начиная с юго-восточного угла абсид, подделывать новый фундамент из бута же (местного красного кварцита на цементе), и подходя фундаментом под древнюю стену, подбивать под нее бетонную массу железной трамбовкой. Такой фундамент не должен был дать осадки, а поэтому древние стены должны на него сесть, не давши трещин.