Перед самим отъездом он зашел в альпклуб. Я там был единственным штатным работником – и администратор, и кладовщик, и секретарь с исполнительным директором в одном лице. За спиной у Леши болтался тощий абалаковский рюкзак. Он прошелся по коридорам, по комнатам, постоял в мастерской. Не было ни вздохов, ни сожалений. Его прощание с розовым, романтическим периодом альпинизма было без надрыва и патетики. У него не было обиды на прошлое в то время, никогда он не высказывал ее и позже. Обидчивость на сотоварищей, которые приплели к дискуссии о направлениях развития клуба его мнимые и реальные ошибки в восхождениях, ему вообще была не свойственна. Не помню уж деталей, но под конец нашей беседы Леша обмолвился, что едет на Кавказ «с голыми руками», то есть без всякого альпинистского снаряжения. А без него и на Жеваховой горе делать нечего. И тогда я совершил первый и последний свой должностной проступок – открыл кладовку с клубными запасами крючьев, веревок и прочих вещей, сделал широкий жест рукой и ушел, чтобы не смущать его своим присутствием.
Я долго смотрел вслед его крепко скроенной, коренастой фигуре с оттягивающим плечо рюкзаком и думал, что и в клубе вообще, и в моей жизни наступает какой-то новый этап. Если говорить примитивно и просто – без Леши.
Он не то чтобы занимал какую-то должность в клубе, вырабатывал политику решений. Но его инициативность (теперь говорят креативность), его изобретательность и самостоятельность были нравственным камертоном нашего сообщества. Мне вспомнился давний, не имеющий большого значения ни для кого, кроме меня, случай.
Мой очередной день рождения совпал с клубным днем – средою. Я старался подготовить его получше, закрутился в хлопотах и забыл об этой дате. Когда собрание завершилось, все разошлись, мы остались с Алексеем вдвоем. Он достал бутылку «Кальвадоса», почему-то очень модного в те времена, и о дате напомнил. «Отметим?» Я не сразу сообразил, что отметить Леша предлагает не что иное, как мой день рождения. Эта его «незабывчивость», внимание к житейским ситуациям и событиям были не просто чертой характера, а характером. Жизнь в перестроечные восьмидесятые менялась стремительно, так что Леша вернулся совсем не в ту Одессу, которую оставил.
Мы все тогда искали свое место в жизни, в переводе на обыденный – искали, как выжить.
Ни инженерские дипломы, ни научные степени и звания, ни тем более спортивные заслуги ничего больше не значили. Из нашего альпинистского сообщества первым, пожалуй, сориентировался во времени и пространстве Виталий Томчик. Он едва ли не первым из профессиональных альпинистов потерял работу. В свое время он, подобно многим, ушел с научной работы инструктором в ДСО «Буревестник». В начале сезона уехал на Памир в международный альпинистский лагерь учить ребят, а когда вернулся, увидел на двери «Буревестника» объявление – общество закрыто. Ему выдали трудовую книжку и развели руками – стране спортивные организации не нужны. Новой стране нужны были «здоровые и глупые парни», а не романтические покорители горных вершин. Тем не менее, Виталий сообразил, что альпинистским навыкам можно найти применение и в суете городов. Река кооперативного движения, размывавшая привычные устои советской жизни, бурлила, в нее бросался, кто хотел. Риск утонуть был минимальным – закон действительно благоприятствовал энтузиастам. Томчик создал кооператив «Промальп» – оказывать высотные услуги в строительстве и промышленности. На удивление заказов оказалось много. На ремонте крыш и фасадов, мытье окон и прочих хозработах, конечно, звание «Снежного барса» не получить, но на хлеб с маслом хватало вполне.
К слову сказать, Алексей, еще работая на Кавказе, оценил сноровку и деловитость Виталия Томчика и пригласил его на очередные сборы школы инструкторов прочитать лекцию не по профилю семинара, а о создании кооперативов, принципах их деятельности и подстерегающих кооператоров неожиданностях.
После возвращения Леши, что называется, «в жизнь», мы встретились в новом альпклубе. Нашей козырной картой был спортзал с тренажером для скалолазания. Тренажер был прост – в стену вмуровали булыжники, вот за них и цеплялись, передвигаясь от угла до угла. Сейчас об этом вспоминать смешно, а тогда – прорыв в тренировочном процессе. Леша рассматривал стенку с повышенным вниманием. Повисел на ней сам. Потом говорит: «А давайте-ка мы проведем в клубе Всесоюзный семинар…» Мы заулыбались – страна в тартарары летит, кому он нужен. Но Леше замысел семинара почему-то казался важным и нужным, он взялся за его организацию сам, мобилизовал все свои связи, и начало получаться. Думаю, здесь сработала его тонкая и острая интуиция, он смутно ощущал, что из семинара может произрасти нечто полезное и выгодное.
Работы у Леши тогда не было. Виталий Томчик пригласил в свой кооператив «Промальп», на что Леша ответил вопросом: «Что нужно будет делать?»
– Ачто придумаешь, то иделай, – ответил беспечный Томчик. – Если нужен будет первоначальный капитал, кооператив подписывается…
Леша засел изучать нормативные документы, структуру предприятия, дотошно вникал в организацию рабочего процесса. У него вообще была черта – не просто поинтересоваться новым делом, а изучить его досконально. Показавшаяся нам неуместной идея семинара неким образом сочеталась в Лешином представлении с направлением деятельности кооператива. Идею проведения семинара поддержал Владимир Шатаев, заслуженный тренер СССР, имевший вес и влияние в Спорткомитете страны. Не скажу, что нам удалось провести громкое и массовое мероприятие, но что деловое и полезное – точно. Вот при обсуждении проблем технической подготовки альпинистов Шатаев и показал нам некую странную штучку. Как он сам, несколько смущаясь, сознался, что он ее поцупил в заграничной командировке на предприятии, изготавливавшем тренажеры для скалолазов.
– Вот это – зацеп. Вы в стенку булыжников натыкали, а за границей делают вот такие зацепы, мастерят стенки по пять-десять метров высотой с покрытием под скалу и тренируются. Стенка может стоять хоть во дворе, хоть в парке. И никуда ездить не надо…
Мы с удивлением передавали зацеп из рук в руки. Дошла очередь и до Леши. Он покрутил заморскую штуковину, потом попросил у меня молоток. Просьба была странноватой, но никто на нее внимания не обратил, пока Леша одним ударом не расколотил зацеп. Шатаев решился дара речи – он этот зацеп по всей стране возил, показывая, как далеко шагнула альпинистская мысль.
– Вы не переживайте, – успокоил его Алексей. – Не разбив, мы не узнаем, из чего эти зацепы делают. А узнав, сделаем сами. Я вам через неделю таких зацепов ящик подарю…
В неделю мы не управились. Точно определить химический состав зацепа наши лаборанты не сумели. Но основные компоненты назвали. Главной составляющей там были эпоксидные смолы. Что там еще могло или должно было быть, мы додумали сами. Параллельно конструировали альпинистскую стенку, для чего организовали мозговой штурм, в котором участвовали лучшие скалолазы и тренеры. Придумали, как изготовить на основе стеклопластика основу искусственных скал – модули размером метр на метр. На этих модулях должны были крепиться зацепы. Несущие конструкции – трубы. Для их сборки нужны были особые крепления, которые тогда не выпускала наша промышленность – замки. Лешу это нисколько не смутило – он куда-то звонил, с кем-то договаривался, скоро в комнате сидели конструкторы, инженеры, токари и слесари, которым Леша на пальцах показывал, какие нужно придумать замки. У меня до сих пор сохранились папки технической документации на эти соединения. Он невесть каким образом узнал, что под Котовском есть завод по ремонту тепловозов с приличной литейкой, уговорил их принять наш заказ.
Леша вообще демонстрировал удивительную системность – в «Промальпе» толклись химики, механики и конструкторы, технологи. Вряд ли когда на наших производствах технологические карты создавались такими темпами. Нужные смолы в наибольшей близости оказались в Грозном, тогда еще не охваченном войной. Нужные трубы – где-то в Донбассе. Зацепы самых разных конфигураций лепил по заказу Леши его брат Виктор – профессиональный скульптор. Оказалось, что Леша любит масштабность действия – он придумал установить первый искусственный скалодром на Куликовом поле, в центре города, чтобы за карабкающимися по отвесной стенке альпинистами могла наблюдать вся Одесса.
Ровно через месяц после того, как Леша расколотил «сувенирный» зацеп Владимира Шатаева, на Куликовом поле состоялась демонстрация первого искусственного скалодрома. На диковинку ехали посмотреть, желающие могли попробовать себя в скалолазании. Праздник едва не испортил внезапный ветер – стенка сильно парусила, но Леша невесть откуда добыл кран и бетонные блоки, сооружение закрепили. Потом скалодром перекочевал во дворы Маразлиевской, где служил по назначению, а спустя некоторое время кооператив продал его по себестоимости одному из заводов.
Само собой разумеется, что производство скалодромов было коммерческим проектом. Не без содействия московских чиновников искусственные стенки пошли по стране. Первую мы установили в Казани, самую далекую – на Алтае, в Бийске. Всего же мы их произвели и смонтировали более трех десятков, причем, каждая последующая была лучше, интереснее. Во многом потому, что Алексей засел в научной библиотеке и изучил весь массив специальной литературы по теме – раз; потому что изучил всю информацию в патентном бюро и выудил там массу интересных решений – два; потому что серьезно работал с открытыми источниками и перенимал лучшие идеи – три. Наши последние тренажеры мало чем напоминали тот, что демонстрировался на Куликовом поле. От идеи применить по бедности для создания модуля фанеру мы пришли к созданию пластиковых скальных рельефов с углублениями и выступами, нависаниями и так далее. Смею предположить, что наши скалодромы в то время ничем не уступали западным аналогам. И нужно отдать должное Виталию Томчику – он не жалел средств кооператива на зарубежные поездки в признанные альпинистские школы, на международные соревнования, которые, к слову сказать, все чаще проходят в Европе на искусственных стенах, и где мы многому учились.