Нас, как новых управленцев, представлял рабочему коллективу заместитель министра Министерства промышленной политики Валентин Куличенко. Алексей Михайлович решил, что, хотя он и возглавляет ТИС, выступить перед рабочими лучше мне. Собрание проходило в красном уголке и было достаточно людным. С работой тогда было непросто, а с хорошей работой – тем более, поэтому люди хотели знать, что их ждет сегодня, завтра, через десять лет. И мне пришлось широкими мазками рисовать будущее ТИСа, больше опираясь на фантазию, чем на реалии. В моем рассказе строились новые склады и причалы, пустынные берега обрастали новыми предприятиями, к ТИСу в очередь стояли на далеком рейде суда, рабочие получали зарплату, которой завидовали соседи, социальная защита была лучше советской и пр. Глаза Алексея Михайловича искрились, и я предполагал, что после собрания он не преминет поехидничать над моими «Нью-Васюками». Но он сказал абсолютно серьезно – вот так примерно мы и будем развиваться.
Вероятно, необходимо сделать отступление от темы, чтобы прояснить существенное обстоятельство, которому были посвящены десятки, если не сотни, публикаций и выступлений о ТИСе с разных трибун. Их стержневой сюжет прост и понятен. Вот, мол, стоял дорогостоящий комплекс, который вряд ли построил бы своими силами любой бизнесмен. Да, заброшенный, забытый и невостребованный. Но государственная, а следовательно, народная собственность. И тут приходят дельцы с торбой денег, невесть каким путем добытых, а скорее всего, наворованных, прибирают государственную, а следовательно, народную собственность к рукам и жируют.
Первое уточнение: государственное предприятие и народная собственность совсем не одно и то же. Как говорят в нашем городе, это две большие разницы. Народная собственность – понятие инерционное, больше пропагандистское, чем экономическое, никогда не имевшее реального наполнения. Этот фантом, пропагандистский рудимент прошлой жизни, исчез в процессе приватизации, которая, как заметил один из ее идеологов, «навсегда похоронила надежды народа на справедливость». Но и государство, и народ вообще без справедливости в отношениях – дикость, что-то промежуточное между животным миром и первобытными племенами. Получив на рынке ваучерной приватизации промышленные предприятия по цене, далекой от реальной, новые собственники, преимущественно партсовноменклатура, вчерашние цеховики и расправивший плечи криминал по умолчанию обязывались взять на свое содержание и всю социальную сферу страны. Что из этого получилось, мы все знаем. Это необходимое пояснение, так как ТИС никакого отношения к «сладкой приватизации» не имел. Поменяв название, ГП «Лиман» оставалось по существу государственной собственностью, которая управлялась совместным предприятием, а прибыль от деятельности (до которой еще было ох как далеко!) делилась соответственно долями. Тем не менее, Алексей Михайлович на том, первом собрании сказал присутствующим – главным приоритетом нового предприятия всегда будет человек.
Забегая далеко наперед. Когда Алексей Михайлович ушел, мы решили частью его последнего пути сделать проезд по терминалу. Он свое детище не просто любил, он им жил. И, отлучаясь по делам хоть на день, хоть на неделю, он, возвращаясь, ехал не домой, а на терминал. У него был свой маршрут объезда, за много лет к этой «странности характера» все привыкли. И мы решили повторить эту дорогу, никого не предупреждая, без остановок и церемониальных процедур. Но и тайны, разумеется, из этого не делали. Проезд на скорости не получился. Вся дневная смена – сотни людей! – исключительно по своему разумению нравственного долга вышла попрощаться с Алексеем, сказать свои слова благодарности, и уж совершенно неожиданно обозвались гудками тепловозы и стоявшие у причалов суда.
Общеизвестно, что в нашей державе умеют изображать радость встреч и любовь к начальству. Скорбь и уважение нигде в мире имитировать не научились. Искренний порыв проститься с Алексеем Михайловичем и был свидетельством того, что он ни на йоту не отступал от провозглашенного им в начале пути принципа справедливости. Каждый сотрудник ТИСа знал, что его благополучие и благосостояние зависит от успешности предприятия. В стране найдется не так много приватных предприятий, где принципы совкового социализма оказались замещены политикой социальной защиты человека. Социальные программы ТИСа стоили дорого, счет шел на миллионы. Предприятие платило за обучение детей, за лечение, помогало с приобретением жилья, вкладывало немалые средства в образование, строя новые школы, ремонтировало дороги и детские садики, клубы, церкви. Как обычно поступают «новые капиталисты»? Вот мы встанем на ноги, разбогатеем, а уж тогда будем заниматься благотворительностью. Позиция Алексея Михайловича была альтернативной – помогать сразу, сегодня и сейчас, потому что у человека одна жизнь, и он вправе прожить ее достойно, не откладывая ничего на потом. К нам приходили и уходили инвесторы, не всем нравилась наша социальная политика, но таковы были наши незыблемые принципы и таковы были условия вхождения в партнерство.
Нашей первоочередной целью был запуск комплекса. Фонд государственного имущества отвел для этого весьма конкретный и жесткий срок – два года. Но легко сказать – запустить. Первая очередь строилась как импортная, то есть мы могли выгружать суда с насыпными химическими грузами. Но в том и дело, что никакого импорта не было. Перед нами стояла сложнейшая инженерная задача – преобразовать импортный комплекс в экспортный. Немецкие специалисты, проектировавшие и строившие первую очередь, уверяли – реверс невозможен, неосуществим. Нам с Алексеем спорить с крупповскими инженерами было неуютно. Мое чисто гуманитарное образование и его тоже далекое от технического усложняли диалог на равных. Во всяком случае – пока.
Переговоры – это не соревнование знаний, а состязание интеллектов.
Я не знаю, как и когда Алексей получал необходимые технические знания, но скоро за столом переговоров он свободно оперировал инженерной терминологией, демонстрируя глубинное понимание проблематики. Так что если партнеры, полагаясь, что перед ними сидит кооператор с опытом оптовой торговли, начинали сыпать терминами, ответ был немедленным и адекватным. Алексей никогда не позволял ставить нас в роль просителей, бедных родственников и пр. И очень недипломатично, если не сказать жестко, реагировал даже на намек некоего превосходства. По этой причине, к слову сказать, едва не сорвалось еще на начальной стадии наше сотрудничество с «Норск-Гидро», о чем речь впереди.
Теперь об убежденности. Меня поначалу удивляла уверенность Алексея Михайловича, когда он отстаивал или предлагал реализовать какую-либо инженерную идею. В частности, когда шла речь о реверсе терминала, он доказывал, что это возможно. Как-то после очередного раунда переговоров я спросил у него: быть может, то, чего мы так хотим и что нам нужно, действительно неразрешимо? Он как-то весело фыркнул и сказал, что на свете не так много технически нерешаемых задач. И реверса нашей импортной линии в этом списке точно нет.
– Если это не сделают немцы, это сделаем мы, – сказал он без тени сомнения. – Просто им выгодно строить еще один терминал, экспортный. Будь это выгодно и нам, можно было бы договариваться. Но тут интерес разный.
И чтобы окончательно развеять мои сомнения, уверил, что молодые тисовские инженеры имеют соображение, как решить проблемы с реверсом. Так что свету – не только в немецком окошке.
Позже, когда мы сообща съедим не менее пуда соли, я открою едва ли не главную черту характера Алексея: в его лексиконе не было слов «нет, невозможно, неразрешимо» и прочих. Он никогда не искал обоснований и пояснений, почему проблему нельзя решить. Он начинал с того, как ее решить быстро и с наименьшими затратами. Так было не только с реверсом. Развитие ТИСа, превращение его из маломощного «Лимана» в крупнейшую стивидорную компанию Украины во многом поясняется тем, что Алексей, определив цель, шел к ней прямым путем, не обращая внимания на «револьверный лай» мелкого чиновничества. Его логика была проста. Наш проект государству выгоден? Мы нарушаем интересы государства, народа? Если нет, то какие сомнения? Вперед!
Привыкшие к совковой зарегулированности, привыкшие к тому, что без их чиха и соизволенья никто ничего делать не мог, чиновники немели от такой дерзости. Они во все лопатки запоздало кидались совать палки в тисовские колеса, но это Алексея мало беспокоило. Дело сделано. Беспокоило это первое время, как это ни странно, управленческий персонал и даже рабочих. В каждом из нас еще сидел послушный советский человек, робевший от грозного оклика вышестоящего начальника. Примеров, как начальственный произвол пускал под откос успешные производства, было много. Поэтому рабочий коллектив и воспринимал наезды болезненно, ТИС ему нравился стабильностью, кадровой политикой, социальными программами, зарплатой, наконец. Не погубят ли? А чем крепче предприятие становилось на ноги, тем больше становилось охотников прибрать его к рукам. Вообще становление, развитие нашей земли терминалов, как потом будут называть ТИС, напоминало плавание против течения. Любое промедление или неверное решение грозило унести нас вниз. Но Алексей Михайлович как-то очень быстро и без помощи психологов со стороны ситуацию со страхами сломал. Логика его убеждений была проста и стояла на украинских законах: если мы хозяева своего предприятия, то кому лучше знать и понимать, что нам делать, как развиваться? Если мы что и сделаем в убыток, то ведь в убыток себе, не государству. Так что неистовство чиновной своры нам не указ. Наша сила в сплоченности. И, может, впервые в новой истории Украины на приватном, работающем по рыночным правилам предприятии рабочий коллектив оказался рядом с руководством предприятия. Вопреки старым идеологическим канонам, так как руководство было буржуазным по сути, капиталистическим, а следовательно, и враждебным для трудового коллектива.
Но все это будет потом, а в этой части моего рассказа ТИС еще слаб и бессилен, незащищен и уязвим, как всегда и бывает с новорожденным.