Алексей Ставницер. Начало. Восхождение. Вершина — страница 37 из 52

Если додумать проблему до конца, то получается вот что. Вся наша предыдущая история строилась на том, что мы, прежде всего, думали о родине, а уж родина создавала условия для самореализации, предоставляла более или менее равные шансы для становления личности. В новой Украине каждый заботился о себе, это я говорю не только о людях. Государство тоже существовало автономно от нас. По ошибке (или невежеству) это считалось нормой рыночных отношений. И уж совсем запредельной была мысль, что в судьбе человека принимает участие и работодатель, собственник предприятия – будь то государство или частное лицо. Алексей Михайлович не был теоретиком, не разрабатывал модели развития национальной буржуазии – этим, по-моему, по сей день и в стране никто не занимается, но его характер в союзе с мощным интеллектом уловил, как сверхчувствительный флюгер, эту необходимость.

По той ли мере доброты, которой его одарила природа, по иным ли обстоятельствам, но Алексей Михайлович – скажу это так – меня увидел. Потом я пойму очень важную грань его отношения к молодым – у него был сильный отцовский инстинкт. Как известно, он определяется не только отношением к своим детям, а к поколению детей вообще.

Этим, на мой взгляд, во многом поясняется, что и в кадровой политике он ставил чаще не на опыт, а на энтузиазм, на молодой азарт. Это не значит, что специалистами постарше он пренебрегал, я не припомню ни одного случая, чтобы кто-то на ТИСе был уволен по возрасту. Знания и умение вести дело всегда были определяющими. И все же Алексей Михайлович главной тягловой силой своих проектов определял специалистов молодых. А проекты потом следовали один за другим, казалось, что ТИС наверстывает все, что было потеряно в долгие годы спячки «Лимана». Создавалась совершенно ни на что не похожая, уникальная земля терминалов. Химический, зерновой, угольно-рудный, контейнерный комплексы появлялись один за другим, они работали по новым технологиям, требовали нового менеджмента. Нужны были специалисты под стать времени и задачам, и у Алексея Михайловича был талант их находить. Где? Как правило, рядом, в портах или стивидорных компаниях, где они сидели в тени многоопытных зубров, дожидаясь, пока их увидят и оценят. Замечал и ценил он. Убеленные сединами ветераны портовой отрасли смотрели на наших директоров терминалов, как обычно и смотрят на «молодо-зелено». Но по мере того, как ТИС набирал темпы развития, скептицизм и снисходительность убывали. Не все и не сразу поняли, что так создается запас прочности и надежности ТИСа на десятилетия вперед. Впрочем, кадровая политика ТИСа – страница, заслуживающая особого разговора. До того, как она сложится и обретет сегодняшний вид, нам еще предстояло пройти сквозь густые тернии.


Первым, определяющим все дальнейшее развитие, был запуск уже существующего перегрузочного комплекса. Алексей Михайлович искал решение, как осуществить реверс, то есть реконструировать комплекс так, чтобы он мог и загружать суда, и работать на выгрузку. Немцы, как прародители «Лимана», его осторожно убеждали – невозможно. Самый авторитетный и весьма уважаемый отечественный проектный институт тоже был настроен к идее скептически, но не так категорично. И даже предложил схему, от которой к реверсу пропадала всякая охота – громоздко, сложно, дорого, ненадежно. Да и как могло быть иначе, если проектировщики комплекс видели лишь издали?

Алексей Михайлович познакомил нас с Виталием с этой схемой, мы ее отвергли и предложили свою. Жаль, тогда мы не заботились об истории ТИСа и не сохранили набросанную на серой писчей бумаге «от руки» свою идею. Алексей Михайлович покрутил ее в руках, похмыкал, и мы полезли на галерею. Мы шли от одного технологического звена к другому и, что называется, «на местности» показывали ему, что и как нужно переделывать. Наш замысел лег ему на душу. Он предусматривал использование для реверса части уже готового оборудования, поставленного «Крупп-ПВХ» для второй очереди. Это значительно удешевляло стоимость реверса. К тому же было ясно, что никакой второй очереди не будет, а оборудование обречено рано или поздно стать металлоломом.


Мы поехали со своим предложением к тем самым проектантам, предложение которых раскритиковали. И настала наша очередь принимать критические стрелы. В проектном институте над нами смеялись, как над пионерами из кружка «умелые руки», решившими учить именитых академиков. Хотя конкретные, по существу, замечания были невнятны, я чувствовал, как под ногами потрескивает тонкий лед. Ведь оппонировали грамотные инженеры, они сыпали терминами, приводили примеры из практики. Это могло произвести впечатление на Алексея Михайловича. Его степень риска и ответственности за принятие решения была неизмеримо выше нашей. Осторожность – непременна. К тому же скребло на душе, что у Алексея Михайловича инженерного образования нет, поэтому ему легко попасть под обаяние умудренных и седовласых.

Образования не было, но интуиция на инженерные решения была – дай Бог каждому. Он уловил в нашей идее главное и принял нашу сторону, но и дельными предложениями критиков не пренебрег.

Возможно, это мое личное ощущение, но все же. Мне представляется, что именно та ситуация подвигла Алексея Михайловича принять решение, которое теперь выгодно отличает ТИС от родственных предприятий. Решение о создании своей мощной инженерной службы. Обычно это служба, обеспечивающая эксплуатацию машин и механизмов. Он же поставил цель создать службу, которая бы работала на развитие предприятия. Это получилось не сразу, а самым естественным путем – по мере возникавших идей возникали и подразделения для их решения. Поначалу это была адаптация, использование узлов и конструкций крупповской работы, тосковавших в ящиках, для реверсного запуска комплекса. Параллельно шла переделка самых разных узлов и механизмов, чтобы они крутились «к морю». Пожалуй, самой сложной из таких работ было конструирование судопогрузочной машины. Конечно же, мы не занимались дилетантской самодеятельностью. Если нужен был проект, то обращались к специалистам в соответствующие организации. Но если в процессе строительства возникали идеи по совершенствованию, то изменения вносились уже после проработки нашими специалистами. Исподволь в ТИСе сложились высокой квалификации КБ, логистическая служба. Рынок жесток и беспощаден, если на него лезут без серьезной проработки идеи. Возникавшие как идея проекты по строительству терминалов – от зернового до контейнерного – изначально прорабатывались аналитиками. Это с химическим терминалом у нас не было выбора, он получен, как приданное, от Фонда госимущества. А что касается остальных грузопотоков, то важно было не просто соблюсти приличия, составляя конкуренцию другим стивидорным компаниям. Важно было предложить клиенту такие условия перевалки, которые не могли представить конкуренты. За всю нашу немалую теперь практику ТИС никогда не перехватывал чужие грузопотоки за счет понижения ставок, хотя эта практика, увы, обычна.


Как скоро мы убедились, отсутствие инженерного диплома у Алексея Михайловича не было равнозначно отсутствию знаний. Он как-то очень быстро освоил тот объем инженерных премудростей, который необходим руководителю стивидорной компании. Не буду утверждать, что он мог бы сделать расчет, к примеру, прочности и надежности балок. Но и навести тень на плетень, будто что-то нельзя сделать, ни у кого бы не получилось. У него был по-настоящему аналитический ум, он ловил идею на лету и на лету же ее оценивал. Как-то мы положили ему на стол разработку, к которой предлагалась и смета. Он посидел, посмотрел, подумал. Утвердил, но с поправкой – рядом с подписью стояло «–30 %». Мы доказывали – никак невозможно. Он сказал – думайте. И впрямь, оказалось, что ровно 30 процентов средств можно сэкономить.

Эту его склонность и способность к самообучению не учли наши норвежские партнеры. История отношений с «Норск-Гидро» не самая радужная в нашей истории, и в ее основе оказалось неумение представителей этой мощной компании ценить партнерские отношения и партнеров. Норвежцы, судя по всему, изучили анкету Алексея Михайловича, но не учли его способности.

Мы как-то с Алексеем Михайловичем поехали на встречу с руководством сумского «Химпрома». С этим гигантом, уже после запуска реверса, у нас складывались хорошие отношения. Сумчане были среди тех, кто поверил молодому ТИСу и начал перегружать у нас удобрения. Мы оказывали химикам встречные любезности, не зацикливались на букве договора, если возникали непредвиденные обстоятельства. Генеральный директор комбината Е. Лапин был в то время народным депутатом, понимал важность становления ТИСа для отечественной промышленности и в случае необходимости помогал нам в спорах с чиновниками. Возникала даже идея инвестиций «Химпрома» в развитие ТИСа.

Визит наш носил сугубо деловой характер. Но так случилось, что одновременно с нами на «Химпром» приехал и представитель «Норск-Гидро», если не ошибаюсь, это был Одд Гренли. Мало того, мы вместе с ним оказались в кабинете Евгения Лапина. И господин Гренли позволил себе как-то не очень корректно отозваться об Украине вообще и ТИСе в частности. Реакция Алексея Михайловича была молниеносной. Не переступая межу дозволенного, он очень веско напомнил гостю о правилах поведения в гостях и потребовал извинений.


Нас в последний период истории как-то очень напористо убеждали, что патриотизм является «последним прибежищем негодяев», и, к сожалению, некоторые граждане в это поверили. К сожалению потому, что без патриотизма не бывает успешной модернизации, не бывает экономического прорыва. Алексей Михайлович отвечал самым взыскательным нормам понятия патриотизм. Я никогда не слышал от него призывов любить Украину, не видел его на патриотических митингах, и, тем не менее, в нем жило самое светлое патриотическое чувство к своей стране. Именно к стране, а не государству. Он умел отделять отношение к насквозь прогнившему, коррумпированному чиновництву от отношения к стране. Его патриотизм проявлялся в самой трудной области – в модернизации, в укреплении экономики страны. Конечно, говорить о создании рабочих мест, о достойных зарплатах, о социальной защите важно, нужно, в конце концов, выгодно для имиджа. Алексей Михайлович это все делал. Новый ТИС начинался, если не изменяет память, усилиями чуть больше 150 человек. Сейчас – более 2 000. Наша средняя зарплата никогда не была выше, чем, к примеру, в порту Южный. Но у нас почему-то нет вакансий, к нам приходят подросшие дети ветеранов предприятия, образовываются семейные династии. И в отличие от государственного предприятия, которое по привычке еще называют народной собственностью, ТИС без пропагандистских усилий и ухищрений рабочие считают своим. Это важно сказать, так как в жестких конфликтах, сопровождающих нас на всем пути развития, чиновники и государственные контролирующие службы всякий раз врут, что они радеют за народ, за государство, а ТИС – только за себя, за свою рубашку, которая ему ближе и дороже. На самом деле все было и остается наоборот, что просто доказать. Развиваясь за собственные средства, не беря у государства ни копейки, предприятие вкладывает в социальную сферу такие деньги, платит в бюджет такие налоги, которые несравнимы с тратами государственных портов.