Но мы нацелились на глобальную схему развития предприятия, мы видели его публичным, то есть открытым для всех грузовладельцев и перевозчиков, без ущемления чьих-либо интересов и, следовательно, выгодным для всех. Был ли в этом начинании риск для меня? Для Алексея? Конечно же, был. Бизнеса без риска вообще не бывает. Вся соль – с кем ты риски делишь, кто тебя страхует. Мы пребываем в условиях постоянно меняющихся жизненных ситуаций, мы вынуждены подстраиваться под них, и тут важно сохранить незыблемыми нравственные принципы и ценности. Нет таких обстоятельств и нет таких причин, которые могут оправдать нечестность. И я рад, что между нами никогда не пробежала не только черная, но и белая кошка.
У нас с Алексеем сложилась достаточно простая система принятия решений. Она опять-таки была непротокольной, нескованной процедурой. Если нужно было обсудить проблему, мы назначали место и встречались. Часто это было за границей, чаще всего, в Вене, посреди пути от его и моего дома. В нашей традиции встреч были маленькие, уютные кафе или ресторанчики. Мы никогда не устраивали пышных торжеств. Если случалось быть ближе к дому, предпочитали посидеть по-домашнему, так, чтобы больше поработать, а не пофасонить.
Каждая такая беседа становилась еще одним кирпичиком в здание ТИСа. Скорее всего, я бы определял наш союз не как партнерство. Партнеры – это иной градус доверия и отношений, мы же больше руководствовались не уставными документами, а целесообразностью, определением скорости движения к общей цели. Мы были единомышленниками. Не только в бизнесе, но и в жизни такие отношения складываются редко.
ТИС стал успешным предприятием благодаря нескольким обстоятельствам. Первое – мы завоевали расположение партнеров честной работой. Их доверие было определяющим. Без этого было бессмысленно строиться и развиваться. Помню, как приехал посмотреть нашу Землю терминалов Николай.
Андреевич Янковский, руководитель горловского «Стирола», народный депутат, Герой Украины, один из столпов экономики страны. Человек с огромным производственным опытом, он сказал так: «Я давно не видел такого строительства. Пожалуй, не увидь я все это, мог бы посчитать, что такое строительство уже и невозможно». Каждое большое дело имеет свой передний край. В нашем впереди, на острие атаки всегда находился Алексей. Он был идеологом и прорабом одновременно, на него ложилась тяжесть организации строительства и контроля над ним. Справедливость требует сказать, что у него была надежная опора – Олег Кутателадзе. Они вместе, можно сказать, и придумали ТИС, и вдохнули в него жизнь. Это был органичный тандем, если не сказать дуумвират. Олег обеспечивал юридическую надежность и неуязвимость компании, вел переговоры с властными структурами, словом, занимался всем тем, что в большой мере отвлекало бы Алексея от созидания компании. Что меня особо удивляло в Алексее и Олеге, эти гуманитарии в совершенстве владели инженерным мышлением, экономическим видением перспектив развития предприятия.
Тонкая интуиция Алексея позволяла видеть стратегию развития. Так было с зерновым терминалом, который сегодня по экспортным возможностям является ведущим в Украине. Мы понимали, что историческая, если не миссионерская вообще, роль Украины стать житницей мира.
Но именно Алексей заглянул за горизонт и определил, что нам нужны не только силосные башни для зерна, но и горизонтальные склады для кукурузы. Это теперь очевидно, что по ее экспорту страна выходит на первые места в мире. Но в конце девяностых о кукурузе еще вспоминали только в связи с анекдотами о Хрущеве. ТИС и сейчас – практически единственная компания, которая может обеспечить качественную перевалку этого зерна. Аравийские шейхи, покупающие его, осмотрели все экспортные терминалы в Украине и остановились на ТИСе, как раз благодаря тому, что Алексей создал современную технологию перевалки кукурузы.
Доверие – категория не экономическая, это из области нравственности. Но многое у нас получалось только потому, что все строилось на доверии. Наши зерновые мощности еще были в чернильнице, когда одна весьма уважаемая трейдерская компания, работающая по всему миру, высказала желание поучаствовать в создании зернового терминала. Кто же против? Алексей Михайлович с Олегом Джумберовичем начали переговоры. Я узнавал о подробностях по телефону, прыгая дома на костылях – давняя спортивная травма потребовала хирургического вмешательства. День ото дня в голосе Алексея становилось все больше раздражения – именитая фирма методично, день за днем составляла все новые соглашения, страхуясь от возможных рисков. В общем, это нормальная практика. Хотя, как известно, все не предусмотришь, и по известному закону неприятности выскакивают именно там, где соломку не постелили. Я предложил продолжить переговоры у меня дома. Все согласились, съехались. И я понял всю меру терпения Алексея, который вообще-то был человеком весьма эмоциональным, – наши возможные партнеры и впрямь были зануды. Исчерпав свое терпение, я предложил строить зерновой терминал за наши собственные средства. Представители фирмы, похоже, не очень в это поверили. Они, конечно же, были осведомлены, что «лишних» денег у нас нет. Если бы это не я предложил продолжить переговоры с моим участием у меня дома, то мог бы подумать, что тезка специально привез переговорщиков ко мне, чтобы я не выдержал испытания перестраховками и принял такое решение. Оно было для меня очень непростым, но я, в отличие от представителей фирмы, знал Алексея и верил в то, что проект – выигрышная фишка. Кстати, фирма потом спохватилась, готова была инвестировать строительство, но мы ее успокоили – строить будем сами, а вот везти зерно через ТИС милости просим. Публичность, открытость к партнерским отношениям со всеми грузовладельцами были нашим незыблемым правилом, и что зерновая фирма не состоялась как наш партнер, ничего не значило.
Есть много примеров, как, начиная большое дело, партнеры проходят сквозь густые тернии невзгод, делят по-братски кусок хлеба и глоток хлебной, но становятся чуть ли не врагами, когда приходят большие деньги. Легко пренебречь ради добрых отношений гривней или долларом, и куда сложнее – миллионом. Алексей был человеком, для которого деньги были из ряда вторичных ценностей. Упаси Бог понять это как склонность к транжирству, как неумение вести денежные дела. Как раз наоборот – он был щепетилен в расчетах, знал цену копейке. И, может, то, что мы оба знали эту цену, нас тоже сближало. Но деньги для него значили только то, что и должны значить деньги для каждого нормального человека.
Как его партнер, единомышленник и один из учредителей компании, я ценю особое, нечасто встречающееся в бизнесовых кругах качество Алексея – его понимание социальной роли бизнеса. Не социальных обязательств – это совковая придумка плохо учившихся политологов. Именно – роль.
В эту роль входят и развитие гуманитарной сферы, и качество образования и культуры, и благотворительность, и еще многое. Алексей Михайлович, не значащийся в списке национальных олигархов, был упорным строителем национальной буржуазии. Чтобы понять важность этой идеи, нужно вспомнить вот что. Доставшиеся нам в наследство от Российской империи больницы, университеты, гимназии и театры, музеи и галереи были созданы как раз национальной буржуазией, и что советская власть в этой области не так уж преуспевала, а где просто успевала, то по качеству гуманитарные объекты значительно уступали буржуазным.
Кроме ТИСа, уникального производственного образования, потенциал которого еще далеко не раскрыт, в биографии Алексея Михайловича остались построенные школы, клубы и храмы, благотворительная деятельность. Я удивлялся его привязанности к Визирке, к селу, которое он не просто избрал для проживання, но считал своим, и сам себе определил по отношению к нему серьезные социальные обязательства.
Мне запомнился последний день рождения Алексея. Он пригласил нас к себе домой – достаточно узкий круг близких людей. Было видно, что болезнь его не отпускает, как было и видно, что он ей не поддается. Начало сентября было по-летнему теплым, мы разулись и гуляли босиком по лужайке перед домом – давно забытое детское ощущение счастья. Он мужественно боролся со своим недугом в одиночку, никогда о нем не говорил, вплоть до этого дня. Да и тогда он сказал о болезни так, вскользь, не жалуясь на долю. И я вновь вернулся к своему предложению – посетить Афон. Алексей не был, что называется, воцерковленным человеком, но и человеком без веры не был тоже. Республика монахов на Святой горе, существующая уже более тысячи лет и накопившая премного мудрости и знания, вряд ли могла излечить, но могла помочь в его единоборстве с болезнью. Мы обсуждали эту идею так и эдак, и, в конце концов, Алексей сказал: вот по двору, босиком по траве, и то ходить тяжело, а по горам…
Мы прогуливались босиком, как когда-то в болотных сапогах по рыжей глине развороченного берега Аджалыкского лимана. Я только представил тогда, сколько нужно было срезать земли, чтобы раскрыть простор, построить территорию для развития предприятия, и подумал, что только человек незаурядный, смелый способен взяться за такое дело.
Потом я буду вспоминать этот сентябрьский день как день прощания, хотя Алексею оставалось еще полгода жизни. Он распорядился этими последними днями и часами так, как и жил, – работал. В том бронзовом Алексее, который появился из-под серого покрывала перед управлением компании в годовщину ухода, он был похож на живого и улыбкой, и свободной одеждой, которая была его стилем, и выраженным стремлением к свободе в делах, и самой композицией – камни и ступени, символизирующие восхождение от вершины к вершине.
Александр Чебручан
Мы опоздали на рейс так безнадежно, что даже стоящие у ворот на летном поле таксисты, промышлявшие тем, что догоняли с опоздавшими пассажирами самолеты даже на взлетной полосе, развели руками. Нужно было возвращаться из Шереметьево в Москву. Но можно было и не возвращаться, если заночевать в гостинице для летного состава. Она была задрипаной даже для провинциального аэропорта, а уж для столичного международного – тем более. Так что я был на тысячу процентов уверен, что Алексей Михайлович примет решение ехать в город. Но он сказал: «Не на жизнь же мы поселяемся? Одну ночь можно поспать где угодно». На календаре были лихие девяностые, бизнесмены с достатком куда скромнее, чем у Алексея Михайловича, даже бизнес-классом пренебрегали, предпочитая летать чартерами. Поэтому удивиться было чему. Мы поселились в один номер – кровати с панцирными сетками и удобства в конце коридора, что опятьтаки его не смутило. Я засыпал под шуршание газет – Алексей Михайлович накупил их целую пачку. Подремывая, я в полглаза наблюдал, как он с ними расправляется. Сначала пробегал страницу глазами, если что-либо внимание останавливало, читал. Потом бросал страницу на пол – за неимением корзины. Он скорее даже не читал, а как бы просеивал информационное пространство. Такое чтение мне было незнакомо. Из того, как он отбрасывал просмотренные страницы, было понятно, что больше он к ним не вернется, в этом была и какая-то линейность движения вперед, и решительность характера.