В официальных заявлениях Святейший не говорил об этом, но в частных беседах иной раз со вздохом объяснял все несчастья тем, что до сих пор нет подлинного народного воссоединения с Богом. Вот и власть пока недопонимает, что надо делать для избежания несчастий. Уже десять лет вроде бы и благосклонна к религии и Церкви, а не спешит расставаться с церковным имуществом, изъятым большевиками. Самое время было об этом напомнить. И в конце августа Святейший призвал российское руководство вернуть Русской Православной Церкви ту собственность, что была отнята у неё при советской власти. К тому времени в собственности Церкви на территории России находились лишь два столичных объекта: храм Всех Святых на Кулишках и Донской монастырь. Остальное было передано ей в бессрочное безвозмездное пользование. Русская Церковь даже не являлась полноправным собственником своего кафедрального собора, то есть храма Христа Спасителя, и своего духовного центра — Троице-Сергиевой лавры. В своё время была попытка создать на части лавры музей, а остальную территорию обители передать Церкви, однако музейное руководство воспротивилось этому. В итоге лавра так и не стала хозяином на своей территории. Патриархия через агентство «Интерфакс» перечислила целый ряд других знаковых церковных объектов, в которых по-прежнему располагались музеи. Это соборы Московского Кремля, самый большой собор Санкт-Петербурга — Исаакиевский, где службы проходили по согласованию с музейными работниками. То же самое касается и Петропавловского собора Северной столицы, где захоронены члены династии Романовых. «Не менее важным для Церкви было бы возвращение знаменитого петербургского храма Спаса на Крови, где сегодня даже не совершают богослужений», — отметили в Патриархии, напомнив, что этот собор является «памятником русской скорби, ибо построен на месте убийства императора Александра II. После канонизации его внука — Николая II такое возвращение было бы особенно символичным, ведь оба императора, по сути, пали жертвой одних и тех же сил». Представители Патриархии отметили, что «во всех бывших соцстранах Европы вопрос о возвращении церковной собственности давно решён и ни у кого протеста не вызвал. У нас же до сих пор сохраняются рецидивы атеизма, и любые справедливые требования Церкви о передаче того, что у неё было отобрано, наталкиваются на бешеное сопротивление и клевету в печати». «Некоторые деятели культуры даже заявляют, что в претензиях Церкви на то, что ей принадлежало, есть угроза национальному достоянию. Таким образом, главную национальную силу кое-кто ставит вне нации. Между тем восстановление прав Церкви на прежнюю собственность было бы важным шагом к возрождению России и её народа».
Одним из заметных событий 2000 года стал выход первого тома «Православной энциклопедии», которую по благословению и при непосредственном попечении Патриарха Алексия II начал выпускать издательский центр под руководством Сергея Леонидовича Кравца. Знакомство Патриарха с книгоиздателем началось в 1992 году, когда тот задумал переиздание «Истории Русской Церкви» митрополита Макария. Патриарх вызвался помогать. Как вспоминал потом Кравец: «Первое, что удивило, — это реакция Патриарха на незнакомого человека, и эта реакция была доверие. То есть он исходил из того, что пришли не для того, чтобы его обманывать, а для того, чтобы сделать что-то полезное, и предлагают ему какую-то живую важную идею... Мне кажется, что Патриарх Алексий по своему складу потенциально мог бы стать хорошим историком, если бы служение иерарха Церкви не отнимало у него почти всё время. Именно потому, что в нём не было желания подчинить реальность какой-то своей собственной теории или парадигме, что губит многих хороших историков. В нём было доверие к истории, и в нём было очень глубокое понимание того, что исторические процессы прошлого влияют на сегодняшнюю жизнь, иногда прямым образом, иногда косвенно... Он был очень систематичен и очень аккуратен в собственных наблюдениях. Когда он стал архиереем в Эстонии, он на протяжении десятков лет ежегодно, систематически делал записи о том, сколько людей к нему подошло под помазание за всенощной в такой-то праздник, в такой-то церкви, сколько людей было в церкви, сколько около церкви стояло машин, автобусов, мотоциклов, велосипедов и даже подвод. Патриарх указывал в записях, на каком языке он служил (на церковнославянском или эстонском), указывал, почему он служил на том или ином языке, пояснял, в каких приходах больше православных эстонцев, в каких русских и т. д. Всё это записывалось, очень точно, до одного человека. Казалось бы, зачем нужна такая статистика, да ещё в советские годы, когда её нельзя было афишировать? Но, когда эта статистика выстраивается за 30 лет, это даёт огромный исторический материал!
Поэтому, когда мы, публикуя его книгу “Православие в Эстонии” и вместе с ним продолжая эту книгу до более поздних времён, задумались об источниках, записи Патриарха оказались очень востребованным историческим материалом. Обычно сегодня доступны такие источники по новейшей церковной истории, как рапорты, донесения, доклады уполномоченных Совета по делам религий. Ими в основном и пользуются историки. Но в отношении Православной Церкви в Эстонии во 2-й половине XX века у нас есть ещё и этот уникальный источник — записи Патриарха Алексия. Причём данные в этих записях и сведения из донесений уполномоченных часто принципиально расходятся. Конечно, уполномоченные часто скрывали неблагоприятные для них факты или вообще фантазировали... Патриарх сам много работал в архивах, сам подбирал материалы для своей диссертации, всё это давало возможность ему реализоваться как учёному. Но, к сожалению, жизнь не дала ему в полной мере проявить себя как историку. Он был невероятно загружен работой и как правящий архиерей, и как управляющий делами Московской Патриархии. В сущности, диссертация, которую он написал, стала возможна только по причине его инфаркта в середине 1970-х годов. Из-за этого ему пришлось взять некоторое время для лечения и отдыха. И в это самое время он смог, наконец, подготовить диссертацию в результате этого вынужденного отпуска...»
После издания «Истории Русской Православной Церкви» митрополита Макария и возникла идея начать издание полномасштабной «Православной энциклопедии». Кравец принялся издавать её под непосредственным руководством Предстоятеля.
Сергей Леонидович представил и замечательные воспоминания о самой личности Святейшего: «Патриарх Алексий II был абсолютно не материальный человек. У него были различные религиозные предметы, которые ему постоянно дарили, передавали по завещанию почившие архиереи. Что-то осталось из семейных реликвий. Но не было собрания. Были отдельные вещи. Он не был коллекционером по натуре, не был ни в какой мере стяжателем. Интереса у него к этому всему не было совершенно никакого. Выставки эти не были его инициативой. И сам Патриарх не принимал в их устроении практически никакого участия, отбирали экспонаты другие люди, наши сотрудники. У него вообще не было интереса к вещам. Один раз он показал мне домашнюю фотографию начала 2000-х годов, на которой он был изображён в рубашке с надписью “Ленинград”. То есть ей было уже более двадцати лет как минимум. Ему это было абсолютно всё равно: что дали, то он и надел. Он был чужд всякого вещизма. На одном из юбилеев один из наших попечителей — руководитель крупного банка — решил сделать Патриарху Алексию подарок. Он подарил ему “неразменную” банковскую карту сроком на два года. Сколько с неё ни трать, на ней всегда останется та же сумма денег. Так вот за эти два года Патриарх потратил с неё 25 с половиной долларов. Находясь на отдыхе, он один раз купил фотоплёнку и один раз купил четыре порции мороженого, угостив бывших с ним гостей.
Патриарх Алексий не был выдающимся оратором, он не был и острым на слово человеком, но он находил какие-то вполне простые и традиционные приёмы и слова, которые очень сильно действовали на окружающих, западали в душу. Некоторые такие моменты я действительно часто вспоминаю. Например, когда одно из наших общецерковных учреждений буквально разваливалось на глазах и, казалось, что с ним уже ничего нельзя сделать, обсуждался вопрос о его ликвидации. Патриарх тогда сказал: “Я ничего закрывать не буду. Всё должно выжить или не выжить само”. Прошло несколько лет, и учреждение действительно не только выжило, но и стало развиваться дальше. Именно тогда мне пришла в голову мысль, что Патриарх Алексий в этом очень напоминает Кутузова из романа “Война и мир”, который говорил: “Я не принимаю решений, я ничего не инициирую. Я помогаю тому, что мне кажется разумным, и не помогаю тому, что мне кажется не разумным”. Всё должно развиваться в какой-то степени из себя, изнутри, можно помочь, но нельзя придумывать за других и принуждать к чему-либо.
Другое яркое воспоминание связано с одним из разговоров с Патриархом Алексием. В беседе с ним я что-то говорил, видимо, с таким нажимом и энтузиазмом, что Патриарх мне сказал: “Подумай сам, ведь когда ты предстанешь перед Судом Божьим, тебя же не будут спрашивать, сколько языков ты знал, защитил ли ты диссертацию, сколько издал энциклопедий. Тебя будут спрашивать об очень простых вещах, о которых нельзя забывать: ты мог помочь и не помог, ты мог прийти к кому-то с поддержкой и не пришёл. Речь пойдёт об этом”. И это было очень отрезвляюще. Люди, связанные с наукой, часто приходят в такой, своего рода, образовательный экстаз, когда яркость ума, острота слова, глубина исследований становятся главными критериями оценки в жизни. Это одна из причин того, что мы часто не слышим друг друга. Люди из исследовательского мира часто не представляют, какими могут быть нравственные ограничения на научные исследования. Патриарх Алексий всегда имел в виду эту эсхатологическую перспективу. Он всегда жил в перспективе того, что скоро эта “командировка” закончится и начнётся жизнь вечная.
Он очень не любил судить. Когда речь заходила о каких-то персоналиях энциклопедии, Патриарх Алексий говорил: “Пишите всё, что есть, но не берите на себя функцию судьи. Это очень тяжёлая, очень неблагодарная и полная огромного риска ошибки сфера”. Он часто заступался за тех, кто вызывал нарекания, не потому что считал их невиновными, а просто считал, что это не его дело — судить, виноват человек или нет, но он должен ему помочь. Несомненно, были вещи, из-за которых он иногда сердился и негодовал. Обычно это было связано с ложью и хамством».