– А ну, поставь «Владимирский централ»!
Аспирин в этот момент сводил два непростых трека. Микс получался отличный, долгий, восемь квадратов; Аспирин перевел кроссвейдер, отключил отыгравший трек – и тогда только посмотрел на визитера.
– «Владимирский централ»! – со значением повторил толстяк. – Слышишь?
– Простите, но здесь не принимают заказов, – вежливо сказал Аспирин.
– Ах ты сука!
Рука с растопыренными пальцами метнулась к воротнику Аспирина. В ту же секунду за спиной заказчика появился один из парней Вискаса, мгновение – и будка была пуста, только висел в воздухе запах перегара.
– Прости, – сказал Вискас, появляясь ниоткуда, как призрак. – Не успели его взять на подходе.
– Ничего, – Аспирин машинально поправил воротник.
– Так и повеяло старыми временами, – ностальгически вздохнул Вискас. – Пальцы веером, цепи, малиновые пиджаки… Тогда мы с ребятами… эх. Ты тогда был мал, не помнишь.
Аспирин невольно улыбнулся:
– Витя, как ты думаешь, сколько мне лет?
Вискас покачал головой:
– Молодо-зелено, сопляк ты еще… Радуешься, что Фому поперли?
– С чего бы? – удивился Аспирин. – Мы с ним были… ну, в общем, по-человечески. Я его подменял, он меня, ты же знаешь.
– Знаю, – Вискас рассеянно покивал. – Как дочка?
– Нормально.
Аспирин напрягся, ожидая продолжения разговора, но Вискас понимающе кивнул, хлопнул Аспирина по плечу и удалился в сторону барной стойки.
Остаток вечера прошел, что называется, чики-пики. Выстраивая трек за треком, сводя их и накладывая друг на друга, играя эффектами, будто жонглер тарелками, Аспирин вспомнил слова Алены о том, что настоящий композитор «консервирует» избранные моменты своей жизни и посылает их в пространство. Творческая личность как консервный завод, с ухмылкой подумал Аспирин, глядя на охваченный эйфорией танцпол. А я, значит, стою с консервным ножом и скармливаю вам весь этот «Вискас». Интересно, если бы я смог сейчас отправиться куда-то вместе с аппаратурой – вы сошли бы с площадки и потянулись за мной? Вереницей? Подергиваясь в такт?
Он тут же перестал об этом думать, потому что пара девчонок, близнецы, синхронно влезли на невысокую сцену и одинаковым движением сорвали топики с загорелых бюстов. Толпа взревела, раздались аплодисменты, девчонки танцевали, счастливые, Аспирин мельком взглянул на часы: не время ставить «медляк». Пусть еще поколбасятся.
Ему вдруг стало скверно. Молчание Ирины, разговор с Аленой, понимающий взгляд Вискаса – все эти мелкие придирки и замечания сложились, слепились в ядовитый блин, встали Аспирину поперек горла, и он только сейчас понял, что устал от жизни. Невыносимо устал. Смертельно.
Двигаясь, как муха в сиропе, он поставил «медляк». Дожить бы до утра. И не надо никакой «гусарской рулетки», хватит одной только усталости, упасть на пульт и замереть. И пусть кто-то другой решает все его проблемы…
– Аспирин?
Он повернул голову.
Девушке было лет двадцать, ярко-зеленые глаза, веснушки, костюмчик, стилизованный под матроску. Хулиганская улыбка. Аспирин мог поклясться, что никогда ее прежде не видел: таких не забывают.
– А ты кто? – спросил он, беззастенчиво ее разглядывая.
Она выпятила грудь, нарочно подставляясь под его взгляд:
– А я Касторка!
– Не наговаривай на себя, – сказал он, ловя себя на первом проблеске интереса.
Она рассмеялась.
– Слушай, – сказал Аспирин. – К тебе в сумку мой диск влезет? А то Костя, понимаешь, подарил…
– Ух ты! – девчонка с видом знатока повертела диск в руках. – Давай, влезет, только я и себе такой хочу. Где Костя?
– Вон сидит… Потом к нему подойдешь, а то медляк пропустим!
И обнял ее прямо на пороге ди-джейской будки.
Ночь прошла легко и весело. Аспирин проснулся в чужой постели, чмокнул Надюху в веснушчатое плечо и, кутаясь в простыню, отправился в ванную. Надюхины родители катались на лыжах где-то в Швейцарии, в доме было просторно и чисто, и, нежась под горячими струями душа, Аспирин улыбался, будто у него гора с плеч свалилась.
– Что у тебя есть пожрать?
– Не знаю, посмотри в холодильнике…
Эту сессию она завалила и хотела перевестись на вечернее, но, по ее собственному выражению, «жопкин конкурс не прошел». Папаша встал на дыбы и построил не только преподов, но и саму Надюху:
– Слушай, ремнем грозился. По три раза бегала пересдавать! Они уже от меня шугались!
– Он тебя держит в ежовых рукавицах? – спросил Аспирин.
– Он мне место держит в своей конторе. У них знаешь, сколько юрист получает?
Вместе сварганили легкий завтрак, Надя сварила кофе.
– Я в «Куклабак» каждый день ходить буду.
– Ну, ходи…
– А я еще «Лапа-радио» слушаю.
– Ну и дура. Нечего портить вкус.
Надя обиделась:
– Снобишься, да? Вас всех эта попса кормит, а вы от нее нос воротите!
– Кому попса, кому мать родна, – Аспирин ухмыльнулся. – Где мой диск, который Костя подарил?
– А ты что, уже уходишь? – поразилась Надюха.
– У меня эфир в двенадцать.
Надюха встала, чтобы отнести посуду в раковину. Аспирин не удержался и легонько шлепнул ее по заду.
– Эй! – Надя отпрыгнула.
– Комарик сидел, – сказал Аспирин.
– Комарик?!
Она вытерла руки полотенцем. Подобралась к Аспирину, присела рядом на табуретку:
– Слушай, а ты научишь меня треки сводить? Я тоже хочу быть ди-джеем!
– Легко, – сказал Аспирин.
У него было полчаса, чтобы заскочить домой и переодеться. Талая вода за ночь подмерзла, и у самого подъезда Аспирин едва не шлепнулся. Отпер дверь; в квартире стояла непривычная тишина. Наверное, Алена спала.
Переменив рубашку, он в одних носках прошлепал на кухню и вытащил из холодильника бутылку пива. Мельком подумал, как хорошо было бы, если бы Алены вообще не было, если бы вся эта долгая и трудная история ему приснилась. Вот ведь, все налаживается: с работой отлично, с личной жизнью – прекрасно, деньги есть, пиво холодное, ну почему бы не жить и не радоваться?
В этот самый момент позвонили в дверь.
Ругаясь вполголоса, Аспирин побрел в прихожую. Заглянул в глазок: перед дверью стояла Ирина.
– Привет, – сказал он бодро. – Прости, я уже выскакиваю на эфир.
– Но ведь сегодня воскресенье, – удивилась Ирина.
– Правильно… Меня попросили подменить с утра, понимаешь… в двенадцать. Ни минутки свободной.
Ирина стояла, будто не слыша его слов. Светло-каштановые волосы были зачесаны назад, и на лбу ясно виднелись две вертикальные морщинки. Аспирин вдруг заметил, что она похудела.
– Я все пыталась тебя застать… Вчера звонила, и позавчера, а сегодня увидела, как ты подъехал…
– Ир, ну прости. Я вернусь с эфира и перезвоню, хорошо?
Она не отводила глаз. Аспирин под ее взглядом даже посмотрел в зеркало: что не так? Помада на воротнике? Но рубашка-то свежая!
Ее ноздри раздувались. Он готов был поклясться, что сейчас она чует, будто волчица, запах чужой женщины. При том, что Аспирин вымылся в душе, переоделся и вообще думал о другом.
– Ир, что ты хотела, ну правда, ни минутки…
Она вдруг увидел, как расширяются ее зрачки. Взрыв – две новорожденные черные дыры; он попятился:
– Что случилось?
Она разомкнула губы, но ничего не сказала. Повернулась и двинулась вниз по лестнице. Хлопнула дверь на четвертом этаже. Тишина.
Аспирин сквозь зубы выругался. До эфира в самом деле оставалось всего ничего, да еще дороги скользкие…
Заспанная Алена стояла в дверях гостиной. Смотрела с интересом.
– Вот и февраль, мои дорогие, наступил самый короткий месяц в году, Новый год и Рождество уже забылись, зато на носу день святого Валентина, об этом все помнят! Скидки для влюбленных, туры для влюбленных, стиральные машины, Париж, Байкал, новые компы – все помечено сердечком, все для влюбленных, и «Лапа-радио» тоже для них… Сегодня мы слушаем песни о любви. Вы спросите, когда же мы слушаем другие песни? Никогда! Теперь, если у вас выдалась свободная минутка, если шеф отлучился из офиса, а верные сотрудники ему не заложат… быстренько набираем номер «Лапа-радио», отгадываем песню о любви, получаем флаер на вечеринку в клуб «Диггер» и слушаем песню! Ого, кто-то расторопный уже звонит… Как вас зовут?
– Игорь.
– Внимание, Игорь, вам предстоит угадать хотя бы одну из трех песен: где забирают, где отпускают и где играют! Время пошло… забирают-отпускают-играют, это три песни, какую вы называете?
– Э-э-э…
– Думаем все. Песня о любви: где забирают… есть идеи? О, короткие гудки, наш Игорь испугался чего-то, но вот у нас есть другой звоночек… кто это?
– Рита!
– Рита… Маргарита, окно открыто, как приятно вас слышать. Итак…
– Где забирают – это «Восемнадцать мне уже»!
– Браво! Браво, Рита, оставайтесь на линии, флаер в клуб «Диггер» теперь ваш. А мы все слушаем «Руки вверх» – «Забирай меня скорей, увози за сто морей, и целуй меня везде – восемнадцать мне уже»!
Аспирин снял наушники. В студии был душно.
– Юлька, скажи, пусть включат кондишн.
– Ты че? Мы тут мерзнем…
– А я тут задыхаюсь, как стрекоза в барокамере… Чего ты ржешь?
– Ты все-таки прикольный, Аспирин. Распишись мне на фотке для племянницы?
– А фотка есть?
Он забывал – и не мог забыть – широкие зрачки Ирины. Ну не женщина, а просто сыщик какой-то. Как она догадалась, что он был с другой бабой? Вот женись на таком детективном таланте, потом всю жизнь будешь оправдываться за каждый взгляд…
Нет, ясно было, что их отношениям не длиться вечно. Но разойтись-то можно по-человечески? Тем более, они соседи…
Он, сам того не желая, вспомнил ту январскую ночь. Ночь, когда пропала Алена. Когда они с Ириной были дороже друг другу, чем…
Чем кто?
Аспирин знал: Ира пыталась вызвать Алену на откровенность. Ее заботили и школа, в которую Алена не ходит, и скрипка, которую пришлось заново покупать, и, разумеется, ее заботило главное: что случилось в тот день, когда Алена ушла? Почему она это сделала? Ведь она знает, что отец места себе не находил, почти двое суток сходил с ума?