грох!!!
Последующее заняло доли секунды.
Эхо падения ещё отражалось от потолка, когда Борис и Глеб, вполне оценившие замысел капитана Грина, разом выпорхнули через турникет. Выпорхнули мощно, легко и красиво до невозможности: подобной синхронности действий ни в каком боевике не увидишь. Бедный Веня и пискнуть, что называется, не успел. Его щека оказалась мгновенно вжата в холодный и влажный каменный пол, так что очки съехали на сторону и он перестал что-либо чётко видеть – кроме неправдоподобно огромного рубчатого ботинка в сантиметре от своего носа. Другой такой же ботинок весьма ощутимо попирал его спину. Руки словно сами собой распластались крестом, а ноги, наоборот, завернулись одна за другую – это для того, чтобы опасный преступник не сумел сразу вскочить и наброситься на стражей порядка. Автоматное лязганье над головой и жуткие вопли, смысл которых несчастный Веня просто не в силах был уразуметь…
Другие участники заговора, надо отдать им должное, подельника своего в беде не покинули.
– Садисты!!! Не смейте!.. – рванулась назад Виринея. Ей показалось, будто Глеб собрался прибегнуть к наручникам.
Альберт, спортивный, но не наделённый ловкостью спецназовца парень, лез через заблокированный турникет и тоже храбро рвался в неравную битву.
– Не трогайте!..
Между тем к Вене, избавленному благодаря атаке друзей от психологического прессинга, вернулись временно парализованные мыслительные способности. И он сообразил, что уложили его на самом-то деле исключительно нежно и бережно – ну просто как младенчика в колыбельку. Не ушибли (а могли, ещё как могли…). Не затоптали слетевшие с переносицы сложные астигматические линзы. Даже расклячили его не на затоптанном и грязном пятачке пола, а чуть в стороне, там, где недавно прошлась тряпкой добросовестная тётя Паня… Веня приободрился, осторожно влез физиономией обратно в очки и стал с интересом наблюдать за происходившим вокруг.
Вот Глеб аккуратно отцепил от своего рукава повисшую на нём Виринею, отставил брыкающуюся девушку в сторону и легонько встряхнул:
– Без истерик, гражданочка! Хищение ценного научного оборудования. Явно с целью передачи враждебным разведывательным организациям…
Стратегическая ценность древнего и к тому же горелого трансформатора была понятна, что называется, даже ежу. Альберт перестал вырываться у сграбаставшего его Монохорда и прислушался.
– По факту данного преступления, – тоном сталинского следователя продолжал Глеб, – несомненно будет возбуждено уголовное дело по статье «государственная измена». Всем присутствующим предлагаю выполнить гражданский долг и записаться в свидетели…
– Сатрапы!.. – вздёрнула подбородок Виринея. Она смутно помнила, будто когда-то был вроде фильм, не то спектакль, названный её именем, – про казнённую революционерку.
– Всех не перевешаете, – включился Алик. И гордо выпрямился, насколько позволяли заломленные за спину руки. Монохорд скроил жуткую рожу и сделал вид, что вот сейчас согнёт его в бараний рог.
– НАТО за нас отомстит… – просипел с пола «государственный изменник».
Другие сотрудники, остолбенело взиравшие на зверское задержание, постепенно пришли в себя, поняли, что происходит, и начали откровенно прикалываться.
– Болтун – находка для шпиона! – провозгласил молодой лаборант.
– Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст, – вспомнил молодость его седовласый руководитель.
– Мы сдали того фраера войскам энкавэдэ, с тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде!.. – неожиданным басом пропела уборщица тётя Паня.
Дело определённо шло к тому, чтобы звягинцевская молодёжь прогулялась-таки за коньяком – да и «уговорила» его после работы совместно с охраной… Увы! Вмешался, и очень некстати, Его Величество Случай. В лице замдиректора по общим вопросам Андрея Александровича Кадлеца, которого чёрт занёс к проходной именно в этот момент.
Его фамилия имела ударение на первом слоге (о чём сам он не забывал бескомпромиссно напоминать окружающим), но, естественно, давала сотрудникам «Гипертеха» обильную пищу для лукавой фантазии. Андрей Александрович обладал ровно той внешностью, которую, думая о хозяйственном руководителе застойных времён, воображала себе Рита-Поганка. Этакий монолит, насмерть вросший в негнущийся официальный костюм. Плюс неразлучный «совершенно секретного» вида импортный кейс с цифровыми замочками. Андрей Александрович был, естественно, крупным реформатором и демократом и при случае намекал на почти мученичество при проклятом тоталитаризме. В институте Кадлеца называли «демократическим задвиженцем» и подозревали за ним тайное членство в какой-нибудь компартии самого фундаменталистского толка. Прославился же он тем, что, едва вступив в должность, распорядился отправить на перекраску выделенную ему бежевую «Волгу». Крупному начальнику – да не на чёрной? Нонсенс, господа-товарищи. Западло…
И вот этот-то заместитель директора весомо и важно проследовал к запертому турникету, чтобы обозреть театр военных действий и жестом памятника вождю простереть над ним руку:
– Что за безобразие здесь происходит? Я требую немедленных объяснений!..
Кот Дивуар, забравшийся под стол Бори Капустина, терзал, воровато прижав уши, когтистой лапищей украденный пакетик с блинами…
Сукин сын
Рита шла по Бассейной, направляясь к своему – или уже не своему? – рынку, и чувствовала, что постепенно успокаивается. То есть, пока заставляла себя выйти на улицу, она успела десять раз помереть прежде смерти и перепсиховалась, что называется, по полной программе. От её дома в дебрях Красноармейских улиц до станции метро, именуемой питерцами «Техноложкой», было ровно два с половиной шага. Погода стояла вовсе не жаркая, но чисто от мандража Рита взмокла, как в бане. Смех и грех: по-видимому, при этом запустился какой-то физиологический процесс, содействующий успокоению нервов. Так бывало у неё в детстве, когда она занималась гимнастикой. Нет, не всерьёз, просто в оздоровительной группе. Бывало, она являлась на тренировку всеми обиженная, с какими-то школьными неурядицами плюс неизбежная выволочка от матери. Как у Маяковского: «Придёшь усталый, вешаться хочется…». Но вот оставалось позади часовое занятие, и Рита, распаренная и усталая, жадно вдыхала морозный воздух, казавшийся после душного зала необыкновенно свежим и вкусным, недоумевая: «И из-за такой-то чепухи я расстраивалась?..»
Пока она ехала четыре остановки до «Парка Победы», народ в метро постепенно перестал казаться ей скопищем киллеров, жаждущих её крови. Она поднялась по эскалатору с чудесным ощущением освобождения… и первым делом купила мороженое. Трудясь над своими детективами, она почитывала всякую специальную литературу и знала, что углеводы опять же способствуют оптимистичному взгляду на жизнь. Пока она убирала в кошелёк сдачу, в небе над Московским проспектом проглянуло весёлое солнце, и неопределённо-серый день сразу стал весенним. Рита цинично усмехнулась, разорвала обёртку и запустила зубы в хрустящую шоколадную глазурь. Никогда ещё сахарная трубочка не казалась ей такой вкусной.
Щурясь от яркого света, прямо-таки звеневшего в лужах и битых сосульках, Рита дошагала почти до середины Бассейной… и вот тут-то, возле жёлтого здания техникума, её осенила такая мысль, что она остановилась как вкопанная – и была тотчас вполголоса обругана каким-то мужчиной, едва не налетевшим на неё сзади.
– Корова, – буркнул, удаляясь, невежливый дядька в зелёной куртке-пуховке, но Рита едва ли расслышала.
– Во дела, подруга, – пробормотала она вслух.
До неё вдруг дошло, что в её собственной, насквозь реальной жизни последнее время начало самым подозрительным образом сбываться многое из того, что она на досуге придумывала для своей героини, Риты-книжной. Господи, всё-то у неё было не как у приличных людей, то есть у приличных писателей!.. Ну нет бы рожать книжные главы, руководствуясь собственным жизненным опытом, сдобренным рассказами бывалых людей! А вот фиг вам. У неё, стало быть, сперва сочиняется, а в жизни происходит потом. Взять хоть нападение бандитов, из чьих лап Риту-книжную вырывал вовремя появившийся супермен. Как резво она барабанила по клавишам неделю назад, загоняя в компьютер этот эпизод, как после перечитала – и «в зобу дыханье спёрло» от авторского самодовольства! А вскоре… нате вам пожалуйста. И ведь, как она теперь с пронзительной отчётливостью понимала, это был далеко не единственный случай. «Ворона каркнула во всё воронье горло…»
Рита вновь усмехнулась, уже не цинично, а попросту горько. Ну и что теперь прикажете делать? Срочно устроить Рите-книжной свадьбу с вышеупомянутым суперменом? Ненавязчиво смахивающим на Ивана Степановича?.. И кучу детишек?..
Она медленно дожевала вкусную вафлю и выбросила в урну обёртку. Было у неё сильное подозрение, что вновь открытый магический закон в данном случае не поможет.
Рита в задумчивости перешла Варшавскую улицу и двинулась дальше вдоль сетчатого забора автостоянки.
Её рыночный хозяин звался Бахрамом Ерджаниковичем Копалиани. Вот так, ни больше, ни меньше. Для всякого, кто хоть смутно представляет себе Кавказ и положение в том регионе, – абсолютно дикая смесь: этакий «Азербайджан Армянинович Грузинов». Но, как и почти всё невероятное, Бахрамовы паспортные данные объяснялись очень закономерно и просто. Дело в том, что у Бахрама был дедушка, который наверняка нашёл бы общий язык с Ритиной бабушкой. Почтенный батоно39 Ростом прошёл всю войну, хотя уже тогда был немолод. Обратно в родные горы он привёз геройские ордена и медали и неизгладимые воспоминания о фронтовом братстве, включавшем едва ли не все народы Союза. Что и сказалось на его младших детях и внуках. Потомство дедушки Ростома ещё не дотягивало количеством до числа всех советских народов, но он продолжал над этим работать. Во всяком случае, русские, украинские, азербайджанские, казахские, армянские и прочие имена в его семействе водились. И мнение по данному поводу менее интернационалистично настроенных соседей его не особенно волновало. Семья дедушки Ростома обитала в сущем орлином гнезде, в труднодоступной горной долине. С началом безвластия и локальных конфликтов долина превратилась во что-то наподобие суверенной республики – оценив обстановку, аксакал тряхнул фронтовой стариной, стратегически перекрыл не