…На самом деле анализ происходившего в комнате занял секунды. Скудин вытянулся, заглянул начальству в глаза.
– Здравия желаю, товарищ генерал армии. Настроение бодрое, предполётное. Только как бы не опоздать, там уже, наверное, в автобус сажают…
– Не переживай, подполковник. Как посадили, так и высадят. – Генерал усмехнулся, глянул через плечо на аэродромного чина. – Я правильно говорю? Дадим ребёнку любимый фильм досмотреть?
В голосе его не звучало ни одной вопросительной нотки, одни утвердительные.
«Да хоть все пятьсот серий, или сколько там их осталось, – зло подумал Иван. – Только, чур, без меня!»
Вероятно, аэрофлотский подумал примерно о том же, но вслух произнёс:
– Конечно, дадим. Экая беда, рейс задержим.
В его голосе никакой инквизитор не уловил бы и тени иронии.
– Вольно. – Девятизвёздочный кивнул человеку в кедах, небрежно указал Скудину на стул. – Садитесь, ребята. Перекурите пока.
Кудеяр сел и постарался не слушать.
Мыльные оперы в исполнении нашего телевидения имеют, помимо прочего, повышенную насыщенность рекламой. И она там не менее специфическая, чем сам основной сюжет. За неполных сорок минут Скудин твердо усвоил, что в Древнем Египте женщины делали тампоны из кусочков папируса, а в античной Греции – из комочков шерсти. Что прокладки фирмы «А» – самые тонкие, фирмы «Б» – самые ёмкие, а фирмы «В» – с крылышками. Цепляй на соответствующее место и лети в любую сторону без самолёта. Плюс ещё тьма таких же полезных вещей, которые и не хочешь, а насмерть запомнишь, после того как тебе их повторят по двадцатому разу. На время рекламы генеральское чадо звук не выключало, слушало про дамские подробности с таким же упоением, как и про жгучие латиноамериканские чувства.
Наконец всё кончилось. Исчезла аргентинская блондинка, щеголявшая в армейских ботинках при платье, сделанном из белой тюлевой занавески, исчез её то ли муж, то ли жених, с которым они всю дорогу упоённо портили друг другу кровь. Чмо, однако, продолжало упорно смотреть на экран, словно намереваясь дождаться следующей серии. Девятизвёздочный поднялся с кресла, подошёл к неподвижному сыну и тихонько потряс его за плечо:
– Вставай, Эдик, пора в путь. Вот, познакомься, это подполковник Скудин, вместе полетите. – Не оборачиваясь, он поманил Ивана, а сам, вытащив Эдика из уютных недр кресла, поставил его на ноги. – Ну всё! Всё, говорю, на воздух пора!
Голос его оставался негромким, однако превратился в этакий замаскированный рык, и Кудеяр различил в нём настоящую ярость. И затаённое страдание.
– За что, папаша? – Эдикова манера говорить вполне соответствовала всему остальному. – На периферию? За что?
Скудин молча приблизился и остановился на расстоянии шага. Генеральский сын посмотрел на него и, надо полагать, сообразил, что понимания и снисходительности от этого человека ждать бесполезно. Он затрясся и выговорил дрожащими губами, негромко:
– Ну ты, мужик, и закабанел в натуре… Ладно, папаша… припомню…
И вдруг с диким криком: «Хрен вам!» – головой вперед, словно центрфорвард в регби, бросился к дверям кабинета. Вот тебе и расслабленное, точно медуза под солнцем, бесхребетное чмо. Иван на всякий случай остался стоять, и правильно сделал. Эдик был мгновенно перехвачен человеком в кедах – тот явно не впервые попадал в такую ситуацию и загодя ожидал чего-то подобного. Он действовал со сноровкой бывалого оперативника. Грохнула, опрокидываясь, кадка с монстерой, разлапистые листья в падении смахнули с полки модель аэроплана, та спикировала на журнальный столик из якобы небьющегося итальянского стекла… Брызнули осколки – империалисты нас по обыкновению жестоко надули.
– Я тебе не поеду! – приблизившись к брыкающемуся отпрыску, грозно рыкнул генерал. – На юрфак захотел?!!
Если Скудин что-нибудь понимал, перспектива юрфака в этой семье эффективно заменяла отменённую в остальном государстве смертную казнь. Эдик сразу перестал лягать ногами державшего его порученца, сдался и только с тихой ненавистью смотрел на Скудина, бессильно шмыгая носом.
– Ну давай, давай, гад… вези меня в свою лесотундру… Квазиморда.
– Ну вот и ладно, – сразу просиял генерал. – Смотри там, веди себя хорошо. Иван Степанович мне будет докладывать. Доложит, что вёл себя хорошо, – может, «Ямаху» куплю…
Что имелось в виду, электрогитара или мотоцикл, так и осталось невыясненным. Зато Скудину показалось, что генерал втихаря перекрестился.
Увезу тебя я в тундру…
Спросите обывателя: чем знаменита Сибирь? В смысле, кроме пельменей? Сибирскими морозами, ответит вам обыватель. Спросите ещё: а известно вам, уважаемый, что летом в Сибири клубника вызревает с кулак?.. Да бросьте, ответит московский или питерский домосед, быть такого не может.
А приходилось вам слышать, как телевизионный комментатор, поленившийся заглянуть в атлас, упоминает «далёкую заполярную Исландию»? Нам приходилось. Но почему-то гораздо реже упоминают, что эта страна, богатая геотермальным теплом, сама себя обеспечивает бананами и ананасами. К чему мы об этом? А к тому, что, судя по температуре воздуха в мурманском аэропорту, на севере Кольского впору было растить эти самые бананы и ананасы. Безо всяких геотермальных теплиц. Кто никогда не бывал в… Заполярье, тот подсознательно полагает, что там всё время холод и снег. А вот кошкин вам хвост…
– Погодка-то, а? – Профессор Звягинцев из-под руки осмотрел горизонт, взглянул на часы, хмыкнул и поднял глаза на Скудина. – Без двух минут. Что-то американцев наших не видно…
– Куда они денутся, – пожал плечами Иван и быстрым движением поддержал споткнувшегося Эдика. Тот к концу недолгого полёта отчего-то совершенно раскис и на ногах держался плохо. «Не переживай, парень, мышечный тонус мы тебе поправим. Мозги тоже…» Если бы генеральский сын мог подслушивать мысли, интонация показалась бы ему многообещающей.
Борис и Глеб кивнули с готовностью матёрых котов, завидевших мышь, Виринея, на чьи колени «резвый мальчонка» почти осмелился посягнуть в самолёте, мстительно усмехнулась. А с неба в это время донёсся басовитый, уверенный гул, и на посадку начал заходить «Геркулес» – американская транспортная машина «С-130».
– Ну вот и они, явились не запылились. – Скудин отпустил Эдика и едва удержался, чтобы машинально не вытереть руку о штаны. – Кстати, Лев Поликарпович, Грин вчера звонил. Обещал, что с транспортом проблем не будет.
Встречающих в аэропорту было немного, да и те вели себя как-то странно, жались по углам, словно боялись чего. Зато в самом центре зала красовался бравый старший прапорщик, с залихватскими рыжими усами, с погонами «микрогенералполковника» и выпущенным из-под фуражки знаком воинской наглости – чубом многократно описанного у классиков пшеничного цвета. В руках гвардеец держал фанерный щит, на котором жирно значилось суриком: «Подполковник Скудин!» Чем так страшен был этот щит и державший его человек, выяснилось сразу, как только фанерка оказалась опущена. На обратной стороне её зловеще выделялся черно-жёлтый знак радиационной угрозы и убийственно краснела надпись: «Зона повышенной опасности! Находиться без средств индивидуальной защиты категорически воспрещается!»
– Ну я Скудин.
Нахмурившись, Иван подошел к «микрогенералполковнику», и тот сразу широко заулыбался, просто засиял от радости, будто встретил давнишнего кореша.
– Разрешите представиться, старший прапорщик Василий Грызлов! Приказано вас встретить и доставить! А также отдаться в полное ваше распоряжение! Докладываю: техника укомплектована, баки под завязку, личный состав в полной боевой. Как товарищ генерал-майор и приказывали.
«Полный порядок, – отчего-то устало подумал Иван. – Кони стоят пьяные, хлопцы запряжённые…»
– Товарищ генерал-майор, значит, приказывали? – И он протянул Грызлову руку, здороваясь. Тот приткнул к стене свою зловещую вывеску и тотчас подхватил под локоток Эдика: юноша двигался точно зомби, сиречь оживший мертвец. Сошедший с плаката из тех, что некогда соседствовали с радиационными значками в кабинетах гражданской обороны. Василий мотнул чубом в сторону выхода:
– Ничего, пацан, ничего, ща встряхнёшься. Машина – зверь. Ласточка…
Ласточка была ещё та. Камуфляжного окраса, средне-бронированная: БТР-60. На левом борту значилось: «Дежурный ВАИ», на правом – «Специальная комендатуры». На пулемётной башне гордо реял российский триколор. Знай наших.
– Петро, заводи!!! – заорал Грызлов. И гостеприимно, по-хозяйски, распахнул боковой люк. – Заходите, гости дорогие, сейчас бронеплиты окон откроем, поедем, как в мягком вагоне. С песнями…
Рявкнул пускач, оживляя двигатель, БТР проснулся, выпустил струю сиреневого дыма, в воздухе густо запахло соляркой. «Ну, Гринберг, ну, пархатый…» Виринея сердито одёргивала короткое платьице, забираясь в БТР, и на всякий случай испепеляла глазами Эдика, но тот не реагировал. Скудин сплюнул, вытащил трубку мобильника и протянул Звягинцеву:
– Лев Поликарпович, звоните Шихману. Надо договориться о рандеву.
Грызлов тем временем подсаживал вяло шевелившегося Эдика.
– Ты, может, на броне поедешь? – Старший прапорщик прикурил «Приму», сунул подопечному в рот. – С ветерком, а? Сразу полегчает. А потом мы тебя спиртяшечкой похмелим. Шило первый сорт, только вчера «магазин»67 прилетал… будешь как огурчик…
Эдик отсутствующе кивнул и попытался свалиться на землю. Он пребывал в некоем подобии ступора – реагировал с трудом, еле переставлял ноги, смотрел куда-то вверх без особого выражения. Словом, был весьма нехорош. Васильковые глаза Грызлова светились пониманием и участием, как видно, Эдиково состояние ему было хорошо знакомо.
Звягинцев же, потыкав пальцами маленькие изящные кнопки, прижал трубку к уху, настраиваясь на ожидание… и искренне удивился, сразу услышав голос профессора Шихмана:
– Алле?.
– Изя, ты?
Работая на переднем крае науки и техники, Лев Поликарпович до седых волос не утратил счастливой способности изумляться и благоговеть – будь то чудеса природы или проявления человеческого гения. Вот эта трубочка, например. Меньше пачки сигарет, а возможностей!..