Когда Чейз приблизился, Рита показала ему лакомство – кусочек сухого корма, зажатый в правой руке. Выхватила из-под самого носа, убрала за спину и быстро переложила лакомство в левую, вынуждая пса обежать себя сзади.
– Сидеть!
Нечистопородный уселся. Эту команду он знал.
– Ай, умница! Ай, молодец! На. Заслужил.
Чёрный нос ткнулся Рите в ладонь, и кусочек корма исчез.
– Хорошо! Гуляй, кобелина. Гуляй.
Слово «кобелина» в русском языке давно приобрело неодобрительно-сексуальный оттенок. Тем не менее Рита полагала, что собачьего мужика ростом ровно семьдесят сантиметров, обладателя широченной груди и такой морды, что хоть в кино собаку Баскервилей играй, величать следовало не «пёсиком», подавно не «мальчиком» и даже не кобелём, а именно кобелиной.
Да, его звали Чейз. Как американского детективщика, чьи книги у нас пережили пик популярности лет десять назад, да и теперь это имя всё ещё на слуху. Смех смехом, но Рита уже представляла, как когда-нибудь у неё возьмёт интервью журналист, пишущий о современной литературе, и озаглавит газетную полосу: «У Осокиной на поводке – Чейз»!
Если же серьёзно – она почти решила снабдить свою постоянную героиню, Риту-книжную, собакой. Естественно, обретённой при сходных обстоятельствах. Рита вообще старалась «приставить к делу» любой эмоционально значимый эпизод, происходивший в реальной жизни с нею самой, – а день, когда она познакомилась с Чейзом, оказался на переживания необыкновенно богат. Причём (и это было, по Ритиному мнению, самое ценное!) люди, знакомые и малознакомые, в тот раз словно сговорились показать себя с самой лучшей стороны.
Действительно, не всё ж чернуха вокруг.
Когда Андрон Кузьмич – зачтёт ему это Бог! – спрятал пистолет назад в кобуру, как бы своей властью передавая ей во владение бесхозного пса, и она ухватила того за драный ошейник, чтобы скорее вести вон из мясного ларька, – уже возле самой двери её догнал продавец. «На, – сказал он, – вот, держи!» И неуклюже, словно стесняясь, сунул ей в руки большой кулёк с восхитительными обрубками говяжьих хрящей.
Слух по базару разнёсся на удивление быстро. Из контейнера, увенчанного штандартом «Royal Canine»,86 выскочила кудрявая Люсенька. Некогда Рита научила её, как, не порождая скандалов, радикально отвадить приставалу-охранника. Люсенька тащила гигантский кожаный намордник и армейского цвета брезентовый поводок. «Давай, надень на него, а то на улице – до первого мента! По себе знаю!» Глаз у девушки оказался ватерпас, намордник пришёлся недоумевающему кобелю точно впору, словно нарочно для него делали. «Погоди!» Люсенька стремительно исчезла в недрах контейнера и вновь появилась наружу с коробочкой и длинным флаконом. «Это шампунь от всяких паразитов, с дёгтем. Как придёшь домой, сразу его пошвабруй. Тебе его блохи нужны?.. А это, – Люсенька явно не зря училась на ветеринара, – витаминка для шерсти, по две штучки с едой будешь давать. Проплешину йодом намажешь, лучше пятипроцентным, вдруг всё-таки лишай. И вообще, если что, сразу звони, посоветую что могу…» Рита, несколько ошарашенная стремительностью происходившего, полезла было в поясную сумочку, где у неё сохранялся от нескромных глаз кошелёк: «Это сколько всё стоит? У меня, может, сейчас и денег не хватит…» Но Люсенька замахала руками: «Брось, Ритка, как-нибудь потом занесёшь!»
«Какой дэньги? – возмутился вышедший навстречу Бахрам. И величественно повёл рукой, являя кавказскую щедрость и честь, достойную внука дедушки Ростома. – Падарок тебэ. Давай, машина иди. Домой отвэзу…»
И отвёз. Не пришлось Рите добивать дохлые корейские сапожки марш-броском через половину города, по лужам и льду. Бабушка Ангелина Матвеевна при виде нового члена семьи сперва ахнула. Потом деловито направилась открывать в ванной горячую воду. Соседская кошка Василиса, с перепугу превратившаяся во вздыбленный меховой шар, затаилась на высоченном буфете и горящими глазами наблюдала за тем, как Рита снимает с безропотного пса ветхий, драный, месяцы назад надетый ошейник.
На его внутренней стороне сквозь грязь смутно проступали какие-то буквы. Рита потёрла ошейник рукой, потом тряпкой и наконец сунула под кран… так и есть! Начертанное на сером кожзаменителе шариковой ручкой, там значилось имя пса.
Вот тут Рита серьёзно расстроилась. Она уже успела почувствовать себя собаковладелицей. Причём – владелицей не какого-нибудь, а конкретно этого пса. Были ли тому причиной драматические обстоятельства их знакомства, но полтора часа, проведённые вместе, успели сделать мысль о том, чтобы отдать его, дикой и невозможной. Он был нужен ей, Рите. Именно он и именно ей.
Но… точно так же невозможно было и не позвонить по указанному на ошейнике телефону. «Нашёл да не объявил – всё равно что утаил!» Конечно, она может немедленно выбросить ошейник. А потом найти для себя тысячу убедительных оправданий. Рита не первый день жила на свете: на глазах у неё люди проделывали со своей совестью трюки совершенно невероятные. Например, продавали многолетнюю дружбу даже не за тридцать сребреников, а вообще за тридцать копеек. И ничего. Жили дальше, и безмятежно спали ночами, и смотрели людям в глаза – так, как смотрят лишь сознающие свою правоту…
Рита сначала решила посоветоваться с бабушкой. В конце концов, пёс прожил при Варшавском рынке целую зиму, никуда особо не уходя, – значит, здесь где-то и потерялся. Однако объявлений о пропавшей собаке в окрестностях вроде замечено не было… А может, это и не его ошейник вовсе, а совершенно чужой?!!
Было слышно, как бабушка в ванной переругивалась с колонкой, никак не желавшей давать требуемую температуру воды.
«Чейз?» – произнесла Рита вслух.
Висячие уши дрогнули и приподнялись. Обрубок хвоста дёрнулся… дёрнулся снова… и радостно выдал все причитающиеся мегагерцы. Рита протянула руку, и пёс ткнулся широченным лбом ей в ладонь. Никаких, мол, чужих ошейников. Всё соответствует.
Она перечитала номер, пытаясь примерно определить географию. «542» – это вообще где? Смутные воспоминания подсказывали, что вроде бы в северной части. Проспект Тореза, Сосновка… Чейз уселся перед ней, глядя слезящимися глазами. Рита хмуро сняла трубку и несколько раз повернула диск телефона.
На том конце отозвались почти сразу.
«Алё?»
Голос был женским и отчётливо пожилым.
«Вы меня не знаете, – представилась Рита. – Извините, я вот по какому делу…»
Она довольно путано изложила проблему, но собеседница поняла её с полуслова.
«А-а, – вроде бы обрадовалась женщина. – Жив ещё, значит, разбойник! И что вы с ним собираетесь делать?»
«Как что?.. – удивилась Рита. – Вам вернуть…»
Она ждала какой угодно реакции, но не той, которая последовала. Владелица собаки мгновенно встала в агрессивную оборону.
«Да на кой он мне нужен-то?» – почти с обидой выкрикнула она.
Скоро выяснилось следующее.
Чейз действительно был, как говорят в собаководстве, метисом, продуктом сугубо внеплановой вязки («Евонна мамка ротвелька была, а папка… этот… мастина итальянский») и принадлежал мужу Ритиной собеседницы. Ныне покойному. Похоронив супруга, пожилая дама не обнаружила в себе ни сил, ни большого желания «справляться» с могучим и резвым четырёхлетним псом. Которого, кстати, надо было ещё и кормить. Не долго думая, она попросила соседа «что-нибудь сделать». И тот сделал. Отвёз их с Чейзом на другой конец города, и там, выпустив собаку из машины побегать, они быстренько отчалили. Забыв, правда, ошейник снять, вот незадача какая.
«Так что вы, девушка, что хотите с ним, то и делайте, а ко мне чтобы больше не приставали».
В голосе пенсионерки Рите померещилось злорадство. Нас, мол, просто так не возьмёшь! Хоть ты там разбейся, а назад забрать не заставишь!
Рита представила себе дождливую осень и крупного пса, отчаянно бегущего за автомобилем. Или, может быть, он чем-то увлёкся и прошляпил момент их отъезда, а когда спохватился и не обнаружил знакомой машины, то долго стоял, нюхая воздух и силясь сообразить, что же произошло, а потом сел на мокрый асфальт и принялся тихо-тихо скулить…
Видимо, в смятении Рита слишком долго молчала, потому что тётка поинтересовалась:
«Так вы как с ним теперь думаете быть-то? Усыплять будете али милицию позовёте, чтоб застрелили его?»
Рита до сих пор жалела, что не обматерила эту представительницу человечества со всей страстью неугомонной Поганки. Тошно вспомнить, как она – интеллигентка гнилая – промямлила:
«Нет… Если вы не возражаете, пускай у меня поживёт…»
Дама с проспекта Тореза обладала хорошо выраженной практической жилкой.
«А мне чё возражать? У меня ещё два намордника евонных остались. Импортные, Польша, не наши какие. И ошейник, и поводок. Приезжайте, заберёте. Дорого не попрошу…»
Рита положила трубку. Сползла с кухонного стула и уселась на корточки перед собакой.
«Вот так, малыш, – сказала она негромко. – Похоже, ты теперь тут живёшь…»
Узнал ли Чейз едва слышимый из телефонного динамика голос бывшей хозяйки – осталось навсегда его тайной. Но то, что он вполне уловил важность происходившего разговора, никакому сомнению не подлежало. Он часто задышал и каким-то исступлённым движением протянул Рите лапу. Потом другую. И наконец подался вперёд, чтобы сунуть нос ей в колени: «Ты не выгонишь меня? Ты меня правда не выгонишь?..»
Это было давно. За три месяца «кости Бухенвальда» обросли мясом и избавились от болячек, превратившись в красивого мощного пса. С наклонностями отъявленного разгильдяя. Плюс рефлексы бывшего бродяги, до сих пор неспособного пройти мимо какого-нибудь огрызка или объедка, замеченного на асфальте. Одно добро – коммунальная квартира настолько благоговела перед Ангелиной Матвеевной, грозным ветераном ФСБ и своей неизменной заступницей в жилконторе, что против Чейза не высказался ни один из жильцов. Даже владелица кошки Василисы, с детства панически боявшаяся собак.