Камзол трещал, крылья махали все натужнее, над головой несчастного скакуна уже смыкалась рыжая, ржавая вода.
— Чевой-то ты такой тяжелый? — удивленно пропыхтела мышь. — Не, я тебя, пожалуй, брошу.
— У меня в поясе золото зашито.
— Группа поддержки, ко мне!
С деревьев у кромки болота, замаскированного магией Ойхо под луг, сорвалась целая стая. Небо над головой Елисея потемнело.
— Кого мочить? — воинственно вопросили крылатые летуны.
— Не мочить, а тащить, — пропыхтел дорожный патруль. — Хватай его, пока наше золото не утопло.
— Ую-ю-ю-юй! — заверещал царевич, выпучив глаза. Коготков было много, и не все они вцепились в камзол. Роскошная шевелюра угрожающе затрещала. К счастью, без скальпа бедняга не остался. Разочарованно чмокнув, топь отпустила свою жертву. Юноша вместе с конем, которого крепко держал ногами, взмыл в воздух.
— Ну ни фига себе! — возмутился дорожный патруль. — Это я еще и коня пер?
— Мне животину жалко, — пояснил Елисей.
— А мне себя. Заплатишь по двойному тарифу за обоих. К берегу его.
Царевича вместе с конем осторожно опустили на твердую почву.
— За что заплачу?
— За спасение утопающих на водах.
— И сколько платить?
— А сколько у тебя есть?
— Ну… — Юноша осторожно взвесил кошель в руке.
— На один тариф потянет, — цапнул кошель дорожный патруль. — Остальное будешь должен.
Зашуршали крылья.
— Вот гады, — дернулся вслед царевич, но было уже поздно. — Как липку ободрали! И ведь не подкопаешься, — вынужден был признаться он, — чисто сработали.
Ему было и смешно и грустно. Юноша понял, что стрелки на карте были нарисованы не просто так. Пришлось возвращаться обратно. Грязный, оборванный, обобранный, он вновь оказался на тракте и влился в нескончаемую вереницу соискателей руки и сердца прекрасной принцессы Вионы. Из всех богатств, взятых с собой в дорогу, остался верный, заляпанный болотной тиной конь, добротный булатный меч и изрядно подмокшая колода карт в кармане, с помощью которой они с дядькой Крутом коротали время на привалах.
— Да, на царевича я теперь явно не тяну, — пробормотал юноша, — назначаю себя ратником. О! И имя подходящее наклевывается — ратник Ратибор.
Счетная палата — гигантский сквозной шатер поперек дороги — нарисовалась верст за пять до цели. Объехать ее было невозможно. По бокам, следя за порядком, стояли два дюжих, обнаженных по пояс молодца с мышцами Шварценеггера и ятаганами в руках. Под их грозными взглядами споры относительно того, кому первому прорваться внутрь за заветным регистрационным номерком, затихали сами собой. Внутри шатра сидел не менее представительный детина.
— Имя?
— Ратибор.
— Что провозим?
— Себя, коня и меч.
— Денег нет?
— Уже нет, — честно признался царевич.
— Далеко не уедешь, — усмехнулся детина, окинув понимающим взглядом заляпанный тиной камзол юноши. — Твой регистрационный номер тридцать тысяч девятьсот седьмой. Счетная палата желает вам удачи в спасении прекрасной принцессы.
В руки царевича плюхнулся пластмассовый прямоугольник с красивой выпуклой гравировкой «30907».
— Следующий.
Очутившись с другой стороны палатки, Елисей спешился, встал в хвост гигантской очереди, растянувшейся до Калинова моста, и задумался. Если все, что происходит, дело рук его любимой Аленки, то чего она хочет добиться, искупав его в болоте, да еще и обчистив заодно? На прочность испытывает? Возможно. Ладно, это мы выясним потом. А пока надо раздобыть финансы, которые резко завыли романсы. Без них за Калинов мост можно не соваться. Это царевич понял четко. Вот забавница! Елисею становилось все интереснее. Значит, первая цель — деньги. Он посмотрел на свой номерок.
— Эй, деревня, дай его сюда, только тихо! — просипел кто-то сзади. — Пикнешь — убью!
Ратному делу царевич был обучен с малолетства, а потому тело действовало на уровне автомата, отправляя наглеца в кусты великолепным хуком справа. Бил мощно, с разворота, интуитивно чувствуя за спиной местоположение в пространстве челюсти противника.
— Меня?! Царского сотника…
Сотники у царя Еремея были крепкие. Удар, способный свалить быка, не вызвал даже сотрясения мозга, скорее всего потому, что трясти там было нечего. Рыча от бешенства, весь облепленный репьями, сотник выскочил обратно на дорогу, на ходу выдергивая меч.
— Зарублю, молокосос! — И тут глаза его встретились с глазами Елисея. — Ваше цар…
Договорить он не успел. Откуда-то сверху свалились блюстители порядка фирмы «Дракон и Корешки». Две гигантские летучие мыши подхватили под белы ручки и ножки забияку, взлетели с ним вверх, дождались, пока третья подставит снизу мешок, перевернули сотника вверх ногами и начали трясти.
— За нарушение общественного порядка, — провозгласила четвертая мышь с верхушки ели, — регистрационный номер… — она всмотрелась в выпавший из рук сотника номерок, — …тридцать тысяч девятьсот восьмой подвергается штрафу в размере… сколько там нападало?
— Два кинжала, меч и восемь золотых, — доложила мышь с мешком.
— Маловато будет. Тряси еще.
Блюстители порядка тряхнули так, что у сотника зубы клацнули. Последние монеты звякнули в мешок.
— Вот теперь порядок. Итак, в размере десяти золотых и дисквалифицируется как драконоборец сроком на один год!
— Почему на год? — полюбопытствовал Елисей.
— А вдруг в этом году принцессу не спасут? В следующем придет. За это время, глядишь, и поумнеет.
— Дело поставлено солидно, — одобрительно кивнул головой царевич, — с умом. А если б он не с кулаками полез, а, скажем, денежки в обмен на номер предложил?
— Это уже не наши проблемы. В инструкции про то ничего не сказано. Главное — чтоб порядок был.
Летучие мыши взмахнули мощными крыльями, унося обчищенного сотника.
— То есть очередь можно и выкупить, — удовлетворенно хмыкнул Елисей.
И тут очередь закипела. До одних дошло, что номерок может принести звонкую монету, до других — что можно повысить свои шансы на успех, слегка растряся мошну. Начался великий торг.
— Две полушки? — Тридцать тысяч девятьсот пятым оказался суетливый старичок в длинной, перехваченной на поясе веревкой рубахе, из-под которой торчали заправленные в лапти портки. — Не, не согласный я. Четверть гривны, и проходи.
— Да за такие деньги я себе руку отгрызу!
— Грызи!
— На, подавись! Пей мою кровь!
Из того же пояса появился серебряный слиток. Рычащий от злости недоросль, судя по всему сын какого-то мелкого купца, отрубил от слитка четвертушку, сунул ее вместе с регистрационным номером в руки старику и, став тридцать тысяч девятьсот пятым, ринулся торговаться за следующее место.
— Благодетель, — истово перекрестился старичок, чуть не падая в ноги Елисею. — Тебя Господь послал! Коровку куплю, дом новый справлю, внучку замуж выдам! За кого свечку-то ставить, благодетель?
— Ратибором зови. А как же принцесса? — засмеялся Елисей.
— Ой, сынок, в мои ли годы мечом махать? Номерочком не хочешь поменяться? Полгривны, и все дела.
— Я не спешу, — флегматично пожал плечами Елисей.
— И правильно! — радостно подпрыгнул старик. — Не спеша-то оно теперича верней. Пока до Калинова моста дойдем, озолотеем. Не знаю, как вы, а дед Никишка, — стукнул он себя сухоньким кулачком в грудь, — теперь свое возьмет.
— Верно, панове, — радостно согласился дюжий молодец, стоящий впереди старика, пряча выторгованное у купеческого сына серебро в карман. — Вернусь домой, тоже свечку за твое здоровье, пан Ратибор, поставлю. В ножки пану брошусь, из шляхтичей он, дочку его замуж попрошу. Теперь не откажет! Бери, скажет, Збышко мою Олесю…
Очередь бурлила. Летучие мыши метались вдоль дороги, но придраться было не к чему. За нож никто не хватался, морду друг другу никто не бил, номерки с солидным довеском, в виде звонкой монеты, переходили из рук в руки, и одна из статей дохода в заготовленном длиннющем списке нового великого комбинатора Алеши Драконыча рухнула в небытие. Карманы тех, кто поумнее, хотя и победнее, потихоньку набивались звонкой монетой, и, что интересно, львиная доля этих монет тормозилась у мало кому известного ратника Ратибора, ибо торговался он достаточно нестандартно.
Следующий желающий прорваться без очереди через царевича вид имел заносчивый, гордый и ехал не просто так, а с кучей челяди и охраной из десяти человек, сопровождавшей подводы, груженные золотом и самой разнообразной снедью. Судя по шапке, очередной внеочередник был шишкой немалой. Шапка на нем была боярская. Чем-то чванливый юнец напоминал Елисею постоянного члена Государственной Думы боярина Свиньина. Такой же толстый, с заплывшими поросячьими глазками и вечно жующий. В руках недоросля, покачивающегося в седле, был солидный копченый окорок, в который он вцепился зубами. Впереди кавалькады шествовал мрачный старик с хищным крючковатым носом.
— Тиун, — тихо ахнул впереди Елисея дед Никишка. — И тут от тебя некуда деться, кровопивец.
Тиун оценивающе окинул взглядом спину царевича.
— Держи, служивый, — похлопал он его по плечу, — выпьешь в ближайшем кабаке за здоровье боярина Свиньина и его любимого сыночка.
Елисей обернулся. Тиун протягивал ему мелкую серебряную монету. В глазах царевича замерцали озорные искорки.
— Благодарствую, отче, непременно выпью, — отвесил он земной поклон, с почтением принял подношение и невозмутимо развернулся к нему спиной.
— Номерочек-то отдай, служивый… — постучал костяшками пальцев по спине «дружинника» старик.
— Зачем? — сделал удивленные глаза Елисей, разворачиваясь обратно.
— Как зачем? — начал закипать тиун. — Ты деньги взял?
— Взял, — не стал спорить Елисей. — Дай бог здоровья твоему хозяину. Ежели от себя подкинешь, я и за тебя выпью.
Тиун автоматически кинул царевичу еще одну монетку, потом, опомнившись, метнулся, надеясь перехватить ее на лету, но было поздно. Елисей уже клал ее в карман.
— Спасибо, отец родной!