— Император Павел Второй посадил её в тюрьму… мы не говорили, потому что переживали за тебя…
— И как? Помогло? — вздохнула Минами и отошла на два шага назад. Потеряв опору, Оливия рухнула на колени и схватилась за голову:
— Ай… я что-то сейчас сказала? Блин… голова раскалывается…
— В смысле? — Минами с беспокойством присела рядом с ней: — Ты рассказала про Княжну. Что её посадили в тюрьму…
— Эмм… Правда? Видимо, я потеряла сознание от стресса… Ох, блин! Минами, ну прости, что не сказала раньше. Серьезно! Я трясусь из-за тебя больше, чем из-за себя. Пойми…
— Я понимаю… Прости меня… — девушка обняла подругу: — Я просто сама ещё не отошла…
— Конечно! На тебя столько обрушилось… Не волнуйся, милая! Я в любом случае тебя не брошу. И все остальные тоже скоро вернутся! Вот увидишь. А может… Может хочешь вкусняшек? Или… Точно! Давай музыку? Ты же любишь у нас музыку, да? — Оливия поднялась и нажала на кнопку на бумбоксе: — Вот увидишь! Попсятина быстро приведет тебя в чувство!
Из динамиков тут же полилась ритмичная музыка… Под такую обычно выплясывали в ночных клубах. И несмотря на динамичную мелодию, Минами больше понравился голос. В нём чувствовалась боль и адские духовные страдания… Девушка пела о своей неразделенной любви:
— … забрал моё сердце, и ты сделал это, всего лишь открыв свой рот. Моя любовь, словно вулкан, тут же выплеснулась наружу… И самое худшее, что каждое твоё сладкое слово — пустое, по сути. Всего одно единственное слово, и я запала…
— Какой красивый голос! — очарованно произнесла Минами: — Кто это поёт?
А таинственная незнакомка тем временем перешла к припеву:
— Я верю в свои чувства! Я живу лишь только твоим сладким "ничем"… И пытаюсь надеяться, хотя надеяться не на что! Я наслаждаюсь твоим сладким "ничем"… И вновь обжигаюсь… Мне больно любить, когда ты даешь мне облизать лишь своё сладкое "ничто"… Сладкое "ничто"… И вместо обещаний, ты вновь дал мне лишь сладкое "ничто"!
— Эмм… — Оливия с удивлением взглянула на Минами: — Не узнаешь свой собственный голос?
— Это я?!
— Да. Одна из песен, которые ты записывала вместе с Ичиро у него дома.
— У Ичиро дома?! — по телу Минами прошла дрожь: — Я правда записывала песни у него дома?!
— Ага… Классно вышло, не находишь?
— Но… Такое ощущение, как будто я пела не чужой текст, а изливала свои чувства…
— О, да! — Оливия с пониманием похлопала Минами по плечу: — Этот мерзавец обожает играть с чувствами. В этом он весь! Дает сладкое "ничто", а ты, как дура ведешься на его слова… Ездок по ушам он ещё тот!
— Нет. Ичиро рыцарь, а не ездок по ушам. — нахмурилась Минами: — Или ты что, тоже чувствуешь к нему странное покалывание?
— Я ничего не чувствую. Я выбросила сердце уже давно… А вот насчет твоих покалываний… — Оливия с сожалением посмотрела на Минами, но вдруг резко улыбнулась: — Я надеюсь, что у тебя всё будет хорошо.
И что она опять скрыла? Нет, Оливия хорошая девушка, но эти её тайны начинали серьезно надоедать…
Российская Империя — самая могущественная и непобедимая страна в этом мире показала нам одну из своих жестоких сторон. А именно, после того, как Кенг высадил нас на берегу в мысе Рудака, я почувствовал адский холод.
На самом деле температура была не очень низкой… проблема была в пронизывающем ветре! В Японии такого никогда не встретишь… Только здесь, на острове Сахалин ты можешь почувствовать всю мощь ледяной стихии.
— Долго там ещё? — поинтересовался я, помогая перегружать ящики с оружием и КАВ: — А то чувствую, у меня девчонки так точно застынут!
— Не переживайте, Босс. Тут недалеко. Нам всего лишь нужно добраться до станции Паулюса, а там нас встретит Мизурин.
— А это ещё, что за фрукт?
— Мой старый приятель. Сослуживец. Торчит мне услугу. Ничего особенного, но ему я доверяю. — ответила Дубровская, закрывая тент грузовика: — Всё положили?
— Так точно! — отрапортовал Давид.
Благо, что до станции Паулюса добрались быстро. Буквально за 20 минут. Старые грузовики "Як-5502" отдаленно напоминали отечественные "ГАЗ-52" из моего старого мира. Только кузов был выполнен в более элегантном стиле. Любили аристократы всюду вносить нотки, чего-то эстетичного и… я бы даже сказал — совсем не присущего для конечного продукта. Вот так же и тут — этакая помесь "ГАЗ-52" и какого-нибудь винтажного "Кадиллака".
Хрустя старой механической коробкой и подвывая двигателями, грузовички подвезли нас к здоровому военному эспайдеру. "Сибирский ветер" — прочитал я название на вытянутом фюзеляже. А что? Вполне символично!
Снаружи нас ждал невысокий радостно улыбающийся мужчина, одетый в классический комбинезон пилота. Блин… вот глядя на таких ребят, несмотря на их возраст и прочее, невольно думаешь — вечный мальчишка! Серьезно, из его глаз так и искрила молодость и даже легкие нотки озорства. Как будто он сейчас тыкнет Дубровскую в нос, отмочит нелепую шутку и убежит весело хохоча!
— Лейтенант! — улыбнулась начальница СБ и распростерла руки.
— Камрад! — обрадовался Мизурин и подлетев к женщине, тут же уткнулся ей в живот. Ну, вот точно — сорокалетний пацан: — Как я рад тебя видеть! Господи… Как же без вас всё стало тоскливо! Блин, вот серьезно… Этот проклятый Меньшиков совсем страх потерял! Эксплуатирует нас, как ездовых собак!
— Ладно… По дороге расскажешь. Открывай люк.
— А у вас много? — Мизурин заглянул за спину Дубровской и обреченно вздохнул: — Блин, "Синичка" у меня немного на пенсии…
— Ой, да брось! Там всего несколько ящиков, да наш отряд. Неужто не поместимся в бомбовоз?
— Но-но! — Мизурин поднял указательный палец вверх: — Вот ещё… "Синичка" уже давно не бомбовоз, а мой семейный "автомобиль".
— Ой, да… Не хвастай! Открывай люк!
Как только металлические створки открылись и запустили в салон снег с морозным ветром, мы вновь повторили процедуру погрузки. Вот смотрел я на Голди, Лили, Руби, Грейс и Айрис, а в голове во всю играло — "Грузчик! Грузчик! Парень работящий! Грузчик! Грузчик! Прет, кладет и тащит…"
Как только "Синичка", которая больше напоминала бройлера-переростка, взмыла ввысь, Дубровская и Мизурин тут же уединились в кабине пилота, и о чем-то мило шушукались. Честно, для меня начальница службы безопасности была… Ну, не сказать, что прям таки бесполой, но что-то около того. Есть такой тип строгих женщин, о которых невозможно думать… ну, как о женщинах! В них нет ни грамма женственности и очарования. Они были полностью преданы своей профессии… Или же стали заложниками собственных комплексов. Я не психолог, поэтому точно сказать не могу. Так вот, вечно хмурая и очень взрослая Дубровская, которая была образцовой начальницей СБ… сейчас превратилась в молоденькую и милую девочку. Ей же вроде под полтиник? Или как-то так? Но сейчас… благодаря улыбчивому сорокалетнему пацану за штурвалом, она сама превратилась в девчонку.
— А… Это? — я вопросительно взглянул на Давида.
— Оу… Ты про эту сладкую парочку? Да, всё так. Но… одновременно и не так. — почесав затылок, ответил парень. Девчонки, услышав намеки на скандальную тему, тут же скучковались вокруг зомби.
— Если не так и не так, то как? — переспросил я.
— В общем-то, Мизурин, будучи молодым сержантиком, был дико влюблен в Дубровскую. — Давид вытащил искусственный глаз, побрызгал на него антисептиком, и вставил обратно: — Но она у нас законченная карьеристка! Однако Мизурин о-очень хорош на язык. Может уболтать любую девчонку. Серьезно, даже я им восхищался! Но вот Дубровская не из того теста… Воротила нос от него и всё тут. Но как только Мизурин встретил нашу Ксю… О, божечки, что началось!
— Ксю? — девчонки аж подались вперед от любопытства.
— Ксюша Ливанская — заместитель руководителя отдела внутренней разведки в Инстанции. Занималась сопровождением разведчиков среди металюдей… В общем, умница, красавица и фигурка у неё… Хе-хе… Бо-ой! — протянул Давид, хитро усмехнувшись.
— И что там с этой Ксю?
— Ну… Они с Дубровской с самого начала были в холодной войне. Наш руководитель неоднократно намекал, что Дубровская — собака хорошая! Этакая эталонная немецкая овчарка. И зубы крепкие и шерстка густая. Не линяет и не воняет… Но у всего есть срок годности. Даже у специалистов. А Дубровская, спешу напомнить — карьеристка. Причем законченная! И проработав столько лет на Папу Пашу, её начальник говорит, что Ксюша моложе, сильнее и умнее. Вот у Дубровской крышу по этой теме и сорвало. Овчарки буквально сцепились, но… это было на расстоянии. То есть в режиме холодной войны. И тут на поле битвы появляется Мизурин! Он и так и сяк уламывал Дубровскую… обещал ей звезды с неба… Райскую жизнь! А она, вроде как… наверное, и не против была. Да боялась, что дикая страсть Мизурина попортит то, к чему она стремилась столько лет. А мужик, каким бы упертым романтиком он ни был — рано или поздно устает стучаться в закрытую дверь. Поняв, что наша гордая старая овчарка ни в какую ему не сдастся… Мизурин ушел в запой. На два месяца. Долго его родственники вытаскивали, но… тот в депрессии! Такая вот злая безответная любовь… А Ксю девка нормальная. Она знала, что такого мужика терять нельзя. Вытащила его под видом обычного друга из запоя, обласкала, очаровала и… Вот у них уже свадьба! Счастливая семья. Трое детей и домик в Крыму. Ну не сказка-ли, а?
— Я не понимаю… Если Дубровской было наплевать, то с чего вдруг она сейчас превратилась в девочку?
— Не наплевать. — усмехнулся Давид: — Когда Дубровская узнала, что Мизурин сделал Ксю предложение — она разнесла мой кабинет к чертовой матери! А я тогда был неопытный… ученик, можно сказать.
— Это тогда тебя… — я указал на глаз.
— А! Не… с глазом, это я сам виноват. Не к теме это… Так вот, Дубровская разнесла весь кабинет и хотела ехать к Графу Хвоину, чтобы тот дал ей самое опасное задание, но… пронесло. С тех пор Дубровская очень неровно дышит к Мизурину, а Мизурин, что? Тоже неровно дышит к Дубровской.