Наутро, когда мы с Джорджем собрались гулять во двор, ярко сияло солнце. Джордж при свете чувствовал себя смелее и кинулся прямиком к Бачку.
– Мяу! – закричал он.
Бачок от неожиданности выронил добычу – здоровенную мышь, а может быть, даже крысу. Джордж отпрыгнул, крыса метнулась к нему, и я не успел вмешаться, но Бачок тут же ухватил ее и отшвырнул прочь.
Я стал утешать Джорджа, а Бачок сказал:
– Она чуть до тебя не добралась.
– Кто это был? – вытаращив глаза, спросил Джордж.
– Мелкая крыса. Они довольно невкусные, но моя работа – не подпускать их к ресторану.
– А что они делают? – спросил Джордж.
– Хороший вопрос. В основном жрут отбросы и разносят заразу.
– Значит, они еще хуже, чем собаки?
– Не совсем, но и не лучше.
Меня радовало, что Бачок так терпеливо ему отвечает.
– Пап, Бачок, а знаете, мне хотелось на нее прыгнуть, прямо что-то внутри зашевелилось.
– Охотничий инстинкт, – объяснил Бачок. – Кошки охотники от природы, у тебя это в крови.
– Пап, а ты тоже охотник? – спросил Джордж.
Мы с Бачком переглянулись.
– Видишь ли, Джордж, я охоту не люблю. Одно время приходилось этим заниматься, я тебе когда-нибудь расскажу, но теперь я стараюсь держаться в стороне.
Я увидел, что Бачок посмеивается, но возражать мне он не стал.
– А мне можно? – спросил Джордж.
– Пойдем, я тебя научу, – предложил Бачок. – Но, сказать по правде, у меня такая работа, а домашним кошкам незачем забивать этим голову.
– Спасибо! Можно, пап? – Джордж посмотрел на меня с надеждой.
– Ну конечно, Джордж.
Я вернулся на крыльцо и стал смотреть, как мой малыш охотится с Бачком. У него сразу получилось лучше, чем у меня. Вот такой у меня гениальный сын.
– Что, Алфи, – спросил Бачок, когда мы втроем расселись на прогретом солнцем крыльце, – как поживает твое разбитое сердце?
– Сейчас ты напомнил, и я чувствую, что еще побаливает, – я кивнул на Джорджа: – Он меня постоянно отвлекает, может быть, Клэр этого и добивалась. Но иногда все равно тоска берет. Я до сих пор гадаю, чем занимается Снежка… – я грустно посмотрел в небо, сам не зная почему.
– Я на этот счет думал в прошлый раз, когда ты приходил, – сказал Бачок. – Ты как будто всем, кого любишь, отдаешь кусочек своего сердца, и некоторые остаются с тобой, другие нет. Но фокус в том, Алфи, что сердце у тебя большое и кусков на всех хватает.
От этих слов я расчувствовался и вспомнил всех близких, кто забрал с собой кусочки моего сердца: Маргарет, Агнесс и Снежку. Я решил, что Бачок прав.
– Мудрые вещи говоришь, хоть ты и дикий кот, – растроганно ответил я.
– Ну, так я тебе друг.
– А я ничего не понял, – сказал Джордж, растерянно глядя на нас.
– Вырастешь – поймешь, – ответили мы хором.
Мы прекрасно провели время с Бачком, и я рассказал ему про кошек со столбов. Говорить о них при Джордже мне не хотелось, чтобы его не пугать, поэтому я выбрал время, когда он отвлекся.
– Занятно, – сказал, помолчав, Бачок. – Что это у них творится? Вряд ли они дружно решили свалить из дома.
– Вот и я так думаю. Мне, как обычно, хватает забот с людьми, но эта история тоже начала меня беспокоить. Вдруг самые плохие подозрения верны и все здешние кошки в опасности? На Эдгар-Роуд никто не пропал, но пропадают по соседству, и мне неуютно.
– А знаешь, Алфи, давай-ка я поспрашиваю.
У Бачка была невероятная сеть знакомых кошек, они были в курсе всех событий и уже выручали меня раньше.
– Я буду тебе очень благодарен.
Я по-прежнему не знал, что происходит с кошками со столбов и надо ли этим заниматься, но, если Бачок наведет справки, вреда точно не будет.
Когда мы вернулись в дом, Томаш увел детей обедать, чтобы они не мешали Франческе складывать вещи. Мы с Джорджем вслед за ней зашли в ее комнату, где на кровати лежали два чемодана, большой и поменьше.
– Насколько проще собирать ребят, чем собираться самой, – вздохнула она и начала укладывать в большой чемодан одежду.
– Мяу, – сказал я, не отходя от нее. Я прошел за ней к шкафу, а потом обратно; она взяла оттуда целую охапку вещей.
– А где Джордж? – спросила она.
Я огляделся: его не было. Что за наказание, опять прятки. Я стал обходить комнату, а Франческа убирала одежду в чемодан, как вдруг из него все разлетелось.
– Ай! – закричала Франческа. Из чемодана выскочил Джордж. – Как ты меня напугал!
Потом она засмеялась, Джордж замурлыкал от удовольствия, а я обрадовался, что он нашелся, хоть и раскидал вещи. После этого он непрерывно залезал в чемодан, словно придумал себе новое развлечение. В конце концов Франческа закрыла нас обоих в гостиной со словами, что иначе не успеет собраться до прихода детей. Я отругал Джорджа, хотя и понимал, что он просто играет: мне хотелось побыть с Франческой.
– Ну вот, вещи собраны, – сказала она, вернувшись в гостиную, закрыла за собой дверь и устало опустилась на диван. – Котенка, все равно что маленького ребенка, не пустишь куда попало.
Я замурлыкал в знак согласия и вскочил к ней на колени.
– Я буду без тебя скучать, Алфи. Конечно, уеду всего на несколько недель, но мы с тобой за все наше знакомство так надолго не расставались, – сказала она, гладя меня и почесывая за ушами, – это мне очень нравилось.
Я крепче к ней прижался и подумал, что про мужа она, наверно, тоже не забудет. Она словно прочитала мои мысли:
– И без Томаша мне будет грустно, разумеется. Но я его и так почти не вижу, он весь в работе. Я ему говорю, что надо больше времени проводить дома, ребята так быстро растут.
Я мяукнул: да, дети растут быстро. Даже Джордж, кажется, рос не по дням, а по часам. Иногда я прямо-таки не узнавал своего котенка.
– Ты, наверно, оглянуться не успеешь, как мы вернемся, но, если нам больше не удастся поболтать, я тебе желаю всего хорошего, – Франческа поцеловала меня в затылок. Наедине она много со мной разговаривала. Мне нравилось думать, что я один из ее ближайших друзей – а у меня таких доверенных близких столько, что и не сосчитать.
– Мама, мама, смотри, мы купили обед с сюрпризом! – в гостиную вбежал маленький Томаш с коробкой. – В нем игрушка!
– Вы что, были в «Макдоналдсе»? – удивилась Франческа.
– Мам, мы попросили, чтобы папа нас сводил, а то все наши друзья там бывают, а мы нет, – сказал Алексей. Он казался встревоженным; со своим чувствительным характером он не любил ссоры.
– Балует вас папа. Там вредная еда, но ничего, один раз не страшно. Томаш, я так понимаю, это было в виде исключения?
– Да, любимая, я бы их куда угодно повел. Как же мне без вас будет грустно, – невесело ответил он.
– Мы тоже будем скучать, – Франческа обращалась к мужу теплее, чем в последнее время, но я не знал, искренние это чувства или потому, что дети слышат. – Зато мы будем есть полезную еду, а не всякую гадость.
– Пиццу? – спросил маленький Томаш.
– Я же сказала «полезную», – засмеялась Франческа.
– Пиццу с овощами? – предложил Алексей, и засмеялись все.
Прошел остаток выходных. Алексей с братом соорудили для Джорджа прекрасное развлечение: полосу препятствий с туннелями, трамплинами, мячиками и машинками. Они засекали время, за сколько Джордж ее пройдет, а он наслаждался вниманием, как, впрочем, и всегда. Без происшествий тоже не обошлось: Джордж застрял в одном из картонных туннелей. Его подталкивали, пихали, подбадривали и наконец вытащили невредимым.
Франческа тоже повеселела, а Томаш оставался с нами – из чего я сделал вывод, что на самом деле ему не обязательно все время проводить в ресторане.
Вечером мы попрощались. Это было грустно, я заранее скучал без всех, особенно без Бачка, который опять меня выручил – решил заняться загадкой кошек со столбов. Пусть я сильнее всех привязался к Алексею, при мысли о разлуке с маленьким Томашей и Франческой мне тоже становилось тоскливо. Каждый из них увозил в Польшу кусочек моего сердца. Но я очень, очень надеялся, что они скоро привезут их обратно.
Глава 21
Когда большой Томаш привез меня и Джорджа домой, у нас сидела Полли. Мэтт с Джонатаном ушли в бар. Мэтт до сих пор не нашел работу, и Полли опасалась, что он все еще подавлен. Клэр решила, что им с Джонатаном не помешает развеяться.
Мы усадили малышей смотреть мультики. Клэр сказала, что телевизор в качестве бесплатной няни многие не одобряют, но пусть против него возразит хоть одна нормальная мать. Все дети хотели подержать Джорджа, поэтому пришлось установить очередь. Джордж не возражал, чтобы его передавали с рук на руки, он, как всегда, был рад вниманию. Полли, Клэр и я сидели на кухне: все двери оставили открытыми, чтобы слышать детей, но получили хоть какую-то возможность спокойно поговорить.
– Как дела с Мэттом и на фирме? Я тебя, кажется, сто лет не видела, – сказала Клэр.
– Это из-за работы. Там хорошо, но, честно говоря, я бы хотела уходить пораньше. Но не могу, потому что других денег нет, а у меня сейчас два больших проекта. Оба, разумеется, надо сдать вчера, и я почти каждый день задерживаюсь допоздна. Детей, по-моему, вообще не вижу, а когда вижу, у меня ни на что нет сил, и я позволяю им тупо уткнуться в телевизор.
– В смысле, как я сейчас? Полли, ты зря себя ругаешь, тебе нужен отдых. Мы с тобой не такие уж плохие матери, ослабь свои невозможные требования.
– Ты права. У меня есть дурная привычка себя грызть, но знаешь, как бывает: трудно не чувствовать себя виноватой.
После рождения Генри Полли страдала от депрессии; ей казалось, что она не справляется, и я знал, что она до сих пор по этому поводу переживает. Но я каждый день видел, какая она прекрасная мать.
– Но хоть работа тебе нравится?
– Не то слово. И нравится, что меня там ценят. Стыдно сказать, но я ужасно горжусь собой. Не хотела бы снова оказаться без работы, вот только не знаю, что будет дальше. Я надеюсь, что Мэтт куда-нибудь устроится, но не потому, что не хочу работать – очень хочу, – а потому, что ему трудно столько времени сидеть дома. Нет сил смотреть, как он себя изводит.