— Но как же мне это сделать?
— В помощь тебе нужны христианский священник и христианская дева. Священник совершит обряд изгнания нечистой силы, девушка коснется сундука Соломоновой печатью. Сделать это надо ночью. Но только помни: дело это нешуточное и не под силу рабам плотских похотей. Священник должен быть Cristiano viejo, образцом праведности, и перед тем как явиться сюда, ему надо умерщвлять плоть суровым постом ровно сутки, а девица должна быть безупречна и не подвластна искушениям. Немедля пустись на их поиски. Через три дня конец моему отпуску: если на третьи сутки до полуночи я не буду избавлен, то останусь нести караул еще на сто лет.
— Не бойтесь, — сказал студент. — У меня есть на примете как раз такой священник и такая самая девица. Но как мне снова проникнуть в эту башню?
— Соломонова печать отверзнет ее перед тобою. Студент вышел из башни куда веселей, чем вошел, и стена
сомкнулась за ним наглухо.
Наутро он смело постучался в особняк падре — он ведь теперь явился не как студент-попрошайка, у которого, кроме гитары, за душой ничего нет, а как посланец из мира теней, хозяин зачарованных сокровищ. На чем они договорились, неизвестно, но достойный падре тут же возгорелся рвением спасти старого бойца за веру и сундук царя Чико из когтей сатаны: сколько милостыни можно раздать, сколько храмов построить, сколько бедных родственников облагодетельствовать, заполучив эти мавританские сокровища!
Что до непорочной служанки, то она согласна была приложить руку к святому делу, — а большего от нее и не требовалось; и если судить по двум-трем робким взглядам, то посланец тьмы очень выиграл в ее скромных глазках.
Главной препоной оказался пост, которому добрый падре должен был себя подвергнуть. Он пробовал дважды, и дважды плоть одолевала дух. Только на третий день ему удалось устоять перед искушением кладовой, но оставалось сомнение, дотерпит ли он до того, как рухнет заклятие.
Поздно вечером троица пробиралась ложбиной при свете фонаря, с собою у них была корзинка съестного, чтобы посрамить голодного беса, когда все прочие изыдут к черту на кулички.
Печать Соломона отворила им башню. Воин дожидался их, сидя на заколдованном сундуке. Обряд изгнания был завершен честь по чести. Девица выступила вперед и коснулась запоров сундука Соломоновой печатью. Крышка откинулась — и какая россыпь золота, украшений и драгоценных каменьев ослепила им глаза!
— Хватай, кто сколько может! — радостно заорал студент, набивая карманы.
— Спокойно, всем поровну! — остерег воин. — Вытащим сундук целиком и поделимся.
И они изо всех сил принялись тащить сундук, но он не поддавался: тяжесть была неимоверная, и за столетия он вдавился в камень. Пока они тужились, добрый пастырь уселся в сторонке и взял в оборот корзину, чтобы изгнать голодного беса, ярившегося у него в желудке. Он вмиг уплел жирного каплуна, разом глотнул полбутылки отменного вальдепьянского и взамен затрапезной молитвы от души чмокнул в самые губки свою возлюбленную овечку, которая ему прислуживала. Сделано это было в укромном уголку, но болтливые стены разнесли эхо со злорадным торжеством.
Никогда еще невинный поцелуй не кончался таким грохотом. Воин испустил ответный вопль отчаяния; наполовину поднятый сундук бухнулся на место и снова заперся. Священник, студент и девица очутились снаружи, и стена башни сомкнулась с громовым раскатом. Увы! Добрый падре слишком рано прервал свой пост!
Короче, соборный колокол прозвонил полночь, заклятие вступило в полную силу: солдат был обречен караулить еще сто лет и сидит над сокровищем и поныне — и все оттого, что чадолюбивый падре поцеловал свою служанку.
— Ах, отец, отец! — сказал студент по дороге через овраг, горестно покачав головой. — Боюсь, что поцелуй ваш был не без греха!
На этом достоверные сведения обрываются. По слухам, однако, студент вынес в карманах достаточно на первое обзаведение, и дела его, говорят, пошли на лад, а почтенный падре отдал ему в жены свою возлюбленную овечку, чтобы загладить проступок в погребе; непорочная девица стала из примерной служанки примерной супругою и народила мужу кучу детей. Особенно удался их первенец: он хоть и появился на свет через семь месяцев после свадьбы, но был крепче и толще всех прочих, даром что недоношенный. Остальные родились в положенные сроки.
История о зачарованном страже остается излюбленным гранадским преданием. Правда, рассказывают его по-разному: простые люди, например, говорят, что страж каждый год накануне Иванова дня стоит под исполинским фанатом у моста через Дарро, но увидеть его можно, только если раздобыть кольцо с печатью Соломона.
Послесловие к «Зачарованному стражу»
Есть древние испанские поверья о глубоких пещерах, в которых либо сам дьявол, либо его доверенные ведуны обучали чернокнижию. Особенно славилась пещера в Саламанке.
Дон Франсиско де Торребланка[138] упоминает о ней в первой книге своего труда о магии, гл. 2, § 4. Рассказывают, будто дьявол выступал там оракулом, отвечая пришельцам на их роковые вопросы, подобно как в знаменитой пещере Трофония[139]. Дон Франсиско хоть и приводит эти рассказы, но сам им не верит: ему положительно известно, что в этой пещере тайно преподавал черную магию некий пономарь, по имени Клемент Потоши.
Падре Фейхоо, который навел основательные справки, сообщает, что, по народному разумению, наставником был дьявол самолично; зараз он брал семь учеников, и один из семерых, по жребию, должен был предаться ему душою и телом. Однажды по завершении курса наук жребий пал на молодого маркиза де Вильена, которому удалось надуть нечистого и подсунуть ему вместо тела свою тень.
Дон Хуан де Диос, университетский профессор-латинист начала прошлого века, излагает эту историю, якобы по старинным манускриптам, следующим образом. Заметим, кстати, что он сильно поубавил в ней сверхъестественного, а дьявола изгнал вовсе.
Что касается истории о пещере святого Киприана, пишет он, то нам удалось удостоверить лишь одно: на том месте, где сейчас посреди маленькой площади, прилегающей к Карвахальской семинарии и носящей ее имя, стоит каменный крест, была некогда приходская церковь Святого Киприана. Двадцать ступеней вели в подвальную ризницу, просторную и сводчатую, как пещера. Здесь пономарь преподавал во время оно[140]магию, астрологию, геомантию, гидромантию, пиромантию, акромантию, хиромантию, некромантию и тому подобное.
Манускрипт сообщает, что однажды в ученики пономарю напросились за немалую плату сразу семь студентов. Они кинули между собой жребий, кому платить за всех, и уговор был таков, что неплательщик остается запертым в ризнице, пока не выложит все, до последнего грошика. Так и повелось.
Как-то жребий пал на Энрике де Вильена[141], тезку своего отца — маркиза. Он приметил, что дело нечисто, и, заподозрив, что к мошенничеству приложил руку сам пономарь, платить наотрез отказался. Его заперли в этом преддверии ада. Случилось так, что в углу ризницы стоял кувшин для воды, громадная посудина, растрескавшаяся и пустая. Юноша исхитрился залезть туда с головой. Пономарь со служкой принесли ему на ночь свечку и ужин. Отперши дверь, они увидели, что в подвале никого нет, лишь на столе раскрыта книга заклинаний. Они в испуге бежали, забыв запереть за собой, и Вильена спокойно вышел из заточения. Пошел слух, что он перекинулся невидимкой. Теперь читателю известны обе версии, пусть сам выбирает. Замечу лишь, что старожилы Альгамбры склоняются к версии сатанинской.
Энрике де Вильена жил и благоденствовал во времена короля Хуана II Кастильского[142], которому доводился дядею. Он прославился познаниями в естественных науках и в те невежественные времена, разумеется, прослыл чернокнижником. Фернан Перес де Гусман[143] в своих рассказах о людях именитых признает за ним великую ученость, но сетует на его пристрастие ко всяческой ворожбе, толкованиям снов, символов и знамений.
По смерти Вильены библиотека его перешла к королю, и его упредили, что в ней уйма колдовских книг, которые читать не должно. Король Хуан повелел скопом отвезти ее на рассмотрение к некоему достопочтенному прелату. Тот был не столько учен, сколько набожен. Одни книги оказались по математике, другие — по астрономии, с чертежами, диаграммами и планетными знаками, третьи — по химии и алхимии, с мудреными иностранными словами. На взгляд благочестивого прелата, все это было сущее чернокнижие, и книги предали огню, как некогда библиотеку Дон Кихота[144].
На печати вырезаны два равносторонних треугольника, наложенные одни на другой и образующие звезду, вписанную в круг. Согласно арабскому преданию, когда Всевышний предложил Соломону блага на выбор и он избрал мудрость, с неба упал перстень с таким начертанием. В этом талисмане была тайна его мудрости, довольства и величия, оттого и царство его процветало. За прегрешение против целомудрия он уронил перстень в море и тут же стал обычным из обычных людей. Покаяние и молитва вернули ему милость Божию: перстень отыскался в брюхе рыбы, и Соломон вновь обрел небесные дары. Чтоб не потерять их вторично и навсегда, он посвятил приближенных в тайну чудесного перстня.
Таинственную печать, как нам сообщают, святотатственно оскверняли нечестивцы-магометане, до них — арабские язычники, а еще до них — евреи, применяя ее для «сатанинских затей и мерзостного идолопоклонства»