– Это за нами! – послышался злой голос Гоцкало, и Кнуров встрепенулся, глянул на экран. С края пустоши показался джип, переваливавшийся на буграх и ямах. Левее двигались ещё две машины.
– Бежать мы уже не будем! – решила Рита. – Хватит.
– Да что позориться, – пробурчал Сергей, – всё равно ж догонят…
Девушка натянула платье и заозиралась.
– А ты мои трусики не видел?
– Нет… Да чёрт с ними.
– Правда что…
Рита, подобрав подол, соскользнула со стога и принялась отряхиваться, поправлять волосы. Джипы приблизились и остановились. Седоватый мужчина выпрыгнул с переднего сиденья и пошёл вразвалочку.
– Мадемуазель… – сказал он врастяжку. – Вы меня огорчаете!
Он повернулся к насупленному Гоцкало и сделал неуловимое движение рукой – Сергей согнулся в дугу, хватая ртом воздух, а Рита молча бросилась на седого. Тот одной рукой скрутил её и сказал:
– Будем считать это ЧП любовным свиданием, а не побегом. И продолжим наше сотрудничество. Коста! Морис! Поставьте палатки! Нет, там вот, под деревьями! Портос, помоги мне увести наших русских друзей.
В кадр попал плотный, коренастый малый. Скрутил руки Гоцкало за спиной и тычком указал направление движения.
Тимофей медленно поднялся. Постоял и двинулся к вертолёту. Останови его сейчас и спроси, что он делает, Кнуров вряд ли сумел бы ответить. То ли обида на весь белый свет вела его, то ли потеря девушки так на него повлияла, а только Тимофей в тот момент соображал плохо. Но действовал быстро. Он натянул на себя силикетовый спецкостюм, прихватил «дюрандаль» и пошагал на запад – идти ему было минут двадцать от силы.
Он шёл быстро, перескакивая через ямины, вспрыгивая на бугры. И ни разу не оглянулся на вертолёты с обвисшими лопастями, на спецкоманду, ждущую его сигнала.
Продравшись сквозь кусты, Тимофей выбрался к лагерю – три палатки в куче, рядом джипы и костерок. На огне кипит котел, Коста нагибается над ним, берёт пробу ложкой, дует, чмокает, задумчиво оценивает вкус.
Кнуров оглянулся – никого и двинулся к палаткам. Он ступал неслышно, пригибаясь за кустами и хоронясь за стволами деревьев, и вышел прямо к надутым тентам. В каком из них Рита? Он опустился на корточки и стал прислушиваться. Тут-то его и взяли. В какую-то секунду он лишился автомата, а лицо сунулось в палую листву.
Послышалась команда на французском, кто-то грубо перевернул Тимофея лицом вверх.
– Ах, вот кто к нам пожаловал! – радостно воскликнул седой. – Месье Кнуров! Какая встреча! Надо же, все вершины треугольника в сборе.
В средней палатке охнули, и Тимофей понял, где прятали Риту.
– Отпустите девушку, – мрачно сказал он. – Что вам, нас двоих мало?
– Мало, – серьёзно сказал седой и тут же добавил в речь галльской лёгкости: – Нам без неё будет скучно!
– Вас же всё равно схватят, – пожал плечами Кнуров, – зачем же наглеть? Суд бы учёл смягчающие обстоятельства…
– Ах, Тимофей, Тимофей… – покачал головой седой. – Все русские – странные люди. Они терпеть не могут спецслужбы, но чуть что – начинают ими пугать! Ладно… Коста, вызов прошёл?
– Oui! – откликнулся костровой.
– Время, время! – озабоченно проговорил седой и прислушался. – Ага!
Он довольно потёр руки и стал глядеть в небеса. А там ширился и рос рёв, пока не перешёл в адский режущий свист. Из-за кромки леса выплыл странного вида летательный аппарат, похожий налетающую тарелку, завис над пустошью и стал опускаться. В выпуклом днище открылись лючки, высунулись телескопические опоры, коснулись земли, сжались, принимая вес, и рёв утих.
– Быстро грузимся! – скомандовал седой. – Портос! Арамис!
Названные кинулись к средней палатке и вывели Риту и Гоцкало. Девушка оборачивалась к Тимофею, пыталась что-то сказать, но дюжий Портос мало этому способствовал. Седой поволок Тимофея. Всех троих запихнули в тесный отсек с голыми стенами и надувным матрасом на полу, и откинутый трап поднялся, запирая узкий проём. Только маленький круглый иллюминатор пропустил луч света, вытянутым овалом лёгший на исшарканный металлический пол.
– Это ракетоплан! – подал голос Гоцкало. – Экспериментальная модель. Как они её, интересно, выцарапали?
– Деньги… – пожала плечами Рита, не поднимая склонённой головы.
Тимофей не знал, что сказать. Пробормотал только:
– Вот же дурак я… Надо было вертолёты поднимать на захват, а я сам припёрся… Как дурак!
Ефимова всхлипнула и заплакала. Гоцкало дёрнулся её утешать и остановился, взглядывая на Кнурова. Тот дёрнул рукой: чего ты, дескать? Утирай любимой слезы, я тут третий лишний…
За стенами взревело, отсек зашатался. Тимофей приник к окошку и увидел рушившийся вниз лес, а за лесом – поднимавшиеся вертолёты. Он обрадовался поначалу, но быстро понял беспричинность радости – ракетоплан заскользил над лесом на такой бешеной скорости, что никакому вертолёту не догнать.
Поверхность земли отдалилась, вокруг замельтешили облака, и вот уже ровное облачное поле, залитое солнцем, взбугрилось понизу, словно богатый урожай хлопка. Потом пошли разрывы, они ширились, пока облачность не исчезла вовсе.
Внизу проносилась земля, похожая на топографическую карту – узнавались дороги, кварталы городов, нарезанные квадратами и трапециями поля – одни из них желтели, другие зеленели или шли бурыми пятнами. Курчавыми моховищами гляделись леса, реки казались гнутыми зеркальными полосками, отражавшими небо.
– Куда мы летим?! – прокричала Рита.
– Не знаю! – проорал в ответ Кнуров. – Куда-то на юг!
– А?!
– На юг!
Шатаясь, он отошёл от двери-трапа и плюхнулся на матрас. Гоцкало подвинулся, но Рита осталась сидеть посередине, и Сергей потихоньку вернулся на старое место. Кнуров с новым ощущением – смущения и неловкости – притулился к тёплому боку девушки, стараясь не смотреть на голые ноги недавней подруги. Сидеть было неудобно, и голову не прислонишь – борт дрожал, и дрожь отдавалась под череп.
Сколько они летели, Тимофей не мог сказать, но спустя какое-то время он почувствовал, что ракетоплан пошёл на снижение – это ему доложили внутренности, захотевшие выпрыгнуть наружу. Он встал и подобрался к окошку. Внизу пролегала степь, а сбоку блестела мелкая вода. Юг Украины? Азовское море?
– Крым! – громко сказал Кнуров. – Я вижу Симферополь! И горы! Я их помню, садились как-то в Аэро-Симфи!
Ракетоплан выполнил разворот и потянул к горам. Степь с клиньями лесочков помчалась навстречу, кренясь и покачиваясь. Потом сливавшиеся потоки трав остановили свой бег, замерли, закружились и поднялись, подхватывая аппарат. Сели!
Минуты не прошло, а трап уже пошёл вниз – Тимофей едва успел отскочить. Седой – руки в боки – мотнул головой: вылезайте!
Кнуров, Ефимова и Гоцкало покинули отсек и сошли на траву. Седой и Портос с Арамисом без особых церемоний оттащили их подальше. Стратосферный ракетоплан завыл, как раненый демон, взлетел и канул в небо.
– Наш путь ещё не закончен, – бодро объявил седой. – Прошу в машину!
Жестом радушного хозяина он показал на лимузин с затемнёнными стёклами.
– Туссен, – сказала Рита, – когда вас поймают, я не сдержусь и дам пинка!
– О, мадемуазель! – воскликнул Туссен. – Пинок такой красивой ножкой доставит мне массу удовольствия!
Тимофей первым погрузился в прохладное нутро лимузина – на улице припекало – и подвинулся, освобождая место для друзей. За Гоцкало и Ритой залезли Портос и Коста, которого иногда называли именем нахального гасконца, попившего кровушки кардиналу Ришелье. Лимузин тронулся, и по дуге рампы-съезда выехал на Главный фривей.
Дорога то шла низиной, то взлетала на эстакаду, пересекая глубокий овраг. Степь да степь стлалась кругом, трамплинами восходя к горам. Их пологие уступы поднялись, зазеленели, сжали боками ленту автострады и расступились, пропуская к морю. А вот и оно, тёплое Чёрное, благодатный Эвксинский Понт! Синий разлив от галечных пляжей и слоистых обрывов уходил за горизонт и пропадал в туманной дымке. С высоты открылся город на берегу.
– Ялта! – узнала его Рита и спросила Портоса с невинной улыбочкой: – Мы что, на купания выехали?
Портос, по-русски ни бум-бум, только расплылся в улыбке.
Лимузин заскользил вниз, следуя серпантину дороги, и въехал на ялтинские улицы. Замелькали стандартные коттеджики, пошли расти этажи отелей и пансионатов. Народу на улицах хватало, но толкучки не было – не сезон.
Остановился лимузин у самого берега, за воротами роскошного особняка – новодела, но выстроенного в стиле девятнадцатого века. Коста молча показал на дверь, щёлкнувшую спущенной блокировкой.
Рита вышла первой, и Тимофей испугался, что её ноги оголятся до талии, демонстрируя наглым французикам плохо загорелую попу. Пронесло…
Во дворе собралась целая толпа, причем все – и приехавшие, и хозяева – оживлённо переговаривались, кто на языке Бальзака и Гюго, кто на родном наречии Диккенса и Голсуорси.
Пленников провели в комнату и угостили завтраком по-европейски: тостики, джем, масло, кофе. Кнуров, перекусивший с десантниками, отказался и передал свою порцию проголодавшимся Рите и Гоцкало.
– Что будем делать? – спросила девушка.
– Ты о нашем положении сейчас? – уточнил Тимофей. – Или о треугольнике?
– Задача о трёх телах… – усмехнулась Рита. – Да, она меня тоже интересует. Давайте раз и навсегда разберёмся с этим!
– Давайте… – сказал Кнуров и пожал плечами. – А чего тут разбираться? – Он вздохнул и добавил: – Я всё видел, правда, не с самого начала… Твои микроинформаторы показали, Сергей.
– Ты разобрался? – и смутился, и обрадовался Гоцкало. – Ну вот, я ж говорил…
– А что толку? – горько сказал Тимофей. – Мы явились на трёх вертолётах, а я все испортил! Герой-одиночка…
– Это ты из-за меня? – тихо спросила Рита.
– Я и сам не знаю… – признался Кнуров. – Но ум мне тогда точно отшибло. И нечего тут решать! Ты любишь его, он любит тебя, и всё. А я третий лишний.
– Тима… – выговорила Рита.