Затем Философская Любовь продолжает наставлять Animus’а и Spiritus’а. Тело в это же время наслаждается хорошей едой в другой комнате. Это опять по-человечески, потому что в средневековых медитативных текстах тело всегда мучили, подавляли и оскорбляли, насколько это возможно, относясь полностью как к врагу. Здесь же тело представлено совсем не как враг, а как бедный парень, который мало понимает и вкусно ест в другой комнате. Он не просто подавлен или отклонен, как и в средневековых трактатах вроде Diligendo Deo, или в трудах святого Хуана де ла Круса и других. Здесь огромная разница в отношении к телу.
Философская любовь: Вы слышали раньше, что меч ангела и первое притяжение были подвешены на дереве на берегу реки, и этот меч является не чем иным, как Сыном Божьим, Спасителем человечества, Христом. Он привлекает проявлением любви, не ругая с помощью аллегорий тех, кто проходит мимо, но привлекая их, как магнит притягивает железо, если только не вмешиваются грязь и сорняки мира.
Людей, которые восхищаются этой рекой, рекой божественной любви, и любовью, которая есть в ней, и позволяют себе быть привлеченными, приводят сюда, как вас, например, и слуги истины принимают их, как вы услышите.
Но прежде чем это произойдет, давайте немного поедим, а затем возблагодарим Бога, что вы пришли сюда. [Далее следует еще одна молитва]. Выпьем из этого колодца, и после того, как вы выпили из колодца любви, вас не должно больше называть Animus [или, скорее, Spiritus] и Anima, и вы не будете больше двумя существами, но одним Mens. [Вот тот момент, где происходит объединение]. Будучи так укреплены, вы сможете противостоять враждебному телу [тело явно снова становится враждебным], и вы должны бороться с ним, пока оно не закончит свой естественный ход, и mens отделится от него. Позже, однако, случится, что тело тоже очистится, а затем снова воссоединится с вами в божественном таинстве. Но как вы должны бороться с телом или какой будет эта борьба, вы услышите лишь позже, когда вы достигнете четвертой степени философского пути — частоты или повторения.
Я немного провожу вас сейчас, а также опишу дальнейший путь. Благодаря помощи частоты или повторения вы придете к замку мудрости, где вы получите пищу даже лучшую, чем вы получили здесь. Здесь я даю вам только молоко, потому что вы еще младенцы. [Это аллюзия на апостола Павла: «как младенцев… я питал вас молоком»[28]. Вино высшего духовного наставления придет позже. Добродетель будет учить вас плодам любви. Позже придет шестая степень умения или действенности, к которой можно прийти только через добродетель, а затем следует седьмая степень, так называемые чудеса, на которой даже муки этого мира станут для вас удовольствием. С этого времени Сам Бог будет вести вас дальше, и все другие спутники оставят вас].
Видимо, после этого Философская Любовь возвращается к Телу, которое закончило трапезу.
Тело: Что тут за смешная компания? [Он видит Философскую Любовь]. Где моя Anima?
Mens: Я здесь, чего ты хочешь?
Тело: Я тебя не вижу.
Mens: Ага, теперь ты, наконец, признало, что ты слепо?
Тело: Но где же дух?
Spiritus: Разве ты не видишь меня? Я стою перед тобой.
Тело: О Боже мой, двое говорят одним ртом.
Mens: Почему нет? Разве ты не помнишь, что я говорил? Что со временем тебе придется бороться только с одним вместо того, чтобы быть одному против двух.
Тело: Что я слышу? Вы не заколдовали ли меня и мои глаза?
Mens: Нет, я никогда не использую никакой магии, я далек от этого, но мы выпили вместе из колодца любви, и потому нам нужно было стать одним. Теперь тебе и вправду не нужно больше жаловаться, что приходится бороться с двумя, потому что мы полностью стали одним: mens.
Тело: А слово mens ассоциируется со многим другим, потому что с него начинаются многие слова: mensa — стол, mensura — мера, menses — месяцы.
Mens: О, если бы ты поставило меру на свой стол и помнило, как мало месяцев дано тебе для жизни.
Тело: Ты говоришь странные вещи. Ты хорошо знаешь, что я не могу жить без пищи.
Mens: Это я знаю точно так же, как и ты, но ты должно знать, что не хлебом единым жив человек.
Тело: Чем же тогда ты питаешься? Я еще не видело тебя за едой.
Mens: Опять ты показываешь свою слепоту.
Тело: Каким образом?
Mens: Я живу каждым глаголом, исходящим из уст Господа.
Тело: О, я хочу жить так тоже!
Mens: У тебя будет возможность сделать это позже, но только после смерти.
Тело: Ты действительно жесток.
Mens: Нет, я обещаю приятное.
Тело: Ты имеешь в виду, что смерть приятна?
Mens: Да, для тех, кто понимает что это такое.
Тело: Тогда, пожалуйста, опиши мне смерть, потому что все ее очень боятся.
Mens: Очень хорошо, но только ты боишься смерти.
Тело: А ты не боишься смерти?
Mens: Ничуть.
Тело: При всей своей мудрости ты просто настоящий сумасшедший.
Mens: Нет, это ты сошло с ума.
Тело: Ну да, я знаю, что все ненавидят смерть.
Mens: Действительно.
Тело: Ну, тогда говори, чтобы я могло понять тебя.
Mens: Ну, я объясню попроще, так чтобы ты смогло понять. Mens человека бессмертен и поэтому не боится смерти, а мужественно преодолевает ее; тело, однако, подвержено смерти, и именно поэтому оно боится ее.
Тело: А откуда ты знаешь, что mens не умирает с телом?
Mens: Я знаю, что все, что рождается из смерти, смертно, но то, что рождается из жизни, не может умереть, а также о том, что то, что между жизнью и смертью, а именно anima, будут сохранено для жизни.
Тело: Ты говоришь совсем неясно.
Mens: Нет, совершенно ясно.
Тело: Хорошо, что такое жизнь?
Mens: Anima тела. Ты помнишь, что anima — это жизненный принцип тела.
Тело: Что же такое смерть?
Mens: Конец жизни.
Тело: Что же, я не стало умнее, чем раньше.
Теперь, если мы критически посмотрим на все это с нашей точки зрения, которая принимает текст в качестве активного воображения, то Дорн (или фигура, которую он представляет) пропускает возможность объединения. Вы видите, что тело действительно очень хочет сотрудничать, и в определенный момент, когда двое, ставшие одним, говорят, что они теперь называются mens, вместо того чтобы бороться или высказывать глупые мнения против mens, оно начинает ассоциировать и говорит: «Mens напоминает мне многие слова, например, mensa — стол, mensura — мера, и menses — месяцы».
Если сейчас мы воспримем это как активное воображение, нам нужно принять эту разумную ассоциацию. Это объединение, кстати, этимологически правильно, поскольку все эти слова действительно происходят из одного корня, и этим тело демонстрирует весьма замечательную мудрость. Во-первых, оно, кажется, знает многое об этимологии слов, а также затрагивает существенные проблемы. Но вместо того, чтобы идти тем же путем и говорить телу: «Да, верно, mensa, menses, mensura, а какие еще ассоциации?» — mens раздражается и говорит: «О, если бы ты поставило меру на свой стол [имеется в виду по отношению к еде] и помнило, как мало месяцев дано тебе для жизни». Затем происходит вся дискуссия о смерти и так далее. Но вы видеть, что Mens здесь по-прежнему нечто вроде эмоционального пропагандиста, и я бы даже сказала, что здесь начинается вражда. Тело не настроено враждебно. Оно начинает пытаться понимать, и если мы попытаемся перевести этот переломный момент обсуждения на наш психологический язык, вы увидите, какой важный поворот здесь пропустил Mens.
Если взглянуть на то, что было написано о религиозной жизни первобытных обществ, кажется наиболее вероятным — по крайней мере, таково было мнение Юнга, которое я разделяю и которое, думаю, со временем будет легко доказать, — что в самых примитивных популяциях, которые еще существуют, религия состоит в основном из определенных ритуалов, которые в значительной степени являются физическими актами: тотемы, еда, танцы и другие виды деятельности, молитвенные жесты и т. д. Ритуал, подобный мессе, состоит из громких молитв и жестов. Человек, вероятно, никак не осознает, что эти ритуалы выполняются в немалой степени так же, как и у животных. Из изучения поведения животных мы знаем, что многие из моделей поведения животных не служат (по крайней мере, никто не может доказать, что служат) какой-либо немедленной утилитарной цели, такой как распространение вида, еда или выживание.
Адольф Портман объясняет эти «ритуалы», как их теперь называют зоологи, тем, что они выражают смысл существования животного. Выполняя их, оно проявляет свое собственное существование или, можно сказать, выражает смысл своей жизни на земле, и даже самые скептические зоологи не смогут найти в них каких-либо дальнейших практических целей. Если не давать животным выполнять такие ритуалы, они болеют и их жизнеспособность падает[29]. Можно считать, что даже на этом уровне уже есть необходимость выражать — давайте использовать выражение Портмана — смысл собственной жизни, без дальнейших практических целей, и очень вероятно, что наиболее оригинальные и наиболее архаичные человеческие ритуалы были аналогичной природы.
Это также причина, почему, углубляясь в историю религии, вы уже не можете отличить игры от ритуалов. История игр, которые до сих пор существуют в примитивных обществах, таких как кубики, бросание кольца на воткнутую в землю палку и все групповые игры и игры с мячом, показывает, что в них играли и ритуально, и одновременно как в игры. В определенной части современной литературы ведется большая дискуссия, хотя мне кажется, что проблема очевидна и совсем не загадочна.