Frequentia, которая прочитала mens и телу длинную проповедь о том, как нужно начать работу в саду опуса, а именно в неком длительном, упорном, терпеливом, постоянном осуществлении осознания того, что у них было прежде.
Образ садовника в алхимии появляется очень часто, и главный садовник в старых текстах — это, как правило, бог Сатурн, как всегда в Средние века, перепутанный с понятием планеты Сатурн. В алхимических текстах есть много старых гравюр, где Сатурн, как старый садовник с деревянной ногой, бродит вокруг и посещает сад, где растут так называемые солнечные и лунные растения или солнечные и лунные деревья. Итак, в ассоциациях средневековья Сатурн означает смиренное, меланхоличное, чрезвычайно интровертное, даже закрытое отношение, отрезанность от всех внешних действий, даже от чувств, и близость к холодности смерти и депрессии.
Михаэль Майер. Symbola aureae mensae. На эмблеме Сатурн поливает землю, из которой вырастают солнца и луны. Чтобы умножить и улучшить Материю мудрецов, превращённую сначала в белую серу (лунное дерево), а затем в красную (солнечное дерево), нужно постепенно, капля за каплей, увлажнять её. Сатурн присутствует в образе садовника, как указание на происхождение ртутной воды.
Здесь же не Сатурн, но Frequentia — выносливость и упорство — делает дело. Оно придает всему этому чуть более оптимистичный оттенок, но все еще очень связано с этими прошлыми идеями. И мы внезапно подходим к идее внутренней смерти также и в следующей части:
«Теперь оросите ваше тело водой живою, то есть Словом Божиим. День и ночь размышляйте об этом, чтобы у тела не было времени говорить или думать о чем-то другом. Хорошая почва — это мягкое сердце, которое стыдливо и скромно. С момента грехопадения Адама сердца людей стали тверды, как камни, и если они не будут смягчены снова словом Божиим, они останутся камнями навсегда, и вот почему мы все стали врагами Бога, пока вражда эта не будет снова преодолена благодаря высочайшему садовнику и его слуге mens. Поэтому возблагодарим Бога, который счел нас достойными того, чтобы просветить наши сердца Своим светом и смягчить их Своим словом. Идите же теперь и попытайтесь найти добродетель».
Иоганн де Монте-Снайдер (?), «Chymica vannus». Сатурн или Кронос на этой эмблеме также изображён оскоплённым, как его отец Уран. Сатурн пожирал своих новорождённых детей, поскольку ему предсказали, что один из сыновей свергнет его с престола. Однако матери удалось спасти последнего из детей, Юпитера, подложив вместо него камень. Сатурн означает Ночь, Черноту Разложения; также эту стадию называют головой ворона (Caput Corvi). Но именно эта «голова» главенствует над Работой, поскольку без разложения не может быть созидания.
Это этап алхимии, который намекает на так называемую вторую смерть, затем на multiplicatio, а также proiectio. Вновь напоминаю: пожалуйста, не ассоциируйте юнгианские термины с этими. В целом это этап, когда философский камень, после того как был создан в реторте, должен быть еще несколько раз уничтожен, а затем переделан: своего рода полное повторение работы, которое обычно выполняется четырежды. Это повторяемое уничтожение философского камня и его переработка называется rotatio, вращение через четыре элемента. После этого реторта, как правило, ломается или открывается, а затем начинается этап multiplicatio путем проекции.
Идея состоит в том, что философский камень, который есть также форма мистического золота, которое пытались сотворить алхимики, сделан, а затем брошен на другую, нечистую материю, которая не была включена в процесс, например обычное железо, обычный свинец или любой другой материал. Затем он показывает качество преобразования, поскольку трансформирует эти другие материалы через proiectio, проекцию. Он преобразует их в золото и обладает тем, что можно было бы назвать положительным, заразным влиянием на другие материалы. Если, как алхимик, вы сделали частичку материала этого мистического золота в реторте, тогда, когда вы открываете ее, она распространяется на другой материал. Иногда у этой идеи есть вариант, что вы сделали не твердое, но жидкое или питьевое золото, или род эликсира, и тогда умножение proiectio соответствует последующему исцелению других людей и других вещей. У него снова есть этот вид исходящего положительного заразного воздействия.
Этот этап также можно найти в некоторых упражнениях восточной медитации, в частности в дзэн-буддизме. После того как вы обрели самадхи — внутреннее просветление или, мы бы сказали, контакт с Самостью или ее ощущение, — встает проблема того, как жить дальше. И вот, в известной серии «Zen Buddism Oxherding Pictures» («Дзэн-буддийские пастушеские картинки»)[37], после того как новичок испытал большой опыт трансцендентности и просветления, или самадхи, есть последняя картинка, на которой мудрый старик с легкой дружелюбной улыбкой на лице идет с чашей для подаяний в сопровождении своего челы (ученика), и стихотворение гласит: «Он забыл богов, он забыл даже свое просветление. Он просто идет на рынок за подаянием, но куда бы он ни шел, везде цветут вишневые деревья».
Здесь вы видите исцеляющее влияние на внешние вещи, даже на природу. Это возвращение к наивному, бессознательному образу жизни, что означает также снова жить наивно в реальности как она есть, без каких-либо искусственных усилий сдерживания эмоций, фантазий или мыслей, а скорее содержа ее в реторте и так, очевидно, возвращаясь к начальной стадии бессознательного. На самом деле это не совсем так, потому что это уже происходит на более высоком уровне, что проявляется косвенно в том, что мастер дзэн на этом этапе достиг мягкости сердца и способности жить таким образом, который, возможно, лучше всего был описан Лао-цзы: мягкость и печаль, в которых он чувствует себя одиноким, в то время как все другие думают, что знают все, знают, что они хотят и о чем думают[38]. Здесь, в алхимическом multiplicatio, хотя и проецируемая в материю, есть та же идея: mulitiplicatio как возврат к начальной стадии, разрушение реторты, что означало бы прекращение искусственного упражнения в интроверсии и интроекции собственных проекций, таким образом позволяя бессознательному течь через себя без постоянной концентрации на этом — абсолютное переворачивание начального этапа того, что мы делаем.
Например, при анализе, когда люди делают проекции на внешний мир или наивно уступают своим чувствам и аффектам, мы стараемся заставить их принять проецирование обратно и видеть вещи объективно, как внутренний фактор. Это упражнение сейчас перевернуто, и бессознательному позволяется течь через человека, а затем оказывать положительное влияние на окружающее.
Дорн, который был в основе своей христианином, сравнивает это с размягчением сердца и подготовкой к получению Слова Божия, что означало бы чувственную реализацию христианской истины.
Дорн усиливает эту проблему сердца в своем знаменитом комментарии к статье Парацельса «De Vita Longa», который Юнг, в свою очередь, обширно прокомментировал в своей большой статье о Парацельсе. Сущность учения, представленного там, исходит от Парацельса, но Дорн добавил весьма поучительные уточнения. Ассоциации, которые Дорн, вероятно, имел в виду, таковы: сердце, согласно Парацельсу и Дорну, является местом возбуждения, эмоций и чувств, чувственной жизни, потому оно очень беспокойно. На него очень легко повлиять и оно постоянно отрицательно или положительно откликается на внешний и внутренний опыт. Тем самым оно перетруждает себя, что очень часто приводит к преждевременной смерти из-за какой-нибудь болезни кровообращения или сердца. Поэтому можно сказать, что если люди преждевременно перетруждают себя, это очень часто связано с множеством неконтролируемых чувств и эмоций, что приводит к «болезни менеджера» или сердечному приступу.
У сердца, грубо говоря, четверичная структура, по крайней мере Парацельс и Дорн видели его таким образом. Поэтому для медицинских философов того времени оно символизировало Самость, но как чувство-реализация. Они предположили, что в сердце находится определенное количество воздуха, который может вырваться наружу и вызвать внезапную смерть или инфаркт. И потому предложенное ими медитативное упражнение было направлено на то, чтобы выпустить воздух из сердца и уменьшить эмоциональные или чувственные реакции на внешние события, так, чтобы реагировать полностью на ритмы Самости. В этой работе есть попытка очень сложным алхимическим языком объяснить восстановление сердца, благодаря которому оно стало спокойным и приобрело регулярный, размеренный ритм; у него есть еще чувства-реакции, но только направленные на то, что Парацельс и Дорн называют Adech или Aniadus и подобными сложными именами.
Юнг разгадал этот тайный язык и показал, что то, что эти авторы имели в виду под этими именами, соответствует тому, что мы сейчас назвали бы Самостью. Например, Adech — это вечный человек и подобные ассоциации. Это восстановление сердца продлевает жизнь людей. Такова была медицинская теория Парацельса и Дорна, и я могу сказать только, что мне с современной точки зрения кажется, что в ней заложено многое. В нашем контексте смягчение и успокоение сердца вызывает схожие ассоциации: сердце лишается некой автономной зависимости от эго, от его желаний и импульсов, и становится мирным и обособленным. Функция чувства, оторванная от внешнего, затем открывается Слову Божию и некому чувству-реализации христианского учения. Вот в чем суть этого садоводческого процесса, и это ответ на последнее предложение, которое я до этого процитировала в тексте, где у Дорна mens говорит, что нужно выполоть все дурные мысли, вражду и злые дела; но затем Дорн внезапно совершает некий странный скачок мысли: он добавляет, что злые дела и мысли воспринимаются не телом, но